Всем нам нужна точность в выражении чувств и эмоций. А если на всё одна реакция: «Я в шоке!» — то мы не можем отличить негодования от удивления и раздражения.
Научный руководитель Института лингвистических исследований РАН, академик Николай Казанский — о том, что угрожает русскому языку, какие слова могут уйти из нашей речи и без чего невозможно преподавание в школе.
Прекрасное свойство русского языка
Дмитрий Писаренко, «АиФ»: — Николай Николаевич, кажется, у русского языка всё ещё высокий престиж в мире: он находится на 4-м месте по переводам, является одним из официальных языков ООН. Но не теряет ли он свои позиции? Вдруг его исключат из перечня языков ООН, учитывая современную геополитическую ситуацию?
Николай Казанский: — Позиции русского языка по-прежнему сильны, правда, не так, как раньше. Во времена Советского Союза во многих странах Европы русский был первым обязательным иностранным языком в средней школе. Например, во Франции действовало несколько государственных школ с русским языком в качестве первого иностранного. Сейчас этого уже нет.
За лидерство среди переводных изданий мы должны благодарить в первую очередь классиков XIX века. Но для того, чтобы эту позицию не терять, нужно поддерживать интерес к нашей литературе, в том числе современной. Интерес и востребованность текстов обычно сопоставимы внутри страны и за её рубежами. За последние годы очень уменьшился объём распространяемых книг. Тиражи сильно сократились, купить специальную книгу бывает непросто. Современную художественную литературу на другие языки переводят достаточно активно, но Пелевин, Сорокин, Водолазкин по тиражам, боюсь, нескоро догонят Толстого и Достоевского.
Что касается возможного исключения русского из официальных языков ООН, это, конечно, будет очень плохо для мировой культуры. Вклад России в неё огромен, поэтому вряд ли такое произойдёт. Кроме того, замечено, что когда отношения между странами обостряются, к языку потенциального противника возникает интерес, основанный на практических соображениях.
— Моя знакомая-филолог, живущая в США, как раз говорит, что американцы стали гораздо больше интересоваться русским языком, чем раньше.
— Тут особо нечему радоваться. Ведь интерес этот продиктован вовсе не тем, чем нам хотелось бы, — не бескорыстным увлечением духовной культурой России. Он вызван стремлением лучше узнать противника, чтобы одолеть его и получить ту выгоду, которую приобретает победитель. То есть это не какой-то проснувшийся внезапно интерес к русской культуре. Конечная цель здесь — воспользоваться тем, что в силу политических обстоятельств будут востребованы люди, практически владеющие языком. Так проявляется желание иметь хорошо оплачиваемую работу, а не желание прикоснуться к вершинам русской культуры.
— Зато английскому языку уже не надо завоёвывать себе авторитет, заимствования из него можно найти где угодно, в том числе в русском, причём очень много. Стоит ли об этом беспокоиться? Переварит ли наш язык такое обилие англицизмов?
— Переварит, ведь заимствования в русский язык происходили постоянно, на протяжении веков, и очень многие вошли в язык навсегда. Иностранные слова вливались в нашу речь и приспосабливались под неё своим звучанием и грамматикой. Эта способность впитать заимствования и сделать их своими — прекрасное свойство русского языка. На всём протяжении развития восточнославянских языков, начиная с того русского языка, который к XIV веку разделился на белорусский, русский и украинский, заимствования были источником пополнения словарного запаса и служили для точного выражения чувств и мыслей. В русском языке мы можем проследить это пополнение и прямыми заимствованиями, и кальками. К числу последних относятся все сложные слова на благо-, по частям переведённые с греческого. Можем вспомнить о потоке заимствований в петровскую эпоху, о заимствованиях в первые годы советской власти.
Как мы знаем, в XIX веке появились многие заимствования из французского языка, и ничего страшного не произошло. Многое осталось (этаж, котлета и прочее), многое ушло (манто или мантель уже мало кто помнит). Относительно того, что осталось, — кто, кроме филологов, сейчас вспоминает, что это заимствования из французского? Русский язык сам отсеет ненужное, не стоит за него беспокоиться.
Выживет ли «юзер»?
— А насчёт тотального проникновения интернет-сленга стоит? Лайки, юзеры, сторис, хейтеры — они так и останутся в нашей речи?
— Что-то наверняка останется. Скажем, у лайка нет подходящего аналога в русском языке, думаю, это слово приживётся. Юзер — вряд ли, вместо него и сейчас часто говорят пользователь. Вообще, у каждого молодого поколения был и будет свой сленг. Например, во времена моей юности к месту и не к месту говорили слово железно в значении да. «Вы придёте в гости?» — «Железно!» Но многие ли сейчас его употребляют? По мере того, как поколение взрослеет, сленговая лексика сама собой сходит на нет, хотя что-то и остаётся.
Без сомнения, интернет стал очень мощным источником развития письменной речи. Тревожит, что во многих случаях письменная культура уступает место письменному просторечию. В предыдущие века русской культуры письменный текст был возможностью бесед с теми, кого отличало глубокое осмысление жизненных проблем и ситуаций. Недопустимо, если всё выливается в примитивные реакции, ярлычки наподобие фразы «Я в шоке!». Эта фраза выражает что угодно, целую палитру эмоций — удивление, потрясение, восхищение, страх или ужас. А ведь человеку важно разбираться в ощущениях — и своих, и чужих, важно уметь описывать их словами. Так развивается эмпатия, умение сопереживать. И всё это сейчас заменяется одной фразой — «Я в шоке!».
— И на неё можно отреагировать только одним из двух смайликов — весёлым или грустным.
— Вы знаете, я уже видел, как в соболезнованиях в конце ставят плачущий смайлик! Вот до чего дошло. Не придуман смайлик для слова восторг. Боюсь, что и само слово, и обозначаемая им способность восторгаться могут исчезнуть.
Примитивность мышления приводит к тому, что из нашей речи могут уйти слова, которые ни в коем случае не должны уходить. Не должны уходить вещи, которые нас трогают, и ощущение растроганности от достойного поступка. Не должно пропасть и слово достойный. А оно под угрозой исчезновения, ведь в соцсетях не обсуждают такое понятие, как человеческое достоинство. Это сложное понятие, его нельзя вместить в рамки законодательства, но на таких базовых вещах, как достоинство, доверие и человечность, держится общество.
Ещё меня тревожит, что люди стали меньше разговаривать, предпочитая письменную речь. Жизнь теперь зачастую подменяется её описанием, причём, как правило, неинтересным. Обсуждение часто ограничивается только сверстниками. Совершенно нормально, что такое общение есть, но есть и проблема в том, что разговоры между представителями разных поколений сходят на нет. Даже в семье не всегда находятся время и силы рассказать о семейном опыте, тем более что внук с трёх лет сидит в смартфоне или компьютере и мало интересуется теми, кто находится рядом с ним.
Без латыни никуда
— Любовь к родному языку начинается не только с семьи, но и со школы. Она справляется?
— В первую очередь — с семьи, поскольку школьная программа сейчас почти не предусматривает заучивания текстов наизусть, их произнесения вслух. Школа делает определённые усилия вопреки формальностям ЕГЭ, но справляется отнюдь не полностью. Хорошо, что вернули в школу сочинения, которые были изъяты из программы экзамена. Они очень важны для развития умения самостоятельно мыслить и анализировать. Важна и выработка стиля — не усреднённого, а собственного, позволяющего ребёнку не терять индивидуальности.
Трудно поставить целью образования выработать вкус к родному языку. Это происходит исподволь, при знакомстве с разнообразными по стилю и содержанию текстами на родном и на иностранных языках. Именно сравнение позволяет понять всю прелесть родного языка, оценить точность выражения мысли и чувства.
Наблюдая за молодыми людьми, я пришёл к выводу, что читают сейчас примерно столько же, сколько и раньше, но читают по преимуществу тексты спонтанные, не только не проходившие стороннюю редактуру, но и такие, которые сам автор не удосужился перечитать.
Эти тексты удовлетворяют запросы общества в том числе потому, что филологическая культура в современной России находится в исключительно плачевном состоянии. Недостаёт начитанности в текстах, составляющих золотой фонд нашей культуры, недостаёт привычки делиться открытиями в этой области и обсуждать хорошие тексты. Совершенствование литературного и языкового вкуса невозможно без хорошо подобранных произведений и без соотнесения текстов со всей европейской культурой, включая латинскую и греческую словесность.
Я вижу очень большую проблему подготовки учителей русского языка и литературы в том, что они сейчас лишены знакомства с латинским и древнегреческим языками, что связано с безответственным изменением вузовских программ.
Проверенная система подготовки учителей, включавшая классические языки и старославянский язык, сейчас разрушена. Более того, если бы сейчас были введены эти языки в региональных вузах, преподавать их было бы некому, поскольку на профильное отделение филфака МГУ зачисляют всего пять человек в год.
Сейчас выжили только две кафедры классической филологии, одна в Москве, вторая — в Петербурге. Набор на них — по 5 студентов. В Москве готовят специалистов ещё два вуза — РГГУ и ВШЭ. Во всех упомянутых университетах, к которым можно добавить ещё Томский университет, специалистов готовят хорошо. Поэтому неудивительно, что выпускники продолжают своё образование за границей, где, в отличие от России, должным образом комплектуются специальные филологические библиотеки. Зачастую, когда выпускники МГУ или СПбГУ заканчивают обучение, они уже получают приглашение в какой-нибудь европейский университет. Получается, что ежегодный выпуск специалистов катастрофически недостаточен: дюжина вузовских преподавателей на страну с населением в 145 млн человек и с двумя тысячами университетов!
Во многих вузах латынь и древнегреческий язык теперь преподают в основном энтузиасты, не имевшие возможности получить правильную подготовку. Каждый год в январе они собираются в МГУ для того, чтобы обсудить с коллегами имеющиеся проблемы, а также принять участие в комментированном чтении римских писателей. При всей востребованности таких встреч, они не могут заменить планомерного многолетнего обучения, включающего не только языковые занятия, но и знакомство с философией, историей и другими аспектами знаний об античном мире, без которых понимание текста не всегда возможно.
— Неужели без латыни в современном мире не обойтись?
— Латинский язык во всех странах Европы преподают огромному количеству людей — медикам, философам, историкам, филологам. Если будущие учителя русского языка не получают полноценный курс латыни и хотя бы краткое знакомство с древнегреческим, филологическая культура нашего общества так и останется в плачевном состоянии.
Что касается древнегреческого языка, то в нём истоки нашей духовной культуры. Половина слов, касающиеся духовной сферы, — кальки с древнегреческого. Многие даже не догадываются, сколько их в нашем языке. Есть они в прозаических, вполне бытовых областях. Даже такое слово, как насекомое представляет собой кальку и в латинском языке, и в русском. В греческом это слово ἔν-τομα (ср. название специалиста энтомо-лог), в латинском — in-secta (ср. инсектициды), в русском — на-секомые. 
В заключение хочу напомнить, что язык — это фантастический дар, который дан нам просто так, бесплатно, по наследству. Этот дар нужно беречь, чтобы передать его следующим поколениям во всей его прелести и без значимых потерь. Русский язык есть язык европейский, и его прелесть особенно рельефно видна на фоне других языков Европы.
