3 марта (19 февраля по старому стилю) 1861 года были подписаны два документа, которые определили смысл и содержание внутренней политики России на ближайшие полвека. Внимание, как правило, сосредотачивают на одном из них. Манифест об отмене крепостного права. Звучит гордо и пафосно — принято считать, что именно с этого момента «рабы-крепостные» обрели свободу, а император Александр II получил почётное прозвище «Освободитель».
Второй документ остаётся в тени. Это естественно — высоких торжественных слов в нём нет. Есть только скучные практические подробности. Но реальное влияние на историю оказало как раз оно — «Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости».
Цена вопроса
Согласно положению, вся земля оставалась в собственности помещиков. Крестьянам же отводили некий «полевой надел». За который — внимание — следовало либо платить оброк, либо отрабатывать на барщине. Отказаться от этой земли и повинности крестьянин права не имел в течение 49 лет.
Логичный вопрос — где же тут свобода?
Её и не было. Вместо реальной свободы была «высочайше дарована» возможность выкупить землю и наконец-то зажить более или менее сносно. Наверное, со стороны это выглядит справедливо — за свободу следует платить. Весь вопрос в цене.
Тут начинается любопытная арифметика. Настоящая, рыночная стоимость земли, которую могли выкупить крестьяне, составляла 544 млн. рублей. Внезапно государственная комиссия оценивает её в 897 млн. рублей. Почему? Да просто так — после консультации с наиболее крупными помещиками-землевладельцами.
А чтобы сделать крестьянину облегчение, ему «идут навстречу». Можно платить в рассрочку. Всё те же 49 лет. Под 5% годовых. Впрочем, нет. Всю эту финансовую систему нужно ещё как-то обслуживать. Кто будет оплачивать армию чиновников, а также «особые расходы и потери»? Накинем-ка мужику ещё 1%. Итого — 6% годовых.
Всё? Нет, не всё. В первое время, пока система ещё не заработала штатно, крестьянин сверх выкупного платежа был обязан платить в пользу помещика примерно такую же сумму. Это «первое время» растягивалось до 15 лет.
«Кормильцы Европы»
В результате расклад получался удивительный. По данным статистики, на середину 1870-х гг. среднедушевой крестьянский доход с одной десятины земли равнялся 163,1 копейки. А все платежи и налоги с той же десятины составляли 164,1 копейки. Получалось, что мужик работал не просто задаром, а ещё и себе в минус.
И не просто в минус. Чтобы хоть как-то добыть живые деньги, так нужные для всех этих выплат, выращенный хлеб приходилось продавать на сторону. За границу. Да-да, то самое: «Зато мы тогда кормили хлебом если не полмира, то всю Европу — уж точно».
В этом гордом «зато» два подводных камня. Во-первых, доля российского хлеба на рынке Европы была откровенно мала — от 6 до 10% в разные годы.
Во-вторых, даже эти проценты давались такой ценой: «Имеют ли дети русского земледельца такую пищу, какая им нужна? Нет, нет и нет. Дети питаются хуже, чем телята у хозяина, имеющего хороший скот. А мы хотим конкурировать с американцами, когда нашим детям нет белого хлеба даже в соску? Американец-земледелец продает избыток, а мы продаем необходимый, насущный хлеб. Продавая немцу нашу пшеницу, мы продаём кровь нашу, то есть мужицких детей». Это слова агрохимика Александра Энгельгардта, который как раз в те годы налаживал своё хозяйство в Смоленской губернии.
Долг и расплата
«Со словом „крестьянин“ у нас связано представление о земледельце, в поте лица добывающем хлеб свой. Каково же удивление наблюдателя, когда он в целых округах не увидит ни одного лица мужского пола, умеющего взяться за соху, или даже просто запрячь в телегу лошадь. Что ни мужик, то или плотник, или каменщик, или фабричный, приходящий домой только отдохнуть и имеющий самое смутное представление о земле». Что это? Сетования советского писателя-деревенщика на то, что «село умирает»? Нет, это предисловие к статистическому отчёту по Владимирской губернии конца XIX в. Причина всё та же — мужику негде взять денег для обязательных платежей. Он ищет их на стороне. И перестаёт быть крестьянином. По большому счёту, именно освобождение от крепостного права на откровенно кабальных условиях запустило процесс уничтожения крестьянства как такового.
Справедливости ради, надо сказать, что некоторое послабление мужику всё-таки вышло. В 1906 г., на целых 4 года раньше срока, крестьянам «простили» недоимки по платежам, а сами выкупные платежи отменили вовсе. С чего бы такая щедрость?
В 1905 г. крестьяне сожгли более 15% помещичьих имений. Только таким образом мужик смог дать понять, что бесплатная работа «на перспективу» его не вполне устраивает. И только тогда он обрёл ту самую свободу, которую ему «даровали» 45 лет назад.