История россиянки Натальи Тупяковой, решившейся оформить опеку над сложным ребенком — девочкой Надей, которая в 5 лет ещё даже не говорит — расходится по социальным сетям и вызывает бурные обсуждения. Наталья, уже имеющая опыт опекунства, собравшая все необходимые документы и разрешения, два месяца не могла добиться от органов опеки хоть какого-то решения своего вопроса. Время идёт, девочка остаётся в детском доме. Десятки людей пишут Наталье: у нас было то же самое. Органы опеки несут ответственность за передачу ребёнка в семью. А вот за непередачу никакой ответственности не предусмотрено.
«Увидела свою девочку»
Наталья всю жизнь мечтала помочь ребёнку, оставшемуся без семьи. Когда появилось это желание, она уже не помнит, но ещё в детстве представляла, как найдёт подкинутого младенца, спасет его и заберет домой, на воспитание. Потом появилась своя семья, родился сын, но желание помочь сиротам не проходило. Наталья взахлёб читала счастливые истории усыновления на различных форумах, потом, однажды, наткнулась на совсем другие рассказы — о проблемах. Но то, что она узнала, её не оттолкнуло. Просто захотелось разобраться, узнать все стороны вопроса. Решение принять ребёнка под опеку уже оформилось. Какого-нибудь, когда-нибудь. Всё никак не могла собраться, чтобы начать собирать документы.
«Ну и вот тут увидела свою девочку, — вспоминает приёмная мама. — С перепуганным взглядом, болячками на лице, смешную, жалкую. Это, кажется, называется, ёканьем сердца. Я над этим явлением всегда посмеивалась, считала детским и наивным. Однако самой пришлось испытать. Это был не восторг и прыганье до потолка, а какое-то спокойное уверенное чувство, что вот она, есть. Этот ребёнок, который может влиться в нашу семью».
Пошла собирать документы сразу, но процесс растянулся на пять месяцев. Проверяли жильё, работу, появлялись новые и новые придирки. Наталья обратилась в прокуратуру, и практически сразу все проблемы разрешились, претензии исчезли.
Все эти месяцы Наталья звонила региональному оператору государственного банка данных о детях, спрашивала о состоянии здоровья ребенка — отвечали, что всё хорошо, есть только анемия и недостаток веса. Наконец, долгожданный день — заключение о возможности быть кандидатом в приёмные родители выдали на руки. Наталья позвонила оператору, чтобы договориться о приезде. И узнала, что у ребенка инвалидность. К этому будущая приёмная мать была совершенно не готова.
Поразмыслив, решила всё-таки ехать за девочкой. «Она была инертна, не смотрела в глаза, не реагировала на взрослых, — рассказывает Наталья. — Не понимала ни единого слова из обращённой речи, в том числе и своё имя, не ходила, не ела сама, не просилась на горшок, произносила только звук: ааа». Девочке было уже два года.
Главврач и невролог активно отговаривали брать эту «бесперспективную». От неё очень много отказов. Даже несколько иностранцев дважды приезжали знакомиться, но отказались, испугавшись её состояния.
Наталья долго сомневалась. Всё изменил звонок её родного сына. Два его слова, сказанные о девочке: «моя Аня». И решение было принято. Наталья увезла дочь домой.
«Аня боялась просто дико, буквально всего. Например, открытого крана, включенного чайника, микроволновки, проехавшего трактора за окном. На всё это начиналась жуткая истерика, причём без предвестников — сразу с высокой ноты. Также реагировала на попытки вытереть нос или слёзки, или надеть на волосы заколки, резинки», — вспоминает приемная мать. Из диагнозов стояло ДЦП и грубая задержка психоречевого развития.
«Мне сказали, что олигофрению и аутизм ей не ставят лишь потому, что это ставится, начиная с трёх лет. То есть к трём годам обязательно выставят. Думаю, и выставили бы. Не успели», — говорит Тупякова.
За то время, что Аня провела в семье, все кардинально изменилось. Понимает всё. Помогает по дому — собирает игрушки, и если где увидит мусор, непременно унесёт в мусорное ведро. «Чистюлька. Очень любознательная, наблюдательная, ласковая болтушка. Говорит очень много слов, но пока по отдельности. Даже такие трудные слова, как кровать, ободок. От возрастной нормы отстаёт примерно на год. В два года развитие было на полгода. Сейчас на два», — поясняет Наталья.
Увидев, какие перемены происходят с ребёнком в семье, Наталья решилась взять под опеку ещё одного ребенка — тем более, опыт уже есть. Но всё оказалось немного сложнее, чем ожидалось.
Встреча с Надей
На одном из форумов Наталья увидела историю девочки Нади, живущей в Ленинградской области, в детском доме для детей с особенностями развития. В свои 5 лет Надя не разговаривает и не идёт на контакт. Наталья решила, что сможет помочь этому ребёнку.
В ноябре она получила направление, собрала все необходимые документы, получила разрешение на встречи с ребёнком, где должна была установить с ним контакт. Надя оказалось сложным ребёнком. Не сразу, но начала смотреть в глаза, разрешила прикасаться.
Наталья не понравилась директору детского дома — это она поняла сразу. Руководитель учреждения обвинила будущего опекуна в том, что она не посмотрела ей в глаза и, возможно, говорит неправду. «Хотя я не замечала за собой такого, — объясняет Наталья, — вроде бы и смотрела, и отвечала честно на все вопросы, но сразу почувствовала личную неприязнь».
Наталья написала в опеку города Кингисеппа согласие на ребёнка, заявление об установлении. И уехала домой.
Через некоторое время Наталья позвонила — справиться о решении. Ей ответили, что директор детского дома против передачи ребёнка в семью, что подтверждено заявлением, и это — повод для сбора опекунского совета.
Наталья спросила, когда будет опекунский совет, на это ей ничего не ответили. «Я настойчиво переспросила: уточните, хотя бы примерно — месяц, два, три? На что мне опять не сказали ничего конкретного. Тогда я решила ехать и лично решать этот вопрос, так как не намерена была ждать месяцами. Сначала выехала в Москву, встречалась там с психологами Татьяной Павловой и Людмилой Петрановской, составили план реабилитации Нади. Поговорила с юристом, Ольгой Будаевой. Я тщательно готовилась к оформлению опеки».
В опеку Кингисеппа Наталья приехала накануне Нового года. Узнала, что к делу приложили заявление от директора детского дома о том, что она против передачи ребёнка. Основание: то, что потенциальный опекун не установила с ребёнком контакт, а также не в состоянии уделить ребёнку достаточно внимания.
Директор детского дома Вера Егорова в беседе с корреспондентом АиФ.ru сказала, что искренне переживает за судьбу девочки Нади. Но о причинах своего беспокойства не рассказала: попросила согласовать её интервью с руководством. Руководство попросило согласовать это решение с ещё более вышестоящим начальством. Которое, в свою очередь, сказало то же самое.
Адвокат по семейным делам Антон Жаров объяснил, что мнение детского дома при оформлении опеки вообще не должно запрашиваться и учитываться: «Как прямо указано в Семейном кодексе, нахождение ребенка в детском доме — явление временное, "до устройства в семью". То есть, если буквально читать закон, устройство в семью лучше для ребёнка всегда, в любом случае. При устройстве ребёнка под опеку решение принимается органом опеки, и на нём одном лежит ответственность за судьбу ребёнка. Мнение детского дома даже не запрашивается, во всяком случае, нигде в нормативной базе нет никаких ссылок на то, что директор интерната должен решать, стоит ли воспитаннику жить в семье, или он ещё нужен интернату».
Позже оказалось, что обследование, проведённое органами опеки по месту жительства Натальи, тоже не подходит. В этом заключении написано, что Наталья «может являться опекуном ребёнка с незначительными нарушениями здоровья», а согласие подписано на ребенка-инвалида. Потребовали провести новое обследование.
Наталья снова посоветовалась с юристами и написала в прокуратуру, поскольку органы опеки нарушили все установленные законом сроки на принятие решения.
«Постановление правительства устанавливает: подали весь комплект документов — через 15 дней должны принять (и в течение трёх дней «направить», а выдать — сразу!) решение. Или — да, или — нет. Но срок на принятие этого решения — 15 дней. Не рабочих — календарных!
А в течение 15 дней можете собирать советы или вышивать крестиком всем коллективом — но на 15-й день, считая со дня подачи документов — решение должно быть принято. Хоть камни с неба», — пояснил юрист Антон Жаров.
Ничего не меняется
Психолог Людмила Петрановская решила подключиться к помощи Наталье. По её словам, опекунский совет, который решили провести в Кингисеппе, никакими законами не предусмотрен. «Я позвонила сама и попыталась выяснить, что именно они хотели бы узнать, требуя дополнительного обследования жилищных условий? Что такое должна увидеть или не увидеть у Натальи местная опека, что необходимо для принятия решения? Ответа я не получила, — пишет Петрановская в своем блоге. — 30 минут демагогии на тему "а что же, мы должны вот так любому и отдать ребенка сразу же" и пара моментов истины, которые сквозь эту завесу прорвались: "мы между двух огней, директор отдавать не хочет, а вы давите" и "а вот если она ребёнка вернёт, мы будем виноваты, что плохо сделали свою работу". Я попыталась объяснить, что вообще-то они уже плохо сделали свою работу, ибо Надя пять с половиной лет в системе, и они ее до сих пор не устроили. И когда сейчас чудом появился человек, готовый спасти их от столь глубокого профессионального фиаско, они прямо препятствуют устройству ребёнка, истощая кандидата психологически и материально (одни билеты сколько стоят)».
С ней согласен и Антон Жаров: «Опекунский совет — это атавизм советского прошлого. С принятием нового Семейного кодекса в 1995 году, и соответствующих подзаконных актов, деятельность всякого рода «опекунских советов» не носит законного характера. Это значит, что орган опеки, конечно, может собирать по любому поводу "совет", "особое совещание" или "расширенный состав коллегии", но никакой обязательной силы решения никаких "опекунских советов" не имеют, в лучшем случае — это совещательный орган при руководителе органа опеки. Никакой обязанности приходить по его вызову и держать ответ перед этим самодеятельным сборищем граждан у нас нет».
Когда праздники кончились, опека по месту жительства подготовила новое заключение, всё, как попросили в Кингисеппе. «Когда можно ехать за Надей? — спросила Наталья, позвонив в органы опеки Ленинградской области. Ей снова сообщили о совете, который соберётся неизвестно когда.
Людмила Петрановская охарактеризовала ситуацию так: «Наталью берут измором. Вместо того, чтобы просто взять и сделать свою работу, специалисты опеки Кингисеппа уже почти два месяца придумывают всё, что угодно, чтобы Надя в семью не попала».
«Почему всё это происходит, и не только в Кингисеппе, а сплошь и рядом? — задаётся вопросом Людмила Петрановская. Потому что у опеки нет ответственности за неустройство. Если Надя или другой ребёнок всю жизнь проведёт и умрёт в системе одиноким, без близкого человека, никто не будет виноват».
Наталья по-прежнему в ожидании встречи с Надей. Пользователи интернета делятся похожими историями, пишут ей слова поддержки.
В истории, в общем-то, почти нет очевидно виновных. «Я уверена, что ни опека, ни директор детского дома не вымогают денег, не кладут в карман подушевое финансирование и спонсорскую помощь, не претендуют на жильё девочки, — объясняет Людмила Петрановская. — Они не фашисты, не бездушные монстры и не злонамеренные мучители детей и кандидатов. Они сами искренне уверены, что защищают интересы ребёнка. Проблема в том, что они считают очень серьёзным риском "а вдруг она не справится", но совсем не считают проблемой, если Надя проведёт всю жизнь в детском доме и в ближайшем будущем окажется в доме инвалидов, до конца жизни. Статус-кво они считают нормальным положением дел, не требующим действий с их стороны. Это общая беда всей системы защиты прав детей-сирот — у нас ребёнок в учреждении считается устроенным».
В органах опеки Кингисеппа ситуацию не комментируют — дозвониться туда не удалось даже за несколько дней беспрерывных звонков, фактически с тех пор, как ситуация получила общественный резонанс и стала расходиться по социальным сетям. Связаться с ними пока не могла и Наталья, потенциальный опекун 5-летней Нади. С момента, когда она начала оформлять опеку, прошло почти 2 месяца.
23 января Наталье позвонили из отдела опеки. Там все-таки провели опекунский совет. И отвечают ей «да». Через несколько дней Наталья выезжает в Ленинградскую область - забирать Надю.
Важно: о чём нужно помнить потенциальным опекунам
- После подачи полного комплекта документов органы опеки должны принять решение — согласие или отказ — в течение пятнадцати календарных дней.
- С принятием нового Семейного кодекса в 1995 году деятельность опекунских советов не носит законного характера. Это исключительно совещательный орган при руководителе органа опеки. Решение принимает руководитель органа опеки и именно он ставит свою подпись на постановлении, приказе или любом ином документе, которым и принимается решение. Именно руководитель несёт за это решение ответственность.
- Администрация организации, где находится ребёнок, оставшийся без попечения родителей (дома ребёнка, детского дома, интерната...) исполняет по отношению к нему обязанности опекуна и, только в силу этого, даёт свое согласие при усыновлении ребенка. При этом, в законе отмечено, что это согласие или несогласие может быть не принято судом при рассмотрении заявления об усыновлении. Но только при усыновлении.
- При устройстве ребёнка под опеку решение принимается органом опеки, и только на нём лежит ответственность за судьбу ребёнка. Мнение детского дома даже не запрашивается.
Победители и проигравшие. К чему привели взаимные санкции России и США 
Две сироты при живых родителях. Школьница родила дочь и попала в детдом 
Юлия Колесниченко: Плюс закон. Минус дети 
Виктория Никитина: Не выбрасывай меня, мама! 
Банкир Роман Авдеев: Моя семья - это моя жизнь 
