Он родился 215 лет назад, 25 ноября 1810 года, в бедной семье военного казначея. «Бедный казначей» звучит парадоксально — что по тем временам, что по нынешним. Но таков уж был новорождённый — вся жизнь Николая Пирогова была парадоксом.
Да и посмертная судьба тоже. Сейчас на вопрос: «Кто лежит в мавзолее?» — ответ очевиден. Ленин, конечно. В Российской империи ответ тоже был очевиден, но по содержанию отличался — хирург Пирогов, конечно.
Действительно, первый на территории нашей страны мавзолей с доступом к забальзамированному телу появился в имении Вишня, что сейчас считается частью города Винница — там с 1866 года Николай Иванович жил, там он и умер 5 декабря 1881 года. И это решение, идущее, казалось бы, поперёк всех православных традиций, было одобрено Церковью: «Дозволяется не предавать земле, дабы ученики и продолжатели благородных и богоугодных дел Н. И. Пирогова могли лицезреть его светлый облик». И по сей день застеклённый саркофаг с телом великого хирурга находится в так называемой крипте — цокольном этаже православного храма, чуть ниже уровня земли.
Основа основ
В чём же состояли «благородные и богоугодные дела»? Можно ограничиться простым перечислением достижений русского врача. Первое применение общего наркоза в полевых условиях. Первое применение антисептических средств. Первое применение гипсовых повязок. Создание первого в мире корпуса сестёр милосердия...
Но так можно не увидеть за деревьями леса. Дело в том, что все эти достижения — лишь частные случаи той революции в мировой медицине, которую совершил Пирогов. Тех его открытий, которые перевернули представление о хирургии как таковой и представление о врачебной помощи в полевых условиях.
Возможно, причиной тому было то, что сын казначея учился на (как тогда говорили) медные деньги — когда он стал студентом медицинского факультета Московского университета, семья не могла наскрести ему медяков даже на студенческий мундир... Словом, мотивация к учёбе и карьере у юноши была отменная. Неудивительно, что по окончании университетского курса его направляют в Профессорский институт для подготовки высшего преподавательского состава. А потом — на 3 года в Берлин, ведь немецкая школа хирургии тогда считалась образцом для подражания.
На поверку оказалось, что образец липовый: «Кто из моих соотечественников поверит мне, если я расскажу, что в Германии можно встретить знаменитых профессоров, которые с кафедры говорят о бесполезности анатомических знаний для хирурга?» Это цитата из предисловия труда Пирогова «Хирургическая анатомия артериальных стволов и фасций», который вышел в 1837 году и сразу стал классикой.
К слову. Поняв, что в Германии ловить нечего, Пирогов в 1838 году едет во Францию, надеясь поучиться у тамошних светил, в частности у хирурга Альфреда Вельпо. К Вельпо молодого медика не пускают, объясняя, что мэтр занят изучением потрясающе важной книги. Когда Пирогов всё-таки пробивается к французу, выясняется, что тот читал как раз его «Хирургическую анатомию»...
Сейчас даже люди, далёкие от медицины, уверены: хирург обязан знать анатомию. А тогда взгляды Пирогова произвели переворот в умах.
Возглавив в 1841 году кафедру в Императорской медико-хирургической академии, Пирогов в течение 11 лет занимается тем, что режет замороженные трупы на тоненькие пластины. В трёх измерениях — вдоль, поперёк и под углом. Итогом этой не самой приятной работы стал монументальный труд «Топографическая анатомия по распилам через замороженные трупы», издаваемый с 1852 по 1859 год. Так была заложена основа для всей современной оперативной хирургии как таковой. Труд Пирогова стал и предтечей компьютерной томографии, которая тоже показывает взаимное расположение органов как бы «в разрезе». Именно эта работа сделала Пирогова знаменитым во всём мире.
Что же касается его роли в истории как «основоположника военно-полевой хирургии», то здесь понимание его заслуг чуть больше. Но именно чуть. Ведь дело касается не только хирургии (один раздел медицинского знания), а комплексной врачебной помощи в условиях боевых действий.
Травматическая эпидемия
Этим делом Николай Иванович занялся в известной мере случайно. В 1847 году русские медики одними из первых в мире начали осваивать общий эфирный наркоз, предложенный в 1846 году американцем Уильямом Мортоном. Николай Пирогов за первые месяцы 1847 года провёл более 60 экспериментов с эфиром, в том числе и на себе. Но в марте того же года министр внутренних дел Лев Перовский издал циркуляр, вводящий ограничения на использование эфира — некоторые больные травились им.
Ограничения не затрагивали военных. И потому Пирогов отправляется на Кавказ. В июле 1847 года в Дагестане, во время боя за аул Салты, он впервые в мире применяет общий наркоз в полевых условиях, прооперировав прапорщика Гагарина. А заодно знакомится с чудовищным бардаком, который представляла собой медицинская военно-полевая помощь той эпохи.
Много лет спустя, в 1879 году, Николай Иванович опишет свою точку зрения на войну буквально в двух словах: «Война есть травматическая эпидемия». Формулировка чеканная. В самом деле — эпидемия. Только не гриппа, а травм — от сравнительно лёгких, вроде контузий, до тяжелейших, вроде проломленных черепов и глубоких проникающих ранений.
А коль скоро это эпидемия, то и бороться с ней чисто медицинскими методами — дело гиблое, потому что в таких условиях врачи без административной поддержки действуют вхолостую: «Не медицина, а администрация играет главную роль в деле помощи раненым и больным на театре войны».
И действия Пирогова во время Крымской войны 1853–1856 годов свидетельствуют, что суть проблемы он понял великолепно. Если бы не продавленный Пироговым переворот в организации военно-врачебной помощи, то все его инновации вроде гипсовых повязок, антисептиков или наркоза оказались бы неэффективными.
Переворот же состоял в том, что Пирогов предложил сортировку раненых, разделив их на пять категорий.
От безнадёжных, которым нужен не врач, а священник, до лёгких, которым требуется только первичная перевязка. Последним можно было помочь чуть ли не на передовой или в самом ближнем тылу на перевязочном пункте. Тех же, кто ранен серьёзнее, эвакуировали в операционные при полевых госпиталях.
Такое устройство и стало основой доктрины лечебно-эвакуационного обеспечения раненых, которая была принята сначала в русской, а позже и во всех остальных армиях мира.
Сёстры милосердия
«Представьте себе тысячи раненых, которые по целым дням переносятся на перевязочные пункты в сопровождении множества здоровых; бездельники и трусы под предлогом сострадания всегда готовы на такую помощь», — писал Пирогов, и его негодование понятно. И врач находит остроумный выход, впервые организовав регулярный женский уход за ранеными. Со времён Крымской войны «сострадание, братская любовь и утешение» стали прерогативой сестёр милосердия. «Севастопольские сестрички», барышни из «Крестовоздвиженской общины сестёр попечения о раненых и больных», основанной Пироговым, были первыми в мире, появившись на позициях осаждённого города в октябре 1854 года... Когда Николай Иванович узнал, что первыми сёстрами милосердия пытаются провозгласить англичанку Флоренс Найтингейл и её команду, он пришёл в ярость: «О мисс Нейтингель и о её „высокой души дамах“ мы в первый раз услыхали только в начале 1855 года. Мы, русские, не должны дозволять никому переделывать до такой степени историческую истину. Мы имеем долг истребовать пальму первенства в деле столь благословенном». Золотые слова. Лучше и не скажешь.
Подписывайтесь на АиФ в  MAX
|
