Ровно 300 лет назад, 11 февраля 1720 г., Адмиралтейств-коллегия в режиме строгой секретности приняла решение, которое может считаться одним из первых отечественных прорывов в области опережающих военных технологий.
Впрочем, текст того решения вряд ли мог бы навести даже самого проницательного шпиона на какие-либо крамольные мысли: «Крестьянина Ефима Никонова отослать в контору генерал-майора Головина и велеть образцовое судно делать, а что к тому надобно лесов и мастеровых людей по требованию оного крестьянина Никонова отправлять из упомянутой конторы».
Подобных распоряжений в Адмиралтейств-коллегии хватало. Если не знать заранее, что за судно, глазу зацепиться не за что. А заранее об этом знало считанное количество народу. Царь Пётр Великий, генерал-майор Иван Головин и, разумеется, сам крестьянин Ефим Никонов, который своё судно в челобитной на высочайшее имя анонсировал так: «К военному случаю на неприятелей угодное судно, что под водою ходит потаённо, которым на море в тихое время можно из снаряду забивать корабли, хотя бы десять или двадцать — смотря по тому, сколько на нём будет пушек». Челобитная заканчивалась обещанием «учинить образец под потерянием своего живота, ежели будет неугодно».
Царь-новатор
Это был проект боевого подводного корабля. Крестьянину Ефиму Никонову неслыханно повезло. Если бы дело происходило лет за пять до или после петровских времён, то над его изобретением в лучшем случае посмеялись бы, сочтя его дурью и блажью. Но царь-плотник питал склонность к нетривиальным проектам, особенно если это касалось модернизации армии. Скажем, военное и охотничье оружие до него никогда не смешивали, а Пётр, рассмотрев, как действует немецкий охотничий кортик, постановил вооружить русских офицеров подобными образцами.
Но всё же подводный корабль не кортик, а вещь неслыханная. Поверить в реальность подобной штуки очень сложно. Тем не менее Пётр, едва ознакомившись с челобитной, велит как можно скорее доставить неграмотного изобретателя, уроженца села Покровское-Рубцово, что близ подмосковной Истры, в Санкт-Петербург. Лично с ним беседует. И тут же даёт ему должность «мастер потаённых судов». Вместе с распоряжением: «Таясь от чужого глазу сделать судно не в такую меру, которым бы в море подойтить под корабль, но ради показания и в реке испытания». То есть модель.
Судя по всему, Пётр действительно верил в реальность проекта. Здесь надо учесть, что он всегда проявлял интерес к морским новинкам. Возможно, во время пребывания в Англии ему рассказывали о работах Корнелиуса Дреббеля. Этот голландец ещё в 1620 г. построил подводную лодку, которая прошла публичные испытания — на глазах короля Якова I и нескольких тысяч лондонцев она погружалась в Темзу, какое-то время плыла под водой на глубине примерно 3–4 м и всплывала. Англичане тогда отнеслись к этому как к аттракциону. Королевский флот от «затейки» отмахнулся, не видя, как можно найти реальное применение «этому курьёзу».
Всплытие покажет
Русский царь был прагматиком и потому увидел в подобном проекте не блажь и не дурь, а грозное оружие, которое надо как можно скорее построить, испытать и ввести в строй. Более того — по ходу дела Пётр сотрудничает с Никоновым и вносит в его проект кое-какие коррективы. Так, совершенно логично он сразу предлагает отказаться от пушечного вооружения подводного корабля — это по тем временам было технологически невозможно.
Но это работа на отдалённую перспективу. Пока что Никонов трудится один и через год и месяц, в марте 1721 г., представляет на суд царя и Адмиралтейства действующую модель. Испытания проводились на Неве, в подводной лодке сидел сам Никонов и несколько человек команды. По орудийному выстрелу лодка погрузилась на воду на середине реки. По второму выстрелу погрузилась и на вёсельном ходу проделала путь до противоположного берега, где и всплыла — Никонов вылез в люк и замахал шляпой. Потом таким же макаром погрузилась снова и всплыла почти около Галерной верфи, где стоял царь. А вот на третьем погружении судно дало течь, и его пришлось спасать. Однако для первого раза, для испытания прототипа, это было самой настоящей победой. Царь велел незамедлительно строить подводный корабль «полного корпуса» и продумать его вооружение.
Пророк в отечестве
Ни чертежей, ни описаний «потаённого судна полного корпуса» не сохранилось. О его величине и форме можно судить только по тому, сколько материалов на него отпускалось и какие мастера были задействованы в процессе. Поскольку Никонов потребовал для сборки корпуса бочаров, а они в свою очередь сделали заказ на «пятнадцать полос железных шириной в два дюйма две четверти для обручей», можно полагать, что корабль имел удлинённую бочкообразную форму длиной в 6 м и шириной в 2 м.
Вооружение же Никонов (возможно, вместе с самим царём) придумал весьма оригинальное, о чём говорит следующая записка: «В Главную артиллерию послать промеморию (официальный запрос) и требовать, дабы к потаённому судну десять труб медных повелено было порохом начинить и селитрою вымазать от той артиллерии».
Это было что-то вроде огнемёта одноразового действия. Кстати, по этой причине лодка Никонова получила ещё одно название — «огневое судно». Предполагалось, что лодка скрытно подойдёт к вражескому кораблю, всплывёт и зальёт его борта горючей смесью.
Но и это ещё не всё. Никонов разработал шлюзовую камеру, пригодную для того, чтобы в подводном положении выпускать водолаза-диверсанта в специальном скафандре: «А для хода в воде под вражеские корабли надлежит сделать на каждого человека из бхотных (тюленьих) кож по два камзола с штанами, да на голову по обшитому или обивному кожею деревянному бочонку, на котором сделать против глаз окошки. Сверх того привязано будет для груза к спине по пропорции свинец или песок, и когда оное исправлено будет, то для действия к провёртке и зажиганию кораблей сделать надобно инструменты особые».
Осенью 1724 г. боевой подводный корабль был готов и спущен на воду. Правда, на испытаниях он погрузился слишком резко, повредил дно и чуть было не затонул. Однако Пётр объявил, чтобы «никто мастеру сего конфуза в вину не ставил» и благословил дальнейшие испытания. Кто знает, возможно, у нас был бы свой подводный флот ещё в начале XVIII в. Но царь заболел, а в январе 1725 г. умер. «Мастера потаённых судов» быстро разжаловали в обычные корабельные плотники и отправили на верфь в Астрахань. Само же судно за 20 лет истлело в береговом сарайчике. Разумеется, в режиме секретности.