Что заставляет искателей древностей проводить много часов на палящем солнце, какое оно — счастье настоящего археолога, почему представители этой профессии недолюбливают кладоискателей и что делать, если ваш дом оказался на территории древнего поселения — всё это АиФ.ru узнал у 
участницы Смоленской археологической экспедиции МГУ — Тамары Пушкиной.
Наталья Кожина, АиФ.ru: — Тамара Анатольевна, вы недавно вернулись с раскопок, поделитесь результатами.
Тамара Пушкина: — С одной стороны, сенсаций нет — и это хорошо, потому что сенсации иногда привлекают нездоровое внимание, а мы предпочитаем работать спокойно. С другой стороны, находки этого года уточняют наши знания, дополняют, расширяют их — и это тоже хорошо.
Например, каждый год мы находим сотни гвоздей, десятки ножей. Кто-то скажет: подумаешь, нашли ещё десяток ножей, и что? Отвечаю: хорошо, что нашли, потому что мы можем расширить наши знания, проведя металлографический анализ клинков ножей, изучив состав железа, изучив то, как они сделаны, мы точнее можем сказать, какая технология преобладала у населения. Они делали ножи из «грязного» железа или использовали сталь, или они использовали железо и сталь, сваривая их вместе. В нашей работе не бывает мелочей.
— Вы сказали, что, к счастью, никакой сенсации не нашли. В вашей практике уже был печальный опыт, когда «громкие находки» мешали делу?
— Они не всегда мешают. Я приведу вам пример положительной сенсации. Основатель и руководитель Смоленской экспедиция МГУ Даниил Антонович Авдусин в 1949 году раскопал курган, где была найдена разбитая византийская амфора, на черепках которой обнаружили процарапанное славянское имя. Надпись датируется примерно второй четвертью Х века. И по сей день эта находка — единственная. У нас нет славянских надписей на территории Древней Руси этого времени. Это была сенсация в 1949 году. Она способствовала тому, что Смоленская экспедиция получила поддержку от университета и продолжила свою работу.
— А отрицательный момент в чём выражается?
— В 1993 году во время работы нашей экспедиции на поселении мы нашли клад, который состоял из более чем 200 предметов. Всё это лежало компактной кучкой. Клад во время раскопок — нечастое явление. Несмотря на то, что мы молчали о нашей находке, о ней знали только те, кто принимал участие в раскопках. Мы дали друг другу слово, что будем молчать до той поры, пока не вернёмся в Москву, потому что боялись, что могут быть какие-то неприятности. Пока мы работали ещё в течение двух недель после того, как обнаружили этот клад, всё было тихо и спокойно. Мы уехали, и по прошествии очень небольшого времени на территории поселения начались грабительские раскопки.
— Это были «чёрные» археологи?
— Ну, назовём их так. Кто-то, кто прослышал об этой находке, решил, что там ещё что-то осталось. Когда мы осенью приехали, то с ужасом увидели несколько огромных ям, совершенно варварских — всё выворочено, всё выброшено. Вот вам сенсация, которая обернулась для нас своей негативной стороной.
Примерно с 1993 года в Гнёздове очень широко развилась «чёрная» археология. В это время у нас стали продаваться металлодетекторы, и так называемые «любители древностей» приобретали эти приборы и ходили с ними по территории поселения и курганов.
— «Любители древностей» с металлоискателями наверняка возразили бы вам, что они имеют полное право заниматься поисками — это же хобби, и ничего плохого в этом нет.
— Да, казалось бы, достал он эту вещь, будет теперь любоваться, показывать своим детям. Но в большинстве случаев он не знает, что это такое. Вот нашёл он серебряную арабскую монету. Но он же не знает контекст: что было рядом, взаимосвязь одного с другим. У него эта вещь превращается в «бомжа» — паспорта нет, происхождение неизвестно, где живёт, как живёт — неясно. Вещь потеряла свой паспорт, она безлика, она ни о чём никому не расскажет, кроме того, что она либо хороша сама по себе, либо не очень. А это очень субъективно. Для кого-то заклёпка от ладьи — ржавый гвоздь, а специалист, в зависимости от того, какой у неё размер, какое сечение ножки, какой формы шляпка, скажет, это заклёпка от повозки или от ладьи. А если от ладьи, то какого размера была ладья.
— Тамара Анатольевна, вы наверняка слышали много историй, когда люди оказываются владельцами участков, находящихся на месте древних поселений. Что нужно делать таким «счастливым» обладателям, чтобы потом не выяснилось, что они нарушили закон?
— Современная деревня Гнёздово (где мы ведём раскопки) растёт, расширяется и потихоньку перекрывает древнее поселение. По законодательству следует, что строительство на территории памятника возможно только после археологического обследования того или иного участка. Например, в деревне на участке решили строить гараж и баню. Они знают, что у них — территория памятника. Хозяева обращаются в Департамент культуры Смоленской области с заявлением, что они планируют такое строительство. Департамент культуры связывается с нашей экспедицией и говорит, что там собираются строить, включите этот участок в план ваших работ. Эти работы должны быть оплачены. Хозяин участка, который собирается строить что-то у себя, обязан оплатить эти археологические работы. Мы составляем смету и направляем её хозяину. Если у хозяина нет денег на это, то строить там нельзя.
— А если человек приобрёл землю и не знал, что она находится на территории археологического памятника? Копал огород, находил какие-то черепки, но он же не специалист и был не в курсе…
— Когда вы приобретаете участок, вы утверждаете план строительства и должны это согласовать с местной администрацией, с архитектором районным или областным. Во всех этих структурах есть или должны быть списки памятников. Поэтому, когда вам подписывают разрешение на приобретение и застройку, они должны свериться с этим списком. Если в списке есть указание, что здесь находится археологический памятник, стоящий на охране, они должны вас предупредить о том, что вы должны сначала выполнить определённые требования. Тогда вы подумаете, приобретать этот участок или нет. В некоторых случаях администрация или архитектор не глядя подписывают разрешение, и человек, приобретя участок, потом оказывается в этой сложной ситуации. Можно строиться без раскопок, но придётся платить штраф — 500 тысяч рублей.
— Романтики в вашей профессии больше, чем сложных моментов?
— Большинство романтику нашей профессии понимает так: у костра, с гитарой, обязательно выпить. Это всё присутствует. Но романтика профессии состоит, на мой взгляд, вот в чём. Когда вы раскапываете, допустим, культурный слой, аккуратно разбираете слой за слоем, затаив дыхание. И в результате находите несколько бусин, а они оказываются целым ожерельем. Это счастье! Одна из участниц нашей экспедиции нашла так 68 бусинок — это ожерелье было потеряно кем-то и так осталось лежать тысячу лет назад, а Ксения своей рукой его расчистила! Недавно одна из участниц экспедиции у нас совочком расчищала слой и нашла совершенно целый бронзовый браслет. Она его кисточкой обмела и своей рукой достала. Представляете, это же тысячелетняя давность! Вот она — настоящая романтика.
