Война рождает героев не только на фронте, но и в тылу. Один из них — детский доктор Дмитрий Бессонов.
13 июня Донецк пережил страшный день. Почти непрерывный артиллерийский обстрел продолжался с утра и до вечера. Всего по городу было выпущено больше трёхсот снарядов, украинские войска не пощадили даже роддом, где в тот момент находились 178 пациенток и 35 младенцев. Пока сотрудники прятали в подвале женщин и детей, замдиректора центра, детский врач Дмитрий Бессонов с медсестрой и дежурным врачом остались в отделении реанимации новорождённых — вместе с двумя детьми, которых нельзя было отключать от аппаратов. Взрывной волной разнесло стеклянные перекрытия, но ни дети, ни медики не пострадали. Aif.ru разыскал доктора-героя.
Юлия Борта, Aif.ru: — Дмитрий Анатольевич, расскажите, пожалуйста, что происходило в тот день?
Дмитрий Бессонов: — За 8 лет мы уже привыкли к разного рода звукам войны: громче, тише, улетает, прилетает, ближе, дальше... И ориентированы в этих моментах были прилично. В определённые периоды даже не сильно обращали на это внимание. Ну, грохнуло и грохнуло. Но то, что случилось 13 июня, конечно, настоящий ужас даже для нас, потому что такого плотного огня мы не видели за все время с 2014 года. Снаряды ложились совсем рядом с нашей больницей, у соседних корпусов — у нас ведь немаленький больничный городок, где находится несколько лечебных учреждений. Некоторые из них еще в первой половине дня пострадали от обстрела. Все это было хорошо слышно и очень сильно тревожило персонал. Безусловно, всех, кого можно было, перевели в подвальное помещение, в котором размещались, как в убежище. Но двух малышей, к сожалению, мы не могли эвакуировать ввиду их тяжелого и не совсем стабильного состояния. Отключение их от систем жизнеобеспечения, ИВЛ могло повлечь за собой очень тяжелые последствия.
Только через некоторое время пришло понимание, что обстрел не заканчивается. Мы ведь привыкли за эти восемь лет, что постреляли, потом натиск прошел, дальше может быть затишье. Но тут затишье не наступало.
Был выходной день, я находился дома с семьёй. И был очень обеспокоен тем, что мои сотрудники, которые находились непосредственно на рабочих местах в роддоме, могли поддаться панике. Никто ведь заранее не знает, насколько у тебя хватит выдержки и самообладания в тяжёлой ситуации, чтобы не совершить непоправимую ошибку. А отключить от аппаратов детей, которых мы с трудом выхаживали — один родился недоношенным, а другой с тяжёлой внутриутробной инфекцией — было просто страшно.
— И вы не выдержали и решили ехать?
— Да. Когда я ехал на работу, город уже был совершенно пустой. Люди прятались в подземных переходах, подвалах — кто куда успел. По дороге постоянно то там, то здесь были слышны разрывы. Примерно в 16 часов я приехал в роддом.
Первые два часа было впечатление: вот сейчас налажу работу, помогу, поддержу людей и, может быть, смогу уйти. Но эти планы тут же разрушились, потому что в 18 часов вновь начался сильный обстрел. И ложилось уже совсем близко. Мы выбрали наиболее безопасные места в отделении, в коридорном помещении, где детям меньше всего угрожало, и они продолжали получать терапию.
Где-то в районе 7 часов вечера был совершенно жуткий прилет в кровлю нашего здания — всего в полутора-двух десятках метров от нашего отделения, где находились дети. Взрывной волной выбило окна, разрушило стеклянные перекрытия между реанимационными залами, но, слава Богу, ни оборудование, ни системы обеспечения кислородом, электрическая сеть не пострадали. Дети пережили все благополучно, их состояние не ухудшилось. Мы переночевали в отделении и на следующий день перевели детей в отделение интенсивной терапии республиканской детской больницы. Сейчас их здоровью ничего не угрожает. Надо сказать, что если бы решение о переводе в другую больницу было принято 13 июня, в день обстрела, то транспортировка, конечно, существенно ухудшила бы состояние детей. На тот момент они были еще нестабильны. Нам как раз не хватило суток, может быть, даже полдня, чтобы добиться стабилизации. Вот такое роковое стечение обстоятельств.
— Получается, воздушная тревога не успела сработать в тот день? Сразу начались взрывы?
— Оповещение было, но насколько оно эффективно работает, не могу оценить. В 2014 году чаще обстреливали из минометов, «Градов». Мы что-то даже могли отследить, куда именно прилетит. Сейчас применяются более тяжёлые и дальнобойные реактивные системы, «Ураганы» и другие. Мы слышим свист, потом хлопки — ПВО срабатывает, а потом уже прилетает. Сориентироваться сложно, где будут происходить разрывы.
— Я слышала, что во время обстрела в подвале родился ребёнок.
— Да, в подвале принимали роды. Причем они были преждевременные. Но, слава Богу, срок уже был довольно приличный — 35 недель. С малышом все в порядке.
— Какие настроения сейчас у ваших коллег? Многие ли уехали после начала специальной военной операции? Или, может быть, кто-то, наоборот, приехал помогать?
— Нет, никто не приехал. Но и массового исхода после февраля не было. Конечно, очень сильно народ встревожен, обеспокоен, многие боятся за своих близких. Единичные случаи увольнений есть, но не среди врачей, больше среди медсестер и младшего медперсонала.
В любом случае сейчас необходимы восстановительные работы, оказывать профильную медицинскую помощь мы в таких условиях не можем. Поэтому в ближайшее время роддом работать не будет. Кто-то из сотрудников переводится на работу в другие роддома, но большинство оформляют отпуска. Передохнуть, выехать за город (благо, погода позволяет), поменять картинку перед глазами и звуковую дорожку. Постоянные обстрелы добавляют нервозности.
Как дальше будут обстоять дела, мне сказать сложно, потому что, по большому счету, такого, как 13 июня, не было никогда. Если у кого-то нервы в этом плане не выдержат, сдадут, наверно, стоит ожидать, что какой-то отток кадров случится. Будет ли повторение 2014 года, когда уехали очень многие? Не знаю. Я очень хорошо всё это помню. Было очень непросто. Тогда у нас считанные специалисты остались — 4-5 гинекологов, 2-3 неонатолога, 5 акушерок и 5 медсестер на огромный роддом. Уезжали все те, кто считал невозможным оставаться здесь. Кто-то по идейным соображениям. Другие по соображениям безопасности, а потом стали идейными.
— Но вы для себя уже приняли решение оставаться?
— Я это решение принял еще 26 мая 2014 года, когда над нами начали летать самолеты и обстреливать наш аэропорт. Тогда мне мои коллеги из других регионов Украины, с которыми мы поддерживали дружеские отношения, предлагали устроиться на работу. Считали, что вот раз в Донецке все плохо, надо ехать к ним. Причем предложения были довольно заманчивые — не районные больницы, а ведущие перинатальные центры страны. Но у меня не повернулся язык сказать «Да, конечно». Я не видел себя в том, чтобы жить и работать в другом месте. А как же здесь мои пациенты? Всё равно же все не уедут, люди останутся в городе, им нужно помогать. Я люблю свой город, здесь могилы моих родителей, здесь я родился, учился в Донецком мединституте. Отделение, в котором все недавние события происходили, открылось в 1995 году, и я с тех пор там работаю. Все 27 лет, нигде больше не работал. Вся жизнь — терапия новорождённых. Как я мог это всё бросить? Не хотел ничем этим жертвовать.
— Ваша семья с вами?
— Моя супруга работает вместе со мной. Она заведует отделением интенсивной терапии новорожденных роддома. Старшая дочь тоже врач, детский хирург в республиканской детской больнице. Когда началась специальная военная операция, обстрелы, детские садики в городе закрыли, так что наша 5-летняя дочь тоже стала ходить с нами на работу в роддом. Вообще у нас среди сотрудников очень много семей, где и папа, и мама работают в роддоме. Мы даже планировали открыть детскую комнату для детей сотрудников, потому что детворы по роддому бегали просто толпы. Нашли человека, который бы присматривал за детьми. Но обстоятельства пока сложились по-другому.
— Когда роддом сможет вернуться к работе?
— Пока эти сроки никто не берется озвучить. Пострадало около ста оконных проемов. При соответствующей организации их можно восстановить за 2-3 недели. Основная проблема с крышей. В ней теперь огромная воронка от попадания снаряда, разрушен коллектор ливнеотвода. Вода со всей крыши течет беспрепятственно до 2-3 этажа, повреждая на своем пути все на свете. Сколько времени понадобится для ремонта, пока непонятно. Есть альтернативные варианты. Если успеем закрыть оконные проемы, сможем как-то скомпоновать работу служб, чтобы частично принимать пациентов. Опять-таки мы все это планируем исходя из того, что больше такого не повторится. Но гарантий же никто не дает. Если что-то подобное будет, то, естественно, наши все планы будут очень сильно меняться.
— Вам сейчас нужна помощь?
— Компетентные люди, которые могут нам оказывать помощь, подключены. Заявки все отправлены. Необходимые средства на ремонт выделяются, а там по ходу будет видно, что ещё нужно. Задача восстановления города — государственного уровня. Поэтому все средства будут привлечены. Если этого будет недостаточно, будем обращаться к тем, кто может нам помочь.
— А лекарств вашим пациентам хватает?
— Смотря с чем сравнивать. Если с запасом нашей аптеки до начала войны, то, конечно, сейчас совсем не тот уровень. Тогда мы не нуждались ни в чем. Родителям приходилось покупать максимум предметы ухода за малышами. В последнее время были сложности с определёнными профильными препаратами, в том числе из-за санкций. Но все вопросы решаются. Помогают поставки лекарств, которые к нам привозят гумконвоями из РФ.
— Как работал ваш роддом до специальной военной операции и что теперь?
— До 2014 года наш роддом принимал 4,5-5 тыс. родов в год. За прошлый год у нас прошло больше 2 тыс. родов. С началом военных действий показатели уменьшились. Народ уехал, рожать стали меньше. Но мы переориентировали свою работу и, не отказывая никому, принимали 30% родов от всего количества в республике. В ДНР 15 роддомов, 6 — в самом Донецке. Причем забирали на себя самые сложные беременности, проводили весь цикл лечения новорождённых, кроме хирургии. До последнего обстрела у нас появлялись на свет примерно 6-7 детей в сутки. Так что важность работы нашего центра для республики переоценить очень сложно. Сейчас мы, конечно, будем временно простаивать. Но настроены восстанавливаться и продолжать работу.
