Примерное время чтения: 10 минут
776

«На море атеистов нет». Как старпом Татьяна Егорцева свою мечту исполнила

Еженедельник "Аргументы и Факты" № 1-2. «Сила дров» 09/01/2020
Татьяна Егорцева.
Татьяна Егорцева. Из личного архива

В СССР было всего несколько женщин-судоводителей. Среди них Татьяна Егорцева. Штурман дальнего плавания, Позднее – старший помощник капитана на сухогрузах типа «Волго-Балт».

Водной стихии она осталась верна, даже когда у неё обнаружили смертельную болезнь. И море, которому она посвятила свою жизнь, словно отблагодарило, подарив годы, в которых ей отказали врачи.

Блондинка за штурвалом

В 13 лет Татьяна увидела в журнале «Огонёк» фотографии сверстников в тельняшках: в столице тогда открылось новое учебное заведение – Детское речное пароходство. Сердце её ёкнуло. Пройдёт 10 с небольшим лет, и она сама окажется на обложке журнала «Речной транспорт». За плечами будет Московский институт инженеров водного транспорта. И вот уже 23-летняя Татьяна – тонкая, звонкая блондинка – в капитанской рубке за штурвалом речного трамвайчика, идущего по Москве-реке.

Тогда же Татьяна получила в профессии и первые шишки. Как-то скомандовала: «­Отдать швартовы!» – и дала полный ход. Однако матрос, который должен был выполнить команду, задержался на берегу, отвязывая причальные канаты. Как итог, часть причала «Парк культуры» была выдрана с мясом и плыла вслед за трамвайчиком. Татьяна, с её ответ­ственным характером, чуть не сгорела со стыда. Зато поняла, что такое человеческий ­фактор.

– Мама выросла в Москве в семье инженера-химика (отец) и врача (мать), – рассказывает «АиФ» сын Татьяны Егорцевой Александр. – И если отец с пониманием отнёсся к выбору профессии дочери, то мать была резко против. Считала неженским делом «с матроснёй общаться». Да и сами моряки испокон веков женщин на корабле насторожённо воспринимали. Мама это знала, но всё равно, курсируя по Москве-реке, продолжала мечтать о море. С одной стороны, она была романтиком. С другой – кремень-человеком, которого слушалась команда. Слушалась в первую очередь потому, что видела: Татьяна Егорцева – профессионал. Уже в море, став старпомом на больших грузовых судах «Волго-Балт», мама спасла свой корабль от гибели. Судно стояло в Цемесской бухте, когда налетел знаменитый, по выражению Паустовского, самый ужасный из местных ветров – новороссийская бора. Этот ураган с корнем вырывает деревья на берегу, сносит дома. Мама в тот момент оказалась на корабле единственным офицером и вступила в поединок со стихией, которая гнала её сухогруз на скалы. Два спущенных якоря уже не играли роли. Мама поставила корабль носом против ветра и врубила на полную мощность двигатель. И судно удержалось на месте.

Старпом Егорцева на сухогрузе«Волго-Балт».
Старпом Егорцева на сухогрузе«Волго-Балт». Фото: Из личного архива

Смена курса

– В её жизни было много моментов, когда корабль мог затонуть. Некоторые я наблюдал собственными глазами, когда школьником летом ходил с ней в рейсы. Например, из Москвы в Ленинград. Северные реки страшны тем, что там на дне не песок, а острые подводные скалы. Если корабль всего метра на три в сторонку от курса отойдёт, рискует пробить дно и затонуть. Помню, мы с мамой были в рубке, нам навстречу шёл другой «Волго-Балт» и по рации передал, что у них отказало рулевое управление. Судно несло поперёк реки на нас. Я видел, как у мамы выступил холодный пот. Счёт на минуты: стремительные команды по рации, смена курса, двигатель на полную. Суда разминулись чудом.

В бытность мамы старпомом в стране произошло несколько страшных катастроф на воде. Одна из них – на Волге. Ч­етырёхпалубный круизный лайнер «Александр Суворов» недалеко от Ульяновска прошёл мост под более низким пролётом. Лето. Вечер. Большинство пассажиров в музыкальном салоне на верхней палубе – 15 секунд, и всю палубу, как ножом, срезает нависший мост. Мама шла тем же путём спустя несколько дней и рассказала, что из Волги, вниз по течению, продолжали вылавливать искалеченные тела погибших.

Быть на капитанском мостике – колоссальное напряжение. Старпом дежурит у штурвала по очереди с капитаном. Ночные вахты самые сложные. Абсолютная тьма. Только куча огоньков: красные, зелёные, белые. И в бинокль нужно распознать среди десятков огней, где буи, которые ограничивают фарватер, а где огни кораблей. Понять, на каком расстоянии идёт корабль – навстречу тебе или от тебя. А если это море, то огни сливаются со звёздами.

В минуты отдыха на судне мама слушала классическую музыку. Сама она прекрасно играла на фортепиано, закончила музыкальную школу. А ещё жила песнями Владимира Высоцкого. Было у неё и ещё одно хобби. В советских букинистических магазинах выискивала раритетные книги по эллино-римской философии и литературе – Фукидида, Гая Юлия Цезаря. Брала с собой в рейс и обязательно прочитывала. Команда её и уважала, и любила. Было негласное правило – при старпоме Егорцевой матом не ругаться.

С моим отцом, старшим механиком, она познакомилась на «Волго-Балте». Но вскоре с папой они разошлись. Так уж получилось… Видимо, мама по характеру была одиночкой.

«Больше всего на свете она любила море и сына».
«Больше всего на свете она любила море и сына». Фото: Из личного архива

«Вернулась счастливая»

– Онкологию у мамы обнаружили в 2000-х гг. Списалась на берег. Но, почувствовав дыхание смерти, сдаваться не пожелала. В то время я уже работал на телевидении. Мама сказала: «Будешь каждый месяц платить с зарплаты «налог» в 100 долларов! Мне нужно накопить на круиз вокруг Южной Америки, хочу обогнуть мыс Горн, увидеть «ревущие сороковые». И я откладывал. Мама тоже экономила – на еде и одежде. И её мечта сбылась. Она пересекла южные антарктические широты, «ревущие сороковые». Вернулась счастливая. Через пару месяцев услышал: «Облагаю тебя ещё на год данью. Надо мне обогнуть Южную Африку, побывать на мысе Доброй Надежды!» Обошла Южную Африку. Показывала фото с туземцами на каноэ времён Жюля Верна. Поглядывала на глобус – куда бы ещё отправиться в путешествие…

Но неизлечимая болезнь уже сильно давала о себе знать. Пока маме делали операцию, я, сидя в машине рядом с больницей, читал акафист святителю Николаю. Она выжила. Правда, метастазы остались… Лечить бесполезно, сказали врачи. Когда совсем плохо стало, положили маму в Первый московский хоспис на «Фрунзенской». И тягостно стало маме в «доме смерти»…

– Забери меня! – сказала. – Хочу дома…

Забрал. Нашли врача, который сделал новую операцию. Новые «химии»… Стало полегче. Мы съездили на машине на Кавказ – лазили по горам, посещали святые места.

Под занавес мама возложила на меня последнюю дань:

– Нашла недорогую путёвку по всей Европе. Из Москвы в Канны на автобусе!

– Тряска и жара при твоём диагнозе тебя погубят!

– Ты хочешь, чтобы я тут дома лежала и медленно загибалась?!

И снова она вернулась счастливая. И я уже привык, что мама снова куда-то съездит, потом сделает операцию, потом ещё куда-то поедет…

Фото: Из личного архива

Последние годы она стала ходить в храм. Начинала с Татьянинского храма МГУ, потом сердцем прикипела к Троицкому в Останкине. Я помнил, как мне, ещё мальчишке, она повторяла фразу одного мореплавателя: «На море атеистов не бывает». Когда стало совсем плохо (мама уже не вставала), позвал к ней своего однокурсника по филфаку МГУ Владика Томачинского. В ноябре 2008-го он был уже иеромонахом Сретенского монастыря - отцом Симеоном. Он приехал. Всё понял. Спросил:

– Если так всё тяжело и больно, есть молитва с просьбой к Б­огу, чтобы скорее забрал к С­ебе, избавил от этих мук.

Я спросил у мамы напрямую: согласна? Она кивнула. Мамы не стало спустя неделю. Она умерла у меня на руках. Отпели её в храме в честь Николая Чудо­творца – главного покровителя мореплавателей. Дома так и стоят в шкафах её книги о море, теперь я читаю их своим детям. А на фортепиано лежат морские ракушки, которые она привозила мне, маленькому, в подарок. Больше всего на свете она любила море и сына.

Смотрите также:

Оцените материал
Оставить комментарий (1)

Также вам может быть интересно

Топ 5 читаемых



Самое интересное в регионах