225 лет назад, поздним вечером 3 ноября 1794 г., 12,5 тыс. солдат пехоты, 5,5 тыс. кавалеристов и 2,7 тыс. казаков русской армии повторяли следующие слова: «Згода! Отруць бронь!» В переводе с польского это значит: «Мир! Положи оружие!»
Приказ выучить три польских слова, да так, чтобы эта премудрость отскакивала от зубов, был отдан генерал-аншефом Александром Суворовым не в порядке повышения культурного уровня личного состава, а по делу — он сопровождался характерным дополнением: «Кои положат ружьё — тем вольность». Распоряжению зубрить конкретные слова предшествовал инструктаж: «В дома не забегать; неприятеля, просящего пощады, щадить; безоружных не убивать, с бабами не воевать, малолетков не трогать». Так в лагере русских войск готовились к штурму Праги — укреплённого предместья Варшавы. Он состоится уже через несколько часов, ранним утром 4 ноября.
Генерал-живоглот?
Как и все сражения, которыми командовал Суворов, этот штурм принесёт русскому оружию победу. А самому Александру Васильевичу — серьёзное продвижение по службе, отражённое в известном историческом анекдоте. Согласно которому русский военачальник отправил императрице Екатерине II лаконичное послание: «Ура, матушка! Варшава наша!» На что получил ещё более лаконичный ответ: «Ура! Фельдмаршал Суворов!» Награда достойная — штурм Праги и последующая капитуляция Варшавы привели к тому, что Польша, этот старинный и смертельно опасный враг России, оказалась вычеркнутой из истории и загнанной в политическое небытие более чем на 100 лет.
Такое перекраивание карты Европы не могло не обратить внимание тогдашних СМИ на ключевую фигуру командующего русскими войсками. Александр Суворов моментально становится медиаперсоной. О нём говорят, о нём пишут, его рисуют, всё это дело расходится ураганными тиражами. Что вполне естественно. Неестественно другое — заведомая предвзятость, граничащая со звериной ненавистью к Суворову. Отныне и на долгое время самый успешный русский полководец в глазах читающей Европы станет кровожадным чудовищем, людоедом, почти животным.
Тон задал английский художник-карикатурист Исаак Крукшенк. Он же первым подметил любопытную особенность фамилии русского фельдмаршала. В английском написании — Suwarrow — она здорово напоминала слово swallow, что обычно переводится как «ласточка», но имеет также значения «глоток», «глотать» и даже «залпом». Поняв, что обнаружено золотое дно, Крукшенк изобразил заросшего бородой мордоворота с широченной пастью, в которой глоток за глотком исчезают мирные жители в промышленных масштабах.
Тут как прорвало. По Европе пошли гулять лубки с пожирающим людей пугалом — теперь это стало каноническим изображением Суворова, отходить от которого не рекомендовалось. Даже пять лет спустя, когда Александр Васильевич сам пришёл в Европу — как освободитель Италии от наполеоновских войск, — лубки не сильно изменились. Хотя, казалось бы, вот он, фельдмаршал, уже среди вас, его портреты пишут знаменитые художники. Может быть, стоит наконец обратить внимание на настоящего Суворова?
Громила в крови
Тщетно. Пропаганда оказалась сильнее правды. Ещё один английский карикатурист, Джеймс Гилрей, в 1799 г. запускает в производство лубок, где Суворов изображён как лысый краснорожий качок с аршинными усами и окровавленной саблей. Художник не стесняется прямого вранья: «Награвировано с рисунка, снятого с натуры лейтенантом Шварцем, гусаром Императорского полка». Для пущего правдоподобия картинку сопроводили текстом: «Этот человек находится сейчас в расцвете жизненных сил, он ростом 6 футов и 10 дюймов». Вообще-то Суворову тогда уже было без малого 69 лет — возраст, от «расцвета сил» весьма далёкий. С ростом тоже ошибочка вышла. 6 футов и 10 дюймов — это где-то 208 см. Великан! Громила! При том что настоящий фельдмаршал был существенно меньше — 170 см. Но кого это волнует? Поставлена задача показать «страшного русского зверя» во всей красе — и вот, извольте.
На Западе не знают никакого «штурма Праги». Там есть только и исключительно понятие «пражская резня». Скажем, согласно словам польского историка Геровского, Суворов взял Прагу, «истребив поголовно её жителей и защитников». Другой историк, Бартошевич, добавляет жару: «Русские убивали беззащитных стариков, женщин и даже детей».
«Избавителю своему»
Страшно? Ещё бы. Только вот цифры не очень сходятся. В Праге перед штурмом насчитывалось около 30 тыс. человек. Это вместе с польскими войсками, ополченцами, вооружёнными горожанами и мирными жителями, которым генерал Томаш Вавжецкий не позволил покинуть город перед штурмом, хотя они его об этом умоляли.
В забеге «Кто насчитает больше трупов, оставленных безжалостными русскими» по понятным причинам игнорируются данные самого Суворова. А они любопытны. Согласно «Окончательному журналу» — документу, в котором вёлся почти бухгалтерский учёт потерь, выходит вот что. Из 30 тыс. поляков, оборонявших предместье, сдавшихся в плен и отпущенных по домам было 26 729 человек.
Между прочим, в Петербурге Суворову даже попеняли за излишний гуманизм — статс-секретарь Екатерины II Дмитрий Трощинский писал: «Граф Суворов несносно досаждает несообразными своими там распоряжениями. Всех генерально поляков, не исключая и главных бунтовщиков, отпускает свободно в их домы, давая открытые листы».
Спору нет, почти 4 тыс. трупов — это, наверное, тоже очень плохо. Но есть нюанс. Ценой этого плохого Суворов избавил Польшу от худшего. Взятие Праги было демонстрацией того, что может ждать всю Варшаву. И варшавяне, подумав, капитулировали. Вместе с ключами от города русскому полководцу поднесли табакерку с надписью: «Варшава — избавителю своему».