115 лет назад, 9 ноября 1906 года, в Царском селе был подписан Высочайший Указ, адресованный Сенату. Название этого документа предельно нейтральное и не отражающее никакой конкретики: «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования».
Однако этот Указ никак нельзя назвать проходным документом. Дело в том, что первый же параграф взрывал жизненный уклад миллионов людей. Уклад, который долгое время считался одним из главных стабилизирующих социальных факторов огромного аграрного государства. Вот, что значилось в этом параграфе: «Каждый домохозяин, владеющий надельной землею на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за собою в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли».
Дальше идут частности, касающиеся правил подачи заявки, урегулирования имущественных споров, разграничения прав собственности… Моменты, разумеется, тоже важные. Но главное уже сказано в первых строках. Отныне каждый крестьянин имеет право выйти из общины и стать полноценным хозяином — уже без оглядки на кого бы то ни было. Ну, может быть, за исключением рыночной конъюнктуры. Это право крестьянина гарантировалось подписями под документом: «На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою подписано: НИКОЛАЙ. Скрепил: Председатель Совета Министров Столыпин».
С этого момента принято отсчитывать старт того, что в историографии называют «Столыпинской реформой». Хотя автором документа был товарищ (заместитель) министра внутренних дел Владимир Гурко. А сама реформа готовилась с 1902 года в недрах специально созданного Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности под председательством Сергея Витте и Ильи Горемыкина.
Однако же — «Столыпинская». Закрепившемуся названию способствовало несколько факторов. Прежде всего, разумеется, объективный. Именно Пётр Столыпин был главным исполнителем реформы, которую разработали до него и без него. Заслуга вполне реальная. Особенно если учесть, что исполнителем он был жёстким и упорным.
Но существовал ещё и фактор субъективный. Несмотря на то, что в те годы медиа ещё не обрели той силы, что сейчас, присутствие Столыпина в информационном поле гарантировало отождествление его имени с проводимой реформой. Грубо говоря, Пётр Аркадьевич не стеснялся рекламировать себя в печати как главную, а подчас и единственную фигуру, которая «радеет за крестьянина».
В этом плане показательно его интервью, данное в сентябре 1909 года саратовской газете «Волга». Именно в финале этой беседы с журналистом Николаем Гарвеем прозвучала фраза, которая стала визитной карточкой Столыпина: «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России!» Спору нет, фраза хлёсткая. Но на то, что кроме неё говорил в этом интервью Столыпин, внимания обращают гораздо меньше. И совершенно напрасно.
Для начала, некоторые речевые обороты могут показаться взятыми из советской прессы начала тридцатых годов, когда газеты трубили о «триумфе колхозного строительства»: «До сих пор у нашего стомиллионного крестьянства, зависимого всегда от других, была одна лишь карьера — карьера мужика-кулака. Теперь перед ним открываются иные, более светлые горизонты… Реформа эта, очевидно, отвечает потребностям самой жизни. Она может быть ошибочна в частностях; в своих основаниях она глубоко жизненна… Эта великая задача наша — создание надёжнейшего оплота государственности и культуры — неуклонно проводится правительством».
Но самое интересное, это, конечно, пассаж Столыпина о том, что только его реформа способна создать в России настоящее гражданское общество: «Я полагаю, что прежде всего надлежит создать гражданина, крестьянина-собственника, мелкого землевладельца, и когда эта задача будет осуществлена — гражданственность сама воцарится на Руси».
Вообще-то с гражданским самосознанием всё было в порядке и у общинных крестьян. О чём свидетельствуют их наказы депутатам Государственной думы I созыва. Их было много, очень много. И общий их тон передаёт наказ сельского схода деревни Виткулово Горбатовского уезда Нижегородской губернии: «Луч блеснул перед нами — это обещанная Государственная дума и единственная надежда наша на нее. Мы верим, что Дума поможет нам выбраться из лап нужды и позаботится вывести нас из тьмы на путь света».
Выборы в I и II Государственную Думу показали, что крестьяне стабильно голосуют за социалистов. Во II Думе партии, защищающие интересы крестьян в плане передела земли, прежде всего помещичьей, приблизились к критической массе. Социал-демократы, эсеры, народные социалисты и трудовики заняли 222 места. Кадеты, автономисты и октябристы — 228 мест. И ещё 50 мест отошло беспартийным. При наличии хорошо подвешенного языка этих беспартийных можно было склонить на свою сторону — социалисты отлично умели это делать.
Столыпин оценил это как катастрофу. И благополучно разогнал II Государственную думу. «Мудрому государственному деятелю» в очередной раз попался «народ с неразвитым гражданским чувством». Потому что правильный гражданин должен исполнять распоряжения правительства. А если он имеет какие-то свои интересы, да ещё и отстаивает их, пусть даже в рамках закона, то это плохой, негодный гражданин. И его надо заменить хорошим, годным. Конкретно — крестьянином-собственником.
Но впоследствии даже те крестьяне-собственники, которых породила реформа, продолжали стабильно держаться программы социалистов, что привело к триумфу тех же эсеров в Учредительном собрании. В политическом плане реформа провалилась так же, как и в экономическом.
