Орденом Красного Знамени, одной из высших наград государства, в советское время были награждены всего семь городов. Среди крупных и известных — Ташкента, Волгограда, Санкт-Петербурга и Севастополя — в это число попал и крохотный дотационный Копейск с населением порядка 150 тысяч человек.
Картина, что сейчас открывается редкому прохожему на месте некогда легендарной угольной шахты «Центральная», достойна сценария Стивена Спилберга. Кажется, здесь только что закончили съёмки сериала про космические войны или межпланетное переселение. От названия крупнейшей шахты «Центральная» остались всего несколько последних букв вывески. Вокруг — редкая трава на голой, пустой земле; кирпичи, торчащие из-под завалов стен, дают угадать периметр бывших зданий; в земле зияют круглые дыры колодцев теплотрассы: само собой, металлические люки давно разворованы, и ночью провалиться в колодец — равносильно смерти. Ходить по развалинам жутко и небезопасно. Не верится, что всего каких-то десять лет назад на шахте кипела жизнь; работать здесь считалось почётным и престижным; зарплата была одной из лучших в Челябинской области, а сам труд шахтёра — всегда востребованным и даже немного таинственным. Те местные мальчишки, кто не мечтал стать космонавтом, мечтали быть шахтёрами.
«Копейск работал на благо Родины, сейчас он никому не нужен»
«Интересно-интересно, — дядя Миша, местный мужик, что вызвался проводить нас на места былой угольной славы, недоумевает, — в том году вон то здание цело было. Вся территория огорожена была, хоть и пролезали местные оборванцы, кому чего украсть хотелось, но всё же. Я вам скажу, даже сторож был тут, вид упорно делал, что шахта не брошена-заброшена, а законсервирована и в любой момент может, типа, опять заработать. Эх, разобрали, действительно, на кирпичики, да себе, поди, заборы из неё сложили».
Копейску досталось нелёгкое прошлое. Всю жизнь город работал на благо страны. После октября 1917 года большинство шахтёров Копейска поддержали новую Советскую власть. В годы Гражданской войны шахтёры сражались против армии Колчака. Челябинские угольные копи в 1925 году были награждены высшей в то время наградой — орденом Красного Знамени. Вручал орден, говорят местные историки, сам Михаил Калинин. На копейском угле, когда были оккупированы Донбасс и подмосковные угольные бассейны, страна била фашистов — работали оборонные заводы. Построенные до войны и в её годы бараки для шахтёров были созданы как жильё временное. Но ничего, как известно, нет более постоянного, чем временное.
«Копейск работал на благо Родины, сейчас он никому не нужен, — сокрушается дядя Миша. — Я сам зарабатывал по триста рублей на шахте, а ведь не на самом трудном месте занят был, вниз и не спускался. Мужики на работу, как на праздник, бежали, а нынче, как угольная промышленность рухнула, никому не нужны стали ни мы, ни наши шахты, ни наши бараки, почти что землянки. А сама шахта вон что, водой затоплена. И травы по пояс. Как советское время прошло, десять тысяч горняков выпнули и на произвол судьбы бросили».
Шахта № 102
Эта шахта, на месте которой нынче лишь потоптанная земля да развалившиеся кирпичи, открыта была в 1932 году. Названия не было, получила порядковый номер — 102. Во время войны здесь зародилось женское движение «Девушки в забой», когда одна из работниц предложила подругам спуститься на добычу угля вместо ушедших на фронт братьев и мужей. В 70-е шахта обрела имя «Центральная». Выработки угля постоянно наращивались. Посейчас известно: шахта эта сверхкатегорийная, опасная по суфлярным выделениям, угольная пыль взрывчатая. Угли бурые, гумусовые, склонные к самовозгоранию. В 1993 году здесь случилась серьёзная авария: взрыв метана в результате возгорания конвейерной ленты. Погибли 3 шахтёра и 23 горноспасателя. В ходе ликвидации ЧП погибли ещё 2 горноспасателя. А на следующий год при проходе монтажной камеры произошёл прорыв воды из вышележащих старых рабочих выработок с частичным обрушением выработки. Тогда ещё два человека погибли.
С гибелью угольной отрасли страны и Челябинского угольного бассейна в частности Копейск как шахтёрский город сильно сдал. А ситуация осложнилась тем, что эти самые шахтёры, их потомки и предки, остались брошены в бараках-лачугах, которые некогда были одними из лучших домов города. По собственному признанию копейчан, десять лет назад им не только прекратили платить зарплату, предоставлять работу, давать квартиры, но и перестали их слышать и считать за людей.
Умер, не искупавшись в собственной ванне
Улица Забойщиков, вернее, всего несколько домов с таким адресом раскинулись совсем недалеко от угольного бассейна. Одноэтажные покосившиеся бараки грозят потихоньку сползти вглубь бывшей «Центральной». Оказывается, не только крыс, мышей, блох, а также адских условий жизни боятся здешние обитатели: их страшит всё тот же метан, который, по слухам, уже унёс жизни нескольких семей.
Дом номер 14 был одним из лучших. Двухэтажный, газифицированный — мечта. Квартиры здесь давали почётным шахтёрам. За годы существования дом превратился в реальную угрозу их жизни.
«Муж, шахтёр, так и ушёл на тот свет, не искупавшись в собственной ванне, — сокрушается одна из его жительниц Наталья. — Боимся взрыва газа. В доме насыпном такие щели, руку можно наружу из комнаты просунуть. Всё сыпется, фундамент осел, стены кривые, треснутые, постоянно мокрые. А со мной ведь ребёнок живёт, старший внук».
А всего внуков у Натальи шестеро. Все прописаны здесь. Но не живут: это невозможно. Мать вынуждена снимать квартиру. Наталья, пенсионерка, средств на съёмное жильё не имеет. Говорит, дом «сто лет как признан аварийным», однако не расселяют его. Якобы некуда.
«Тётю Нину расселили, а мы решением суда душу греем»
Совсем рядом с Натальиным домом магазин. Здесь, на крыльце, и обсуждают жильцы бараков свои горести. Делятся друг с другом, какие кабинеты чиновников надо обходить, сколько кип справок собирать и в какие суды подавать. С усмешкой обсуждают переселение посёлка Роза, устроенное по указу Путина. И недоумевают: они чем хуже? Их-то дома чем надёжнее розинских? Их-то шахты чем менее опасны разреза Коркинского?
«Тётю Нину Максимову расселили, а мы решением суда душу греем, — говорит Николай Иванович, — она жила по Забойщиков, 2. Два месяца, как переселили всех. Сильно мне жалко бабку было: почти 50 лет на «Центральной» отпахала, из них 15 — в забое, представьте себе. А потом до восьмидесяти с лишним тут прожила, на горных отводах, со стайкой косой и туалетом через дорогу».
У Николая давно выигран суд о признании аварийного барака аварийным. Оказывается, все жители горноотводной зоны делятся на тех, кто через суд доказал, что насыпной барак 60-летней давности непригоден к проживанию, и тех, кому власти без суда выдали подобный вердикт. Однако обе категории мало отличаются друг от друга: все горняки как жили в нечеловеческих условиях, так и продолжают жить. С решениями суда или без оных.
Весной и осенью местные боятся подъёма подземных вод. Особенно ночью, когда все спят, или днём, когда дома только дети. Сырость несёт ещё одну напасть — двухвосток. Насекомыми, впрочем, тут уже никого не испугать.
«Сын крутит хвосты крысам»
Совсем рядом с Забойщиков улица Леси Украинки. Бараки такие же, другое лишь название. Длинный тёмный коридор. Запах сырости и грязных тряпок. Щели в полу и стенах заставляют внимательно смотреть по сторонам: того и гляди откуда-нибудь выскочит крыса.
В квартире направо на двадцати квадратных метрах живёт семья Юрьевых: муж с женой и двое сыновей. При входе в жилище самодельный умывальник. Чуть поодаль — печь. Рядом с ней — стенка образца 1970-го года, телевизор и диван. Всё. Здесь нет ни стола, ни стула: во-первых, некуда ставить, во-вторых, небезопасно: от острых ножек может продырявиться пол.
«Крыс боишься?» — спрашиваю старшего сына Юрьевых.
«Да какой там, — говорит мама Марина. — Прихожу как-то с работы, у него крыса в руках. Сидит, за хвост её дёргает. Раньше, помню, говорили, крысы с мышами вместе не живут. Но не в наших бараках: здесь и те есть, и другие. Представляете? Эти громадные серые твари прогрызли полстены со стороны огорода. Муж залепил, а толку что. Всё равно прогрызают. А мышки то в холодильник проскочат, то коробки пожрут. Мерзко, а что делать?»
«У нас сегодня стирка», — беззубым ртом бормочет младший сын. На полу гора белья. Юрьев-старший делает не первую ходку с вёдрами за водой: она на улице, через дорогу. Как, впрочем, и туалет.
Марина достаёт из закромов толстенную папку с документами. Ответы, советы, решения, доклады, газетные вырезки, объяснения, замеры, техпланы… За годы борьбы за право не жить в аварийном доме Марина стала почти юристом и поняла, что хранить надо каждую бумагу. Даже те, где её улица, Леси Украинки, написана на официальном бланке через дефис: Леси-Украинки.
В руках её — решение суда о предоставлении семье помещения, пригодного для проживания. И ещё одно — отсрочка на три месяца ввиду отсутствия оного. Казалось бы, дело в шляпе. Но, судя по дате, отсрочка закончилась год назад. То есть решение суда попросту не выполняется.
Территория, непригодная для проживания
А в соседнем с этими местами посёлке Бажово, что тоже стоит «на шахтах», ещё одна беда: постоянные потопы. В мае власти после требований жителей организовали выкачку грунтовых вод, но прошедшие дожди вернули всё на круги своя: вновь порядка ста домов «плавают». Люди терпеливо из года в год доказывали: их топят заброшенные шахты; дело вовсе не в том, что уровень местности ниже, как пытались доказать им. Устав переписываться с чиновниками, депутатами и жилконторами, жители посёлка обратились за помощью к уполномоченному по правам человека по Челябинской области. Алексей Севастьянов подтвердил: да, результат проверки на месте неутешительный. Жильцов срочно необходимо переселять! Особенно детей, ведь вода в домах поднялась кое-где на уровень 30 сантиметров. Огороды подтоплены, люди остались без урожая, не сохранились в подполах и прошлогодние заготовки: всё заржавело, опасно для употребления. Омбудсмен готовит обращения во все возможные инстанции, чтобы эти места признали непригодными для проживания, отмечая: «Многие годы шахтёры работали на благо родной области и нашей страны и заслужили, чтобы у них были достойные условия существования после закрытия этих шахт. Этого не происходит».
«Конец всему»
«Я ему говорю, да моё какое дело, что нет у тебя метров свободных, — кипятится ещё один жилец барака по Леси Украинки, Николай. — Ведь прав я, прав? Какое дело моё на чиновничьи проблемы? Натерпелись мы с семьёй, больше не можем. Шутка ли — в собственный дом идти боишься: не рухнул ли, не задавил ли кого. Пусть бы кто из власть имущих сюда переехал на моё место».
Администрация Копейска действительно неоднократно заявляла, что все имеющиеся площади бросает на расселение ветхих и аварийных домов. Но их катастрофически не хватает. Возможно, дело в том, что в 1987 году, когда шахты ещё работали и жильё строилось, общая площадь ветхо-аварийного жилья в Копейске составляла 22 тысячи квадратных метров. По данным на 2014 год, эта цифра выросла до 155 тысяч квадратов.
«Конец всему» — называет положение бывшего Челябинского угольного бассейна Николай. А люди, брошенные на произвол судьбы в бараках, продолжают надеяться на лучшее, пишут президенту и радуются лету: старые, рассыпающиеся и опасные печи хоть топить не надо. Сколько сезонов они ещё протянут в своих лачугах, не знает никто.
Надо ли платить за капремонт, если дом признан аварийным? 
Кто так строит? 32% людей переезжают в «новое аварийное жильё» 
За что платить в аварийном доме? 
Кого переселят из аварийного жилья? 
