5 марта 1871 года в Российской империи, в польском городке Замостье, в семье лесоторговца Элиаша Люксенбурга родилась дочь, которую назвали Розалией. Впоследствии она сократит своё имя и слегка перекроит фамилию — заменит в серединке «н» на литеру «м». Получится Роза Люксембург.
Можно биться об заклад, что первая ассоциация, связанная с этим именем, будет такой: «Знаю, она с ещё одной тёткой, Кларой Цеткин, придумала Восьмое марта». Впрочем, возможны варианты в самом широком диапазоне. От оскорбительного «уродка с комплексом неполноценности» до скучнейшего «теоретик марксизма, пропагандирующая революцию и феминизм». Несколько особняком стоит Илья Лагутенко, лидер группы «Мумий Тролль», с прекрасным: «Моя сказка — Роза Люксембург». Пожалуй, такая Роза — самая симпатичная.
Красота уродства
И, на первый взгляд, самая далёкая от реальности. Её действительно можно было назвать некрасивой. Полученная при рождении травма — вывих тазобедренного сустава — явно не придавала фигуре изящества. Тяжёлая «корма», короткие ноги, слишком большая голова, близко посаженные глаза и нос, который, по заверению иных недоброжелателей, «напоминал повисшего удавленника».
Однако, когда она начинала говорить, особенно публично, всё это куда-то исчезало. На трибуне появлялась настоящая валькирия революции, за которой хотелось идти хоть в огонь, хоть под пули. Особенно после таких пассажей: «За свою выгоду богачи будут драться зубами и когтями, прибегая к любым методам, которые им будет диктовать их беспощадная злость. Их сопротивление необходимо сломить железным кулаком и такой же беспощадной злостью!»
О «комплексе неполноценности» Розы Люксембург распространялись, как правило, те, кому не повезло попасть ей на язык. Например, Карл Корн, редактор журнала «Рабочая молодёжь». О нём Роза отозвалась шикарно: «Один его вид с красной деревянной рожей, в толстом пальто, на коротких ножках, напоминает уличный писсуар».
Стиль навсегда
Вопреки устоявшемуся шаблону, никакой феминисткой она не была. Во всяком случае, специально этим вопросом не занималась, статей о равноправии женщин не писала и избирательных прав для них не требовала. Вернее, требовала, но для всех угнетённых разом. Женщины там были явно не на первом месте.
Зато стиль жизни Розы не просто соответствовал стандарту феминизма. Он задавал этот самый стандарт на многие годы вперёд. Прекрасное образование и степень доктора государственного права. Международная репутация интеллектуалки, причём в самой модной на тот момент сфере — социал-демократии. Тонкое знание и понимание современного искусства. Публицистика, с которой были вынуждены считаться мыслители и вожди немаленького калибра, например, Ленин и Троцкий. И, наконец, свободные отношения с мужчинами — по тем временам это был безусловный прорыв.
Жажда материнства
В 18 лет её возлюбленным был Лео Йогихес — тоже социал-демократ и революционер. Последнее обстоятельство может настроить скептически. Ну да, наверное, вместе писали прокламации и резолюции. Тем не менее этот период, сложись всё иначе, мог бы серьёзно изменить всю биографию Розы. Вот фрагмент её письма Лео от 6 марта 1899 г.: «Но больше всего меня обрадовал тот абзац в твоём письме, где ты говоришь, что мы молоды и ещё сможем наладить личную жизнь. О, дорогой, золотой, если бы ты только сдержал своё обещание! Собственная маленькая квартирка, своя библиотека, совместные прогулки, каждое лето — поездка на месяц в деревню, совсем без всякой работы! И, может быть, ещё и такой маленький, совсем малюсенький ребёночек? Неужели мне никогда не будет это дозволено? Никогда? Вчера в Тиргартене у меня под ногами завертелось дитя лет трёх – четырёх… Словно громом меня поразила мысль схватить этого малыша, стремительно убежать домой и оставить его себе как своего собственного. Ах, дорогой, неужели у меня никогда не будет ребёнка?»
С этими мечтами она прожила ещё 18 лет. И вот ей 36, а её новому избраннику Константину — 22 года. Уже повод для скандала. Более того, Константин — родной сын её ближайшей подруги и соратницы, Клары Цеткин.
Здесь было реализовано сразу всё, включая неутолённую жажду материнства. В письмах Роза называет своего возлюбленного нежнейшими именами вроде Ниуниу, Дуду или просто «Маленький Костик». Причём пишет Роза постоянно, по несколько раз в день: «Любимое сокровище, я отправила сегодня утром тебе письмо и вот опять пишу, хотя мне нечего особенного тебе сказать, и ничего не произошло… Мой дорогой, целую тебя в твой сладкий ротик много раз».
Когда «Маленький Костик» бросил её и увлёкся другой, Люксембург повела себя более чем достойно: «Ты — любимый друг и таким для меня останешься так долго, как захочешь, так долго, пока я жива. Всё, что касается тебя, для меня важнее, чем весь остальной мир. Я тебя только прошу: оставайся спокойным и не мучай себя из-за меня».
Русские мечты
Те, кто обвиняет Розу Люксембург в какой-то особенной, изощрённой русофобии, явно не владеют материалом. Одна-единственная её фраза, произнесённая в 1907 г., дорогого стоит: «О, немцы! Проклятый народ кулаков и обывателей, эти «наследники классической философии»! Ах, как мне здесь бывает порой тяжко и больше всего хочется прочь из Германии. В какой-либо сибирской деревне почувствуешь больше человечности!» Положим, это только частное мнение. Но вот её публичные выступления, которые, кстати, не потеряли актуальности и остроты даже сейчас: «Расцвела русская литература и предстала перед миром завершённая, являя самобытную художественную форму, язык, совмещающий благозвучие итальянского с мужественной силой английского и благородством немецкого, бьющее через край богатство талантов, сверкающую красоту мыслей и ощущений». И, конечно, женщину, тоскующую о ребёнке, детская тема не оставила даже здесь: «Для русских детская душа — ценный объект художественного интереса. Ребёнок для них — такая же личность, только более непосредственная, неиспорченная и беззащитная. Русские писатели говорят с детьми без высокомерия и снисходительности. Наоборот — с преклонением перед нетронутым человеческим началом…»
В январе 1919 г. после провала революции в Германии Розу Люксембург вычислили и арестовали. А потом забили прикладами, прострелили голову и сбросили в берлинский Ландвер-канал, что находится вблизи сада Тиргартен, где она некогда мечтала о семейном счастье.
