Остров
В 1941 г. для авиаброска на Берлин использовали остров Эзель в Балтийском море. Этот кусочек суши находился в тылу врага - линия фронта ушла на восток на 350-400 км. Операция готовилась в условиях строжайшей секретности. Даже штаб ВВС не был оповещён о том, что две эскадрильи совершат перелёт линии фронта. Экипажам приходилось опасаться не только вражеских, но и своих средств ПВО. На острове машины подвешивали бомбы и летели сквозь грозовые балтийские облака на Берлин. Так продолжалось несколько дней. Пока немцы не раскусили, где находится аэродром.
«Спустя почти год, в 1942 г., Сталин настаивал, чтобы бомбардировка Берлина произошла 22 июня, в день начала войны, - рассказывает «АиФ» Василий Решетников, генерал-полковник авиации в отставке, Герой Советского Союза. - От этой идеи его с большим трудом отговорил командующий авиацией дальнего действия (АДД) Александр Голованов. В июне самые короткие ночи, а мы летали в темноте, чтобы труднее было засечь. К тому же ходили не плотными группами, а отдельными экипажами и не могли обеспечить достойную оборону. Операцию перенесли на август-сентябрь 1942 года. Мой экипаж был одним из тех, кому дали задание лететь на Берлин».
До этого в послужном списке 22-летнего лейтенанта были полёты на Варшаву, Бухарест, Данциг, Кёнигсберг. «На Берлин мы полетели с аэродрома из-под Серпухова. Расстояние туда и обратно - 3 тыс. км, по времени - 10 часов. Нас в экипаже четверо: я, штурман, радист и воздушный стрелок. Самолёты были без автопилота и второго пилота, без подогрева. Температура в кабине такая же, как за бортом, ниже 30 градусов. Одежда - унты, меховой комбинезон, шлемофон. Вот только перчатки слабенькие - я взял на складе унты и из каждого голенища попросил сапожника сшить по рукавице».
Десять стокилограммовых бомб экипаж выпустил по заранее определённым целям. «Берлин защищался неистово. Ночное небо сверкало иллюминацией. Артиллерийские снаряды зениток рвались так близко от кабины пилота, что я слышал запах горелого пороха. Заметил, как другой наш самолёт выхватили немецкие прожекторы и не отпускали. По этой цели с земли били прямой наводкой. Чудом наши экипажи вернулись. Да что говорить! Бывало, возвращались с продырявленными крыльями, с повреждёнными моторами. С какими мыслями? Вырвались - и ладно. Живём до следующего раза».
Зоренька ясная
Некоторые экипажи «дальнобойщиков» возвращались на родину пешком. Василий Васильевич вспоминает, как в его эскадрилье экипаж командира Тарелкина был сбит над территорией врага, за 120 км от линии фронта. Восемь дней лётчики пробирались к своим, а когда, наконец, вышли, попали в цепкие руки НКВД, в лагерь - для проверки благонадёжности. Каким-то чудом Тарелкин сумел подать сигнал на волю. Выручать его на боевом самолёте прилетел командир эскадрильи Александр Галкин. Чекисты пленников не отпускали, тогда лётчик просто выкрал своих подчинённых и на самолёте привез обратно в полк. На следующий день туда прибыли чины НКВД с требованием вернуть пленников по-хорошему. Им указали на дверь. Скандал дошёл до главнокомандующего АДД генерала Голованова. Ему пришлось улаживать вопрос со Сталиным. После этого экипажи сбитых в тылу дальних бомбардировщиков, сумевшие пробраться к своим, оставили в покое. Под личную ответственность Голованова.
Самолёт Решетникова сбивали дважды. Первый раз - рядом с линией фронта. Второй - из тыла врага пришлось выбираться больше недели.
В конце 1942 года экипаж Решетникова перебросили на Сталинградское направление. «Сил у немцев в воздухе на тот момент было больше. Поэтому господство в небе мы вырывали нечеловеческими усилиями. Совершали в сутки по 3-4 боевых вылета. Однажды возвращались под утро, и штурман Петя Архипов запел: «Что ты затуманилась, зоренькая ясная. Пала на землю росой?..» Песня для меня была новой, но в следующий раз я уже выучил слова и тихо подпевал в кабине. С песней время летело быстрее и не так клонило в сон…»
За участие в Сталинградской операции и бомбардировку Берлина в 1943 г. лётчика Василия Решетникова наградили Звездой Героя Советского Союза. Потом были бои в Минске, Смоленске, Орше, Могилёве. Многие друзья не вернулись с заданий. Сколько времени прошло, а Василий Васильевич без запинки произносит их имена и фамилии. Своих учителей и командиров называет незабвенными - ведь это они учили его проходить грозовые облака, летать в темноте на ощупь, делились секретами мастерства. «Смелость, благородство, самоотверженность - всё это я видел в своих однополчанах». Просит обязательно написать о героическом техническом составе, что обслуживал самолёты: «С аэродрома они не уходили - здесь и ели, и спали. Непостижима была их изобретательность, то, как они могли подручными средствами «привести в чувство» повреждённую машину. В лютые морозы голыми руками вворачивали взрыватели, поднимали бомбы и ставили их на замки (крепили в самолёте. - Ред.)».
«Знай наших!»
Я спрашиваю ветерана: «А немецкие пилоты могли совершать такие же длительные полёты - по 10 часов, как наши?» - «Нет. И они горько об этом жалели. Когда всю нашу оборонную промышленность перевели за Урал, немецкая авиация не могла туда добраться. И наши заводы спокойно выпускали военную технику. Ил-4, на котором мы летали, не уступал немецким бомбардировщикам, а во многом и превосходил их. Наши машины были более дальнобойные».
За войну Василий Васильевич совершил 307 боевых вылетов. Но его личная воздушная эпопея на этом не закончилась. В мирное время он командовал дивизией. А в 1959 г. установил мировой рекорд дальности полёта без дозаправки, преодолев 17 150 км и превзойдя американский рекорд на 2700 км. Тогда он провёл за штурвалом 20 часов. В 1969–1980 гг. возглавлял дальнюю авиацию, потом служил замглавкома ВВС страны. Высокие должности немешали садиться за штурвал, потому что «душа горела». Последний раз лётчик поднимался в небо семь лет назад, когда ему было 83 года. «Меня пригласили на авиашоу в Монино. Я заинтересовался американским военным самолётом Б-25 «Митчелл», его пригнал из Австрии тамошний лётчик. После войны в нашем полку оказался почти такой же американский самолёт.
Я на нём тренировался. Подошёл к австрийскому пилоту и попросился за штурвал, сумел его убедить, что знаю эту машину. После взлёта командир передал управление самолётом мне. Я набрал высоту, развернул машину вправо, влево, сделал виражи и вижу, как австриец протягивает руку вперёд и большой палец вверх поднимает - всё отлично».
Слушала я этот рассказ, и меня распирало от гордости: «Знай наших! Ветеранов!» И какое это счастье, что ещё можно подарить им цветы, обнять и поклониться до земли. Той самой земли, которую они не отдали врагу.
