27 ноября 2009 года в результате теракта произошло крушение поезда «Невский экспресс», следовавшего из Москвы в Петербург. В результате крушения поезда 28 человек погибли, а 132 — получили ранения. Больше всех пострадали пассажиры вагона № 1, который был последним в составе. Многим людям предстояло пройти длительный курс реабилитации — не только физической, но и психологической. В день пятилетия со дня трагедии пассажиры поезда рассказали, что им пришлось пережить.
Юлия Андрюнина: «Когда меня вытащили, я не могла ни идти, ни стоять»
Мы с мужем ехали в Питер к родным: там у нас накануне родился племянник. Ехали как раз в вагоне № 1. Сидели и смотрели фильм. Вдруг всё стало валиться с полок, вагон стал подпрыгивать. Сомнений не было: сейчас что-то случится! Когда мне стало понятно, что сейчас будет удар, я успела только обратиться к Богу. Возможно, успела самое главное. Потом темнота, боль и страх от того, что рядом нет мужа. Везде люди — на мне, рядом со мной. Кругом стёкла и что-то липкое. Потом появились ребята, которые пытались выбивать стёкла и вытаскивали людей, разбирали завалы из кресел.
Когда меня освободили из-под завала и поставили на ноги, оказалось, что ни идти, ни стоять я не могу. Меня вынесли через окно какие-то люди, потому что муж к тому времени уже тоже не мог держаться на ногах. Потом выяснится, что у него большие проблемы со спиной и ушиб головы. Мы лежали у вагона и ждали помощи. Я попала в список тяжело пострадавших. Потом — врачи, вечная дорога до больницы в Бологом, потом вертолёт и снова врачи, но уже в Бурденко. У меня был сложный перелом таза, я не могла ходить два месяца. После нескольких европейских больниц мне стало понятно, что наши врачи смогли совершить чудо практически при полном отсутствии оборудования и лекарств. Сейчас я до сих пор общаюсь с девчонками-сиделками.
После этой аварии у меня поменялось отношение к жизни. Было много времени подумать о важном и начать ценить самые простые вещи в жизни — такие, как возможность видеть своих детей, друзей, иметь силы двигаться самостоятельно. День 27 ноября стал для нас вторым днём рождения, который мы каждый год отмечаем.
Ольга Григорьева: «Люди, которые лежали рядом, медленно умирали»
Я жила в Москве, а мой жених — в Петербурге. За месяц до свадьбы я решила переехать к нему. Когда брала билеты в кассе, не хотела тратить деньги на недешёвый билет на «Экспресс», но других билетов не было, а мне нужно было попасть в Питер на день рождения жениха. Я разговаривала с ним по телефону и пила чай, когда вдруг раздался дикий скрежет и вагон стало трясти. На меня опрокинулась кружка с кипятком, и я выронила телефон из рук. Стала наклоняться, чтобы поднять его, и тут свет резко выключился, а вагон стало просто швырять вместе со всеми, кто в нём ехал. Я сильно стукнулась головой, в бок вонзилось что-то острое. Я очень испугалась. Решила, что это всё, конец. На меня откуда-то сверху упало вырванное кресло. Когда падение наконец прекратилось, я лежала в месиве из людей, кресел и чемоданов. Человек, упавший на меня, сильно придавил мне грудную клетку. Я слабо попросила его переместиться хоть немного, если он может, но через секунду поняла, что он уже труп, у него вся голова была раскроена.
Я не знаю, показалось мне в тот момент или нет, но я услышала голос моего жениха из трубки мобильника: «Оля, что случилось?! Ты жива? Скажи что-нибудь!». В этот момент я отключилась. Очнулась уже у вагона. Он был раскурочен. Люди, которые лежали рядом, медленно умирали. Это было так страшно, такое даже врагу в кошмарном сне не пожелаешь. Я отделалась довольно легко — тяжёлым сотрясением мозга и переломами нескольких рёбер. Через год мы сыграли свадьбу. Прошло уже пять лет, но я, наверно, никогда больше не смогу ездить на поездах, у меня перед ними панический ужас.
Ольга Васильева: «При всех проводники не могли ничего рассказать»
Я ехала из Москвы в гости к друзьям в Питер, где я ни разу не была. Внезапно раздался громкий хлопок, и поезд резко затормозил. Я вцепилась в сиденье, чтобы не вылететь из него. Мы решили, что поезд кого-то сбил. Проводники вели себя спокойно и сказали, что скоро движение возобновится. Поезд стоял, а минут через 20 проводники стали нервничать. Они бегали по вагону и говорили по телефону. Потом обратились к пассажирам — нет ли среди нас медицинских работников. Я работала санитаркой, о чём сказала проводникам и спросила, что случилось. Другие пассажиры тоже забеспокоились, но при всех проводники не стали ничего рассказывать. Меня выпустили из вагона, сказав, что некоторым пассажирам требуется помощь.
Тут я увидела, что у железной дороги валяются вагоны нашего поезда, а вокруг них — окровавленные, искалеченные люди. Никаких медикаментов у меня с собой, конечно, не было. Я не знала, за что хвататься — одному пыталась остановить кровь, другого оттащила с колдобины — у него был сломан позвоночник. Люди стонали, плакали. Каждая минута казалась бесконечной. Какая-то совсем молоденькая девушка, вся истекающая кровью, в бреду приняла меня за свою маму и просила не уходить. Я не знаю, ехала ли мама вместе с ней или нет. Я села рядом с девушкой и гладила её по руке. Она что-то бормотала, а через пять минут умерла. Её лицо стоит у меня перед глазами. Когда я вспоминаю об этом, постоянно плачу.
Сергей: «Казалось, я попал в фильм-катастрофу»
Я вместе с коллегой по работе возвращался в Питер из московской командировки. Коллега читал книгу, а я смотрел в окно. Вдруг я увидел яркую вспышку, и наш вагон стал падать на бок. Я успел схватиться за кресло. Перед моим носом упал чемодан. Слышался адский скрежет. Падали мы недолго. Когда вагон зафиксировался в определённом положении, все начали вставать на ноги. У нас не оказалось людей с серьёзными повреждениями. Чтобы узнать, что случилось, мы выбежали на улицу и увидели, что поезд сошёл с рельс, первый вагон отбросило далеко от поезда. Были слышны крики и рыдания.
Мы с коллегой бросились к первому вагону. Стали вытаскивать через окно раненых. Многие были без чувств или уже мёртвые — мы вытаскивали всех подряд. Я до конца не мог осознать, что происходит. Казалось, что я попал в фильм-катастрофу, только вот всё происходило по-настоящему. Другие мужчины, которые не были травмированы, тоже вытаскивали раненых пассажиров. У одной девушки ноги были прижаты сиденьем и здоровым чемоданом. Когда я её брал на руки, она плакала и кричала, что не хочет умирать. У одного пенсионера была вмятина в голове, а тело лежало в неестественной позе. Он был ещё жив и только хлопал глазами. Вокруг творилось что-то невероятное, это был просто ад!
Через несколько минут всё пространство у поезда было занято ранеными и умирающими. Хотелось как-то помочь им, облегчить их мучения, но я больше не мог ничего для них сделать.
Перед этой поездкой я крепко поругался с родными. После крушения я уже рассуждал совсем по-другому. Не надо никогда обижать людей, которые тебе дороги, которые тебя любят. Вообще никого обижать не надо. Никогда не знаешь, видишь ты их в последний раз или нет. Мне повезло — я ехал в середине поезда. Кто знает, остался бы ли я жив, если бы был пассажиром первого вагона?