Почему власти США так боятся Виктора Бута? И есть ли надежда на то, что он вернётся на родину? Об этом - а также о планах предпринимателя на «вольную жизнь», его увлечении восточными практиками и о том, на что способен Владимир Путин, - рассказала в эксклюзивном интервью AIF.RU супруга Виктора, Алла Бут.
Приравняли к террористам
- Совсем недавно Вашего супруга собирались перевести в тюрьму максимально строгого режима в Колорадо. Позднее переправку приостановили. Есть ли вероятность, что Виктора все-таки переведут в «горный Алькатрас»?
- Во-первых, департамент тюремных наказаний США не имел никакого права отправлять его в супермакс (тюрьма особо строгого режима. – Прим. авт.) в Колорадо. Это пять с половиной часов лета от Нью-Йорка, и там еще четыре часа на автобусе добираться до пустыни. Это своего рода американская «Гуантанамо» - такой бетонный гроб. Видимо, они решили с посыла прокуратуры его незаметно туда вывезти и там практически заживо похоронить. Но теперь, благодаря личному обращению нашего адвоката к судье, а также обращениям консульских сотрудников и посольства в Вашингтоне, вряд ли прокуратура посмеет повторить подобную попытку. Хотя пока от самой прокуратуры нет ответа.
- Они как-то объясняли необходимость ужесточения режима содержания Виктора?
- Они предполагают, что у Виктора есть связи во внешнем мире, которые позволят ему организовать побег. У него даже якобы есть сообщники и финансовые возможности, чтобы организовать массовые беспорядки или какое-то подпольное движение. Я не знаю, что они имели в виду. В любом случае, они считают, что для него подойдёт только колорадский супермакс. А основана их позиция абсолютно ни на чем – только на предположениях. Сейчас там, видимо, идут внутренние выяснения структурных отношений, потому что даже федеральный судья посчитал такой строгий режим недопустимым. До места, куда они хотели его отправить, не добраться ни сотрудникам консульства, ни адвокатам. То есть, это мешает не только взаимодействию Виктора с сотрудниками российских консульских служб, но и общению с адвокатами. Понятно, что все было сделано для того, чтобы он просто не имел никакой возможности ни связаться с кем-то, ни физически защитить себя.
- То есть, они хотели попросту устранить Виктора физически?
- Практически, да.
- Как вы оцениваете перспективы возврата Виктора в Россию в рамках конвенции о передаче осужденных лиц от 21 марта 1983 года?
- Насколько я понимаю, эта ситуация уже почти разрешилась. Процедура, наверняка, будет число формальной, организуют её Минюст или Генпрокуратура. Конечно, хотелось бы, чтобы это произошло как можно быстрее, потому что сил уже почти не осталось - ни душевных, ни физических.
- А что, американская сторона уже заявила о каких-то дополнительных условиях?
- Пока нет. Я могу только строить догадки. Ведь американская администрация и агентство по борьбе с наркотиками постоянно сетуют на то, сколько сил и средств они потратили на поимку Виктора.
- Когда планируется направить запрос в Минюст РФ с просьбой об экстрадиции?
- В ближайшую неделю пошлем туда письмо с просьбой проинформировать нас о том, кто будет заниматься этим вопросом и что требуется с нашей стороны. Так как у нас и у нашего московского адвоката Виктора Буробина на сегодня никакой информации нет. Мы также отправим запрос на имя генпрокурора. Дальше будем пытаться находить какие-то контакты с Министерством Юстиции и Генпрокуратурой России. По крайней мере, на нас никто не выходил.
– Планируется ли организовать иск в Международный суд в Гааге?
- Наши юристы этим вопросом занимаются – но они, правда, пока с подобными случаями не сталкивались. По крайней мере, четыре иска уже составлены. В том числе и по превышению полномочий государством США по отношению к юрисдикции России. Документы требуют серьезной доработки. Но проекты этих документов переданы нашими адвокатами в МИД России полгода назад. Теперь дело за МИД.
Надежда на «твёрдую руку»
- Как Вы оцениваете усилия предыдущего руководства РФ по оказанию помощи Вам и Виктору? Считаете ли Вы, что Москва сделала все возможное, для освобождения Виктора?
- Я не знаю, как это оценить. Мы обладали не всей информацией. Вполне возможно, что были какие-то переговоры, о которых мы просто не знаем. Но поддержка со стороны МИДа, со стороны консульских работников и посольских работников нас вполне удовлетворила. Единственное, что настораживает, - это то, что, с точки зрения внешних политических связей России, гораздо проще было вернуть Виктора на родину из Таиланда, чем из США. Видимо, просто возможностей у США для решения каких-то внутрисистемных вопросов в политических интересах значительно больше, чем у России.
- Какие надежды Вы возлагаете на Владимира Путина?
- Думаю, что с приходом новой власти у нас будет более жесткая внешняя политика и более жёсткая позиция, в том числе - в решении вопросов защиты прав российских граждан за границей. Я считаю, что при Путине этот вопрос может быть решен в кратчайшие сроки. Например, если будут достигнуты политические договоренности, то соблюсти формальности не составит никакого труда. Процедура экстрадиции может занять всего два-три месяца.
– Бывший партнер Виктора Эндрю Смульян, проходивший с Вашим супругом по одному делу и давший показания против него, в среду был приговорен к 5 годам тюрьмы. Виктора же приговорили к 25. С учетом того, что Смульян провел в заключении уже более четырех лет, он может выйти на свободу через несколько месяцев. Как Вы это прокомментируете?
- Это просто фарс. Человек, который является организатором, зачинщиком «мероприятия», получает пять лет только потому, что он сказал: «Ребят, вы знаете, я виноват, я признаю свою вину». Ну, правильно, если человек планировал все сам – то он виноват. А если Виктор ничего не делал и не признает вины, то он получает 25 лет минимум. Это такое американское законодательство.
- Возможно, сейчас рано об этом говорить, но Вы уже строите какие-то планы на будущее, когда Виктора освободят?
- Для меня, к сожалению, пока мысли о будущем неприемлемы, потому что я живу сегодняшним днем. Мне и бизнес свой пришлось закрыть. Но у Виктора много идей. В том числе по направлениям, связанным со здоровьем. Он передал мне очень много записок - о том, как поддерживать свое здоровье, как снимать стресс, как правильно питаться. Он ведь даже пытался кого-то лечить в Таиланде. С помощью с каких-то гипно- или психо- техник, которые он освоил. Видимо, он уже так много на себе испытал и попробовал, что может написать книгу «Как выжить в тюрьме». Потому что это действительно борьба за выживание, борьба не только за своё физическое здоровье, но за то, чтобы не сойти с ума…
Я не знаю, во что всё это выльется в будущем, - пока это только идеи, - но я точно знаю, что я буду заниматься его личной интернет-страницей в самое ближайшее время.
- То есть, пока речь идет о создании персонального сайта…
- Ну, сначала сделаем сайт, а там уже, когда Витя вернётся, он, видимо, будет заниматься чем-то, связанным с медициной, здоровым питанием и т.п.
В бетонной коробке…
- Вы затронули тему выживания в тюрьме. Расскажите о жизни Виктора в тюрьме в Нью-Йорке.
- Где-то пятнадцать месяцев Виктора держали в одиночной камере. Там не было свежего воздуха, не было окон. Двадцать четыре часа в сутки – искусственное дневное освещение. Это бетонная кровать. Бетонный стол. Бетонное место, где можно сидеть. Тебя никуда не выводят, ты ни с кем не общаешься. Это полная изоляция. Однако по требованию судьи полгода назад Виктор был переведен в другую тюрьму на более мягкий – общий режим в тюрьме в Бруклине. Виктор был достаточно сильно истощен, сильно похудел. Ему стоило достаточно больших усилий восстановиться.
А в Бруклине, к счастью, нет порционной системы питания, поэтому он может попросить добавку. Он сейчас стал восстанавливаться, стал выходить на улицу на внутренний двор. По крайней мере, теперь он хоть небо видит и может делать физические упражнения. Ведь та камера, где он содержался 15 месяцев, была пять шагов в длину и ширину. Там даже ходить было сложно…
- А сейчас камера одиночная?
- Сейчас она не одиночная. У него есть сосед…
- А кто сосед? Нормальный человек?
- Сейчас соседа сменили, но до этого был абсолютно ненормальный. Точнее, больной - шизофреник. Вообще, блок, в котором сейчас находится Витя, предназначен для людей с суицидальными наклонностями, с неустойчивой психикой. Поэтому там всякое можно увидеть. Есть, например, заключённый, который пытался разбить себе голову об стену. Потому что узнал, что ему дали четыре года…
- На Виктора не покушались?
- Нет-нет. Ничего такого, к счастью, не было.
- А какой у него распорядок дня?
- В шесть утра подъем. Полседьмого их выпускают из камеры. Потом у него зарядка: он бегает, делает упражнения. Далее у него где-то час медитация или танец, или динамическая медитация, или еще какие-то упражнения, связанные с психотренингом. Потом у него два-три часа языка, так как он несколько языков продолжает сейчас изучать. Затем опять прогулка. Сейчас он имеет возможность на кухне какую-то работу делать. Вечером у него опять физические нагрузки, есть возможность в теннис играть. Вот так примерно проходит его день. Ещё книги берёт из тюремной библиотеки…
- А что он сейчас читает, если не секрет?
- Сейчас ему заказывали и отправляли книги по истории искусства и истории кинематографии. Это из последнего. До этого он очень много читал на фарси – в основном, книги об использовании лекарственных растений, о лечении различных заболеваний, о техниках сохранения здоровья. В общем, книги, которые помогли выжить в данной ситуации.
- Тюрьма, восточные техники, книги о травах и оздоровлении – все это как-то изменило Виктора?
- Конечно, он изменился. Мне кажется, его теперь уже ничто в принципе не может сломать. Он сам говорил: «Меня можно только убить, сломать меня уже нельзя. Сложно придумать что-то тяжелее того, через что я прошел».
Не думать о плохом
- Не появились ли у Вашего супруга какие-нибудь новые привычки за время пребывания в тюрьме?
- Привычка держать себя в руках, по утрам заниматься физическими упражнениями и медитацией. Теперь это стало его жизненной необходимостью. Он говорит: «Без этого я не могу, потому что это дает заряд положительных эмоций на целый день. Все негативное я выбрасываю: ненависть, злобу, чтобы меня это не отягощало и я мог спокойно освободить ум, мог заниматься какими-то другими, полезными вещами, думать о чем-то приятном.
- Как часто вы видитесь?
- Мы видимся раз в неделю. После того как его перевели бруклинскую тюрьму на общий режим, мы видимся в общем зале, где 150-200 человек и все кричат. Говорить сложно, потому что очень шумно, но хотя бы можно за руки подержаться. Туда нельзя проносить ни ручек, ни записок, ни карандашей, вообще ничего, поэтому приходится запоминать.
А пятнадцать месяцев мы общались, сидя в разных камерах. И я где-то час проходила досмотр для того, чтобы меня пустили в этот спецблок.
– Вы всегда выглядите очень уверенной. Как удается постоянно демонстрировать такое самообладание?
- Это, наверное, единственный способ защиты, потому что я на самом деле очень часто впадаю в отчаяние - когда не знаю, с какой стороны и к кому обращаться, что писать и что говорить. Но нужно как-то держаться. А плакать, расстраиваться можно себе позволить дома, чтобы никто этого не видел. Но я надеюсь, что вопрос о возвращении Вити будет решен, потому что это такая откровенная наглость, ложь и провокация. Я считаю, что у России нет другого выхода, кроме как показать всему миру и, в первую очередь, своим гражданам, что это взрослое, независимое, политически сильное, стабильное государство. Государство, которое в состоянии защищать своих граждан. Я считаю, что России пора уже решиться на какие-то жёсткие действия.
Жену Виктора Бута 2,5 часа допрашивали в аэропорту Нью-Йорка 
Не пропусти зверя. Можно ли распознать ненормальных без психиатра? 
