Если эти желания исполнить, вернувшимся домой бойцам будет легче адаптироваться к мирной жизни. Так считает военный психолог, доктор психологических наук, профессор Александр Караяни.
Мнения и статистика
Владимир Кожемякин, aif.ru: — Александр Григорьевич, сколько в России людей, получивших психические травмы в Афганистане, Чечне и других горячих точках?
Александр Караяни: — Некоторые исследования показали, что посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР) страдали немногим больше 17,2% воинов-афганцев. Много это или мало? Через ту войну прошли 620 тыс. советских граждан. Получается, что подобные проблемы могли наблюдаться у 100 тыс. «афганцев». Мне цифра кажется избыточной. Более того, сегодня появляются экспертные «мнения», по которым 65% или даже 95% участников боевых действий возвращаются домой с психическими расстройствами. Некоторые вообще утверждают, что ни один человек не может вернуться с войны здоровым психически: мол, все они больны.
Как все обстоит на самом деле? Согласно одной из американских моделей таких психологических последствий, есть три категории участников боевых действий, по-разному переживающих участие в военных событиях. Первая — военнослужащие, испытывающие «посттравматический рост»: это люди, которые прошли через горнило испытаний, стали крепче и однажды вдруг обнаружили в себе новые силы, ресурсы для более активной, насыщенной жизни. Вернувшись, они ищут сферы приложения своей активности. Таких примерно 15-20%. Порядка 60-70% — это люди, которые испытывают кризис реадаптации. Им требуется время — минимум 1-2 месяца, чтобы самостоятельно или при помощи психологов, социального окружения подстроиться к мирной жизни. Третья категория — люди, действительно страдающие ПТСР, их может быть тоже до 15-20%. Кстати, у американцев в ходе последних военных событий в Ираке и Афганистане объемы таких расстройств были в тех же пределах. Даже по этой пессимистической модели более 85% ветеранов боевых действий возвращаются домой психически здоровыми и не требуют медицинской помощи. Им нужна психологическая помощь, поддержка общества.
По другой, российской, модели, которую предложил специалист в области изучения психотравм, профессор Михаил Решетников, подобные травмы во время военных событий получают лишь 3% их участников — те люди, которые подвергаются смертельной опасности, близко видят смерть других, работают с телами погибших и т. д. Из них около 61% справляются с этими проблемами самостоятельно в течение 2 лет, а где-то у 38% развивается посттравматическое расстройство. К примеру, если взять военную группировку в 500 тыс. человек, то в пределах 16 тыс. из них могут страдать боевыми психическими травмами, а отсроченные негативные посттравматические стрессовые расстройства могут наблюдаться у 6200 человек. Эта модель представляется более реалистичной. Ещё цифры: в Израиле было до 7% психотравмированных прошедших в войнах, в британской армии — 3,8%. Вроде немного, но всем им нужна психологическая помощь. Это серьёзная проблема для любого государства.
— Какие последствия психических травм могут наблюдаться у тех, кто вернулся к мирной жизни?
— Боевой стресс — важный и эффективный инструмент выживания в экстремальной обстановке. Именно он делает вчерашнего школьника, музыканта, рабочего настоящим бойцом. Однако порой этот конструктивный стресс накапливается и переходит в деструктивный. И тут появляются очень серьёзные проблемы в самочувствии, которые ставят под угрозу не только выполнение задач, но саму жизнь человека. А когда стресс значительно превышает возможности адаптационных механизмов человека, происходит их слом и возникает боевая психическая травма. Военнослужащий начинает совершать безумные, казалось бы, поступки: может бежать навстречу огню противника, замирать под этим огнем. У воина могут возникнуть функциональная слепота, глухота, немота, паралич конечностей, всего тела. Мозг, чтобы спасти себя, изобретает различные способы вывода организма из опасной обстановки и производит такие страшные действия.
У отдельных военнослужащих такие способы поведения могут закрепляться и проявляться позже — как отсроченная патологическая реакция на психическую травму (ПТСР). Тяжелые переживания травматического опыта проявляются в виде ночных кошмаров, в навязчивых мыслях и воспоминаниях, в пресловутых флешбэках, когда от какого-то триггера — звука, картинки, запаха, от вида чьего-то лица вдруг вспыхивает внезапная реакция: человек падает, занимает «боевую позицию» или проявляет агрессию. Он чувствует, что как будто реально находится в смертельной ситуации, и действует точно так же. Таких триггеров могут быть десятки и даже сотни. Война постоянно вторгается в жизнь участника боевых действий, страдающего расстройством. Это настороженность, гипербдительность, ощущение себя в готовности отразить нападение, восприятие окружающей мирной среды как враждебной. Все это тяжело переживается, поэтому человек стремится избежать любых воспоминаний, мыслей о войне, а также людей, мест, в которых что-то хотя бы символически намекает на травматическую ситуацию, часто на войну в целом. Такие люди могут не ходить на встречи с ветеранами, и вообще туда, где есть кто-то в камуфляже, не смотреть телевизор, не читать газет, потому что боятся опять столкнуться со своим прошлым.
Есть и установки по отношению к себе и другим людям, сопровождающиеся сильной негативной эмоцией. Особенно ярко переживаются вина выжившего, восприятие себя побежденным, недостойным, никчемным. Поэтому психологи, врачи, все общество должны помочь им вернуться с внутренней войны, которая их терзает. У ветеранов войны сильно, иногда болезненно обостряются четыре потребности: быть понятым, признанным, принятым и поддержанным. Если они своевременно удовлетворяются, ветеран себя чувствует в своем социальном окружении достаточно комфортно. Если нет, то общество представится этим людям чужим, и их поведение выстроится в соответствии с этим представлением. К счастью, в России делается все для того, чтобы такого не случилось. Но, главное, наши ветераны должны чувствовать тепло, поддержку в своих семьях, на работе, в общественных местах — чтобы наше общество не раскололось и было прочным.
Травматики или герои
— Не появляется ли у людей с «военизированной психикой» желание переделать гражданскую жизнь по негласным законам военного времени?
— Все зависит от самого общества — как оно их встретит, как к ним отнесется. Если негативно — результат будет драматическим. Если скажут: «Я тебя туда не посылал!», то какая может быть реакция? В эпоху перестройки ветеранов боевых действий брали в структуры охраны, а потом, если проходил слух, что кто-то из них совершал преступление, говорили: «Это психотравматики, их больше не брать». Тысячи людей были обозначены этим термином!
Однако сомнительно, что какие-то ветераны боевых действий захотят переделывать по законам военного времени общество, которое их достойно встретило, считает достойными людьми, помогает и создает социальные лифты. Для бывших воинов с «посттравматическим ростом» это особенно важно, потому что если их активность не найдет поддержки, они могут направить ее куда угодно.
— Как в Америке воспринимали людей, которые возвращались из Вьетнама, Афганистана, Ирака? Как героев или посттравматиков?
— Война во Вьетнаме вызвала мощнейший антивоенный резонанс в США, под который попали участники боевых действий. Их винили в том, что они делали на войне — вместо того, чтобы спрашивать это с правительства. Население было агрессивно настроено к участникам военных событий. Как результат — общество раскололось, эти военнослужащие чувствовали себя во враждебной среде. Но самое страшное началось после войны. На той войне за 10 лет погибли более 50 тыс. чел., а после нее более 100 тыс. прошедших Вьетнам покончили жизнь самоубийством, у многих были страшные детско-родительские, супружеские проблемы. Большинство «вьетнамцев» развелись, некоторые по нескольку раз отсидели в тюрьме. Позже американцам удавалось отрегулировать общественное мнение, и события в Ираке и Афганистане обошлись в меньшую социально-психологическую цену — несмотря на то, что весь мир наблюдал, как американцы позорно бежали оттуда. Но военнослужащих встречали с почетом, почти как героев.
У нас вернувшихся из Афганистана, Чечни далеко не всегда встречали с пониманием. Во время боевых действий в Афганистане в газетах писали, что воины «ограниченного контингента» участвовали в учениях, где произошли несчастные случаи — погибли солдаты. Для многих это звучало как нелепость. Тела «афганцев» потихоньку привозили в цинковых гробах и хоронили без заслуженных почестей. Во время конртеррористической операции в Чечне за сутки в России выходило по десятку антиармейских публикаций о «кровавых генералах» и «злодеяниях российских войск». Массовое сознание людей между тем было очень серьезно занято собой. Простым людям война казалось далекой: если у тебя не воюет кто-то из родственников, это тебя не касается... Было не до того. Сейчас многие идут на СВО добровольцами, участники военных событий и общество чувствуют себя по-другому. Многие участники спецоперации уже награждены, это делается гласно, везде висят их портреты, никто ничего не боится. Это создаёт нужную атмосферу, мотивацию и веру.
При этом психологические последствия участия в боевых действиях стали объектом острого информационно-психологического противоборства. И от того, как будут представлены обществу эти последствия, будет зависеть образ нашего воина, участвующего в СВО. Станет ли он в общественном мнении героем, который сражается за интересы государства, или психотравматиком, агрессивным социофобом, от которого нужно подальше прятать острые предметы и уводить детей.
— Появится ли у нас свое потерянное поколение?
— Очень многое здесь зависит от исхода военных событий. Но сегодня нас ожидает не потерянное поколение, а «найденное», неожиданно открытое нами. В последние 5-10 лет социологи, психологи, педагоги много писали о новых поколениях Х, Y и Z — мол, у них цифровое слабоумие, они не ориентируются на государство и общество, не утруждают себя такими понятиями, как родина и история, поклоняются комфорту, легкому времяпровождению. Некоторые патриоты даже серьезно беспокоились: а если война, кто встанет на защиту страны? Настало испытание, и что мы видим? Страна раскрыла для себя поколение преданных отечеству, самоотверженных, коллективистски настроенных, ответственных молодых людей, которые умножают славу России. Нам нужно гордиться ими. Здорово, что именно они будут строить наше будущее.
