Была ли драка?
Когда мы его встретили, я, бывший фронтовик, сразу заметил рану: левая надбровная дуга была вмята в череп. Там, несмотря на усилия лечащих врачей и старания гримёров, отчётливо просматривалась тёмно-бурая жидкость - запёкшаяся кровь.
Позже в народе ходило много слухов о том, что произошло с Гагариным. Кто-то говорил, что он подрался, кто-то - что прыгал с балкона из комнаты приглянувшейся ему медсестры. Но мы, как работники ЦК, доподлинно знали эту историю. Дело было в Крыму. Гагарина пригласил к себе на ужин один из ответственных работников крымского обкома партии. Его дом стоял на взгорье и был окружён невысоким забором, сложенным из камней. Гости посидели за столом, поговорили, выпили, вышли во двор проветриться. Гагарин опёрся спиной на каменный забор, начал шутить, развлекать компанию, в порыве потерял равновесие и перекувырнулся через него. Приземлился очень неудачно, ударился головой о камень. Сознание Юрий Алексеевич не потерял, но кровь из раны шла сильно. Конечно, его сразу же отвезли в один из ближайших санаториев.
Зачем погубили национальное достояние?
Мы пригласили Юрия Алексеевича в комнату рабочей группы мандатной комиссии съезда. Там сидели стенографистки, машинистки, наши коллеги. Как только Гагарин переступил порог, раздался гром аплодисментов, девушки заахали, заохали. Мы сообщили Гагарину, что будем провожать его в зал заседаний, в перерыве встречать и снова доставлять в царские покои Большого Кремлёвского дворца, таким образом отсекая любого, кто попытался бы подойти и пообщаться с Юрием Алексеевичем. У нас была директива: «К Гагарину не подпускать никого. Не позволять приставать к нему с разговорами, расспросами, а если кто-то попытается сфотографировать, тут же отобрать фотоаппарат и засветить плёнку». Никто не должен был видеть раны на его лице. И если бы где-то появились снимки раненого космонавта № 1, разразилась бы катастрофа. Конечно, Гагарин был недоволен. Сухо сказал: «Я знаю предписание». Он ожидал, что на съезде окажется в центре внимания, которое заслужил. Что говорить, ему нравилась народная любовь. А получалось, что он не мог общаться ни с кем, кроме узкой группы лиц. Но Гагарин всегда нам подчинялся. Никогда не пытался отделаться от нас или нагрубить. Он понимал, что мы выполняем чьё-то поручение.
В царских покоях стоял длинный стол, на нём - тарелки с бутербродами, термосы с чаем, бутылки с минеральной водой. В перерывах Гагарин сначала шёл к врачам (это происходило каждый час) - они его осматривали, мерили давление, температуру, а затем подходил к нашему столу. Видно было, что он вовсю пытался восполнить нехватку общения. Шутил с нами, говорил об охоте, рыбалке, рассказывал, какую рыбу ему удалось поймать.
Когда работа съезда подходила к концу, девчата из числа машинисток, стенографисток уже осмелели и стали подходить к Гагарину за автографами. Он очень радовался и никому в подписи не отказывал. Мне тогда казалось, что работнику ЦК несолидно обращаться с такой же просьбой к Гагарину. Но тем не менее в последний день работы я вспомнил, что в кармане лежит фото моей двухлетней дочурки Юленьки. Подошёл к Гагарину и попросил написать пожелание. Он с радостью выполнил мою просьбу, написал: «Юле Туровцевой с самыми добрыми пожеланиями в жизни. Гагарин».
А 27 марта 1968 года я был в Колонном зале. Шло совещание руководства партии. Внезапно в президиум вышел весь состав политбюро во главе с Брежневым. И именно Брежнев сказал: «Товарищи! У нас произошёл страшный несчастный случай. Потерпел катастрофу самолёт, на котором летел Юрий Алексеевич Гагарин. Гагарин погиб». Все молча встали, почтили память. Потом очень долго не прекращались разговоры о том, почему за Гагариным следили так тщательно и при этом не смогли или не посчитали нужным оградить его от рискованных полётов, чтобы сберечь это национальное достояние.
«В моей комнате на стене висит фотография. На ней - моя дочка Юленька. На фото - посвящение: «Юле Туровцевой с самыми добрыми пожеланиями в жизни. Гагарин». Эту карточку я берегу как реликвию, - рассказывает бывший зампредисполкома Моссовета Виктор Туровцев.
Туровцев хорошо знает о том, как ЦК следил за первым космонавтом Земли. О тех строках гагаринской биографии, что оказались в своё время за скобками официальной истории, он рассказал «АиФ».
- В октябре 1961 г. состоялся XXII съезд КПСС, - рассказывает Виктор Иванович. - В это время я работал в ЦК инструктором Отдела парторганов по союзным республикам. Дня за два до открытия съезда меня и моего коллегу Женю Соколова пригласил к себе заместитель заведующего нашим отделом. Он сказал: «Товарищи, ваша обязанность - собирать с мест отклики на работу съезда. Помимо этого вам двоим предстоит выполнить ещё одно очень деликатное и ответ-ственное поручение».
Мы напряглись. Догадаться, о чём шла речь, было невозможно. «С Юрием Алексеевичем Гагариным произошёл несчастный случай. Сейчас товарищ Гагарин находится под наблюдением врачей. Но он избран делегатом XXII съезда партии и хочет принимать участие в его работе. Однако врачи не дают полной гарантии, что работа на съезде ему не повредит». На самом деле врачи были категорически против участия Гагарина в съезде, но он сам настаивал, говорил, что отлёживаться не намерен.
Тогда руководство ЦК приняло половинчатое решение: Гагарин примет участие в работе съезда - но только в те часы, когда будут проходить заседания. А в перерывах он должен быть освобождён от контактов с делегатами.
Нашей же задачей было встретить Гагарина у Большого Кремлёвского дворца и оградить от ненужных контактов.
В первый день работы на съезде я и мой напарник Женя Соколов дежурили у окна Большого Кремлёвского дворца. Вереница чёрных машин направлялась к Дворцу съездов, но одна из них остановилась. Из неё вышел человек в военной форме. Это и был Гагарин
