Немцы в войну до Костромской области не дошли, но дорога за областным центром такая, будто её бомбили или по ней ездили танки. 260 км по этой «полосе препятствий» — и вот райцентр Мантурово, пугающий заброшенным химическим предприятием, которое более всего напоминает зону из «Сталкера».
Ещё 30 км тряски через деревни Угоры и Давыдово, где виднеются разрушенные дома, еле держатся деревянные остовы бывших коровников с зарослями крапивы внутри, — и мы въезжаем в Медведево. Тут дорога заканчивается, дальше — поля и перелески. На заборе крайней избы висит растяжка: «Привет участникам конференции!»
Конференц-сарай
В просторном бревенчатом помещении (раньше здесь был сеновал) сидят десятки людей. Висит экран, работает проектор... Звучат слова: «По Фрейду, человек зажат рамками культурных запретов и норм. Ему нужно выпускать пар, нужен клапан для выхода накопившегося негатива. И дача играет роль такого клапана». Авторскую лекцию «Феномен русской дачи как гибридного образа жизни» читает Владимир Ильин — профессор СПбГУ, доктор наук. Аспирант МГУ Евгений Антонов рассказывает о трудовой миграции в разных регионах России. Профессор Гёттеборгского университета (это в Швеции) Карл Бруккмайер делает доклад об изучении сельских сообществ ближнего Севера России. Аудитория внимательно слушает. Меж рядов бродит большая псина с умными глазами.
...В 1996 году социолог Никита Покровский защитил докторскую диссертацию и решил сам себе сделать подарок. Была давнишняя мечта: купить избу где-то в сельской местности, лучше — на ближнем Севере, который всегда его привлекал. И когда по приглашению друзей он оказался в костромской деревушке Медведево, сразу влюбился в старенькую избу, как раз выставленную на продажу.
Это был традиционный для Русского Севера дом, с сенями (их тут называют «мостом»), горницей, сараем под сеновал и нижним хозяйственным двором, где ещё пахло навозом, хотя скотины давно не было. Дом был большой и красивый, но запущенный. Года три ушло на то, чтобы привести его в порядок. Все летние месяцы Покровский проводил в деревне, ремонтируя дом и осваивая азы сельской жизни. Обустраивал быт.
Затем к нему стали приезжать в гости друзья и знакомые из Москвы, да все из научных кругов — экономисты, философы, географы, социологи, психологи. И в какой-то момент возникла идея: а почему бы не подвергнуть окружающий их уклад жизни научному анализу? Что за люди живут в этом краю, чем занимаются? Сохранились ли традиции и народные промыслы? Куда уезжают работать, многие ли возвращаются? Какие, в конце концов, здесь есть «точки роста», можно ли развивать туризм или другие отрасли экономики? «Я тогда занимался теорией потребления и глобализации, — вспоминает Никита Покровский. — А жизнь заставила заняться прикладной социологией. Заодно проверить те научные модели, которые я до этого создал».
Так в 600 км от Москвы, в крохотной деревушке, где когда-то было сорок дворов, а сейчас круглогодично обитаемы лишь два дома, возникла научно-исследовательская база Сообщества профессиональных социологов. Теперь здесь проводятся ежегодные конференции на переоборудованных в залы сеновалах (бывало, собиралось до 120 участников), проходят практику студенты (в этот раз они опрашивали жителей окрестных деревень о детях и внуках — в каких вузах те учатся?). По итогам исследований издаются сборники научных статей, пишутся дипломные работы и диссертации. А в перспективе проект, который назвали Угорским, может стать толчком к изменению и развитию экономической ситуации в этой зоне Нечерноземья.
Следом за Покровским дома в окрестных сёлах и деревнях стали покупать другие учёные из Москвы. В Паломе поселились искусствоведы. В Шилове — биологи. Анна Байкалова, ботаник из МГУ, даже решила вывести сорт яблони, устойчивый к суровым костромским условиям. На её участке более 200 деревьев. Как только выдаётся время, в Шилово приезжает муж Анны — генетик Алексей Кондрашов. Между прочим, учёный с мировым именем, профессор МГУ и Мичиганского университета.
А в самом Медведево, почти по соседству с Покровским, купила избу семья географов — Андрей Трейвиш и Татьяна Нефёдова. Оба доктора наук. В их доме тоже проводят научные конференции — у входа на сеновал висит табличка «Конференц-сарай», а через ворота этого сарая (когда-то через них заводили по пандусу лошадей с телегами скошенной травы) открывается чудесный вид на речку Унжу и её заливные луга. «Больше всего мне нравится, что здесь почти нет заборов, всё открыто, — говорит Татьяна Григорьевна. — У нас есть дача под Москвой, но там всё перегорожено. И никакой природы вокруг не осталось».
Дом они купили 9 лет назад, всего за 43 тысячи рублей. Почти ничего из мебели не трогали. Столы, лавки, резные буфеты, зеркало на бревенчатой стене — всё оттуда, из советской (а что-то и из царской) России. Но более всего Трейвиш и Нефёдова ценят найденные на чердаке и сеновале предметы старого быта — бочки, грабли, люльки, кузовки... Всё из дерева или бересты. Разобранный ткацкий станок собрали с помощью местных старушек. Правда, как выяснилось, ткать бабушки уже не умеют — традиция утеряна.
«Тут не до бутылки»
Бабушек в Медведеве три. Дважды в неделю, когда приезжает автолавка, встречаются они на «Красной площади» — затёртом колёсами пятачке у въезда в деревню. Сидя на лавке, вспоминают прежнюю жизнь, колхоз «Свобода», когда все селяне делали одно общее дело и поля льна были ухожены, а не покрыты молодняком ив и берёз. Обсуждают «дачников».
Отношение к приезжим сложное. С одной стороны, те привносят в их жизнь разнообразие, дают заработать на продаже грибов-ягод, которые местные собирают в лесах. С другой — всё равно чувствуется, что временщики. И дома эти, и люльки-кузовки, и прялки, и прочие предметы деревенского быта, предназначение которых даже сами бабушки не знают, для них — так, забава, игрушка. Бабушкам обидно. К тому же приезжие часто включают электроинструмент, который почему-то перебивает телевизионные волны и не даёт смотреть сериалы. А куда ж без них, особенно вечером, когда по округе рыщут волки!
Но к «профессорам из Москвы» относятся приветливо. Приглашают в гости, угощают пирогами, поют им песни. Во-первых, приезжие дают им почувствовать, что о них ещё не забыли, они кому-то нужны (а в пожилом возрасте это особенно важно). Во-вторых, «дачники» помогают решать самые разные проблемы — готовы, к примеру, привезти из города нужное лекарство, которое в глубинке не сыскать.
Как выражается Никита Покровский, в Медведеве «происходит синтез двух культур, их слияние»: «Местные жители участвуют в наших конференциях, сидят в первых рядах. Среди мужиков есть „рукастые“, активные, которые не могут найти здесь работу (её просто нет, а под собственные проекты никто не даёт кредиты). Они берутся за плотницкие работы, за всё, что связано с ремонтом домов. С Интернетом они на ты: отслеживают всё, что может пригодиться в глубинке, следят за новыми технологиями. Шлют городским заказчикам цифровые фотографии выполненных работ, предлагают какие-то свои решения. В общем, творят. И, конечно, это решает проблему пьянства: когда твой труд востребован, не до бутылки».
Кроме того, «понаехавшие» из Москвы учёные, используя свой авторитет, знания и связи, начинают преображать глубинку. Благодаря «Угорскому проекту» у сельских детей появился компьютерный кружок. Его ведёт Людмила Горбачёва, бывшая москвичка и инженер-картограф. Есть победы и покрупнее. Когда чиновники задумали построить неподалёку целлюлозно-бумажный комбинат, именно вмешательство столичной профессуры сорвало их планы. А уж когда в райцентре узнают об очередной намечающейся в Медведеве конференции, спешат и «убитые» дороги подлатать. Хотя бывало, Покровский сам звонил в местный «автодор», договаривался о ремонте.
«Пока в деревню едут городские поселенцы, тут можно многое сохранить и приумножить, — уверен он. — Ту же сельскую культуру, которой сами местные не очень-то дорожат. Конечно, здесь уже не будет распаханных до горизонта полей, тысячных стад, крупных молокозаводов. Север — зона депрессивной экономики, и местная сельхозпродукция всегда будет раза в три дороже, чем на юге. Но здесь можно выстроить другую экономику, „очаговую“. У каждой деревни (или группы деревень) нужно найти что-то своё, что имеет смысл развивать. Где-то, к примеру, есть замечательная рыбалка, где-то лён растёт, где-то залежи глины или другого полезного ископаемого. Туризм, в том числе исторический, связанный с восстановлением усадеб — тоже хороший ресурс. Нужна воля руководства района, местных чиновников — и дело сдвинется».
А главное, считает Покровский, вот что. Сельская Россия, наша глубинка, не может быть просто перечёркнута и забыта. Зримо или незримо она влияет на всё наше общество, в том числе на горожан. И не просто влияет — делает лучше. Даже если мы об этом не подозреваем.
«Дороги жизни тоже нет». Как выживает деревня Ванюши 
Слёзы и пряники. Как живёт российское село? 
Опасная окраина: репортаж из самого криминогенного района Омска 
Рай в лисьей норе. Семья Шуктомовых переехала из города в сельскую землянку 
Пастухи 
