...Начинать трапезу следует с самой мягкой, почти творожной «рикотты», за ней идут тянущиеся сыры «буратта», пресная, почти без вкуса «провола». И так дальше по кругу тарелки, до самых твёрдых, почти прозрачных на свет сортов - выдержанного «пармезанино» и «качиотты»… После каждого кусочка - почтительная пауза. Её положено заполнять вином и разговорами. «Чин-чин, ваше здоровье».
Так, по крайней мере, заведено во всех приличных домах Калабрии, что на самом юге Италии. И ещё - в деревне Медное Тверской области. Внутри серого бетонного забора с ещё нестёршимся воззванием «Решения XXII съезда КПСС выполним!», опоясавшего бывший пищекомбинат. Во времена съездов здесь были винзавод, потом колбасный цех, потом мармеладная линия. Потом - разброд и шатания 90-х годов. «Теперь здесь - моя Италия», - пыхтит горьким дымом выписанной с родины сигары Пьетро Мацца. «Фаттория дель Соле», «Солнечная ферма». Стены цвета розовый антик, венецианские резные окошки… Всего километр вглубь страны от захламлённой трассы Москва - Санкт-Петербург. Всё, что варят за этим забором, не продаётся в магазинах, это можно попробовать, только созвонившись с хозяевами и приехав к Жанне и Пьетро на обед в их дом на итальянский лад, осмотреть фатторию на развалинах пищекомбината и ещё увезти домой пару брусочков молочно-белого цвета или головку рыжего сыра, кому как нравится. Так многие и делают. Только, по-моему, сюда тянет не только за вкусом Италии. Сюда приезжают посмотреть на Пьетро и Жанну, которые зачем-то оставили свой мандариновый калабрийский рай, приехали крестьянствовать на Русь и… говорят, что им тут хорошо. Феличита.
Мамма миа, донна Жанна!
Первым словом, которое Пьетро Мацца выучил по-русски, было «женщина». «Донна». Жанна...
Ей - 19, она приехала к подруге в Рим и не хочет уезжать: по телевизору показывают танки на улицах Москвы, разваливающиеся пищекомбинаты. А в римских бутиках - туфли из мягчайшей кожи, на которые не надо даже копить - хватает двух её зарплат (утром - в баре, вечером - в ресторане, салаты порезать, тарелки помыть…). Ему 41, и он полицейский. Отдел «Антимафия». Вечная кепка, сигара. Он увидел её в баре. «Жутко мне не понравился. За версту чую: мент! И не красавец. А у меня нет документов». Через два часа сказал, что хочет жениться. Она была в шоке. «Есть вещи не по логике, другая система…» - пускает Пьетро колечко дыма и ищет русские слова. Путь к Жанне был найден через желудок. Польпетте - котлеты с гарниром, инвольтини - рулетики из сыровяленого окорока с оливками, паста с соусом из помидоров и моцареллой… «Я всегда бутербродами питалась, а тут он стал меня так каждый вечер кормить - гастрит даже прошёл! Выпила его коллекцию старых вин, которые Пьетро всю жизнь до меня собирал. И так мне это понравило-о-ось…» Так Жанна вышла замуж за Пьетро. У полицейского в Калабрии была своя ферма. 30 лет он гонялся за мафией и 30 лет мечтал, когда же это закончится и он пойдёт к коровам дать сена. Пока же на ферме хозяйничали Антонетта и Роза, мать и сестра. Пьетро привёз им Жанну, 19-летнюю, с крашеным ёжиком на голове, русскую донну из Подмосковья. «Мамма миа!» Они были в шоке. Виду не подавали. Варили сыры. Как варил их дед Мацца, как варил Мацца-отец… В начале 90-х Пьетро Мацца вышел на пенсию, а Жанна Марейчева научилась варить итальянские сыры так, как варят их Антонетта и Роза. И ещё родила Джессику.
А потом семья Мацца поехала навестить тёщу в Шатуру.
И больше не вернулась в Италию. Даже чтобы забрать 40 пар любимых Жанниных туфель. Они ехали в Россию на машине. Везли на коленях Джессику, в прицепе - небольшой запас оливкового масла, макарон и кофе «лавацца», с которым в Шатуре можно было бы пережить короткую войну или длинную эпоху развала. И Пьетро неожиданно сказал: «Мы остаёмся. Сыр будем варить здесь». Жанна опять была в шоке. А Пьетро сказал, что ему нравятся эти холода, просторы и низкие налоги. В это сложно поверить. Но он полицейский, хоть и на пенсии, а полицейские никогда не раскрывают всех карт. Мацца осели на русской земле. Полицейский выучил важную вещь на языке тёщи: «Ба-альшой бардак».
На свою будущую фатторию первый раз они лезли через забор: «Черепа, вороньё, алкаши колбасный цех на металлолом тащат». Брошенный пищекомбинат стали делать солнечной фермой. Завели осликов, страусов, комплексный обед по-итальянски, картины в старинных рамах, бутылки «вальполичеллы» и «бардолино», а главное - сыры 19 наименований. Которые по столетним рецептам варила Жанна в помещениях бывшей мармеладной линии. «Бутирро», «юнката»... Бетонный забор сносить не стали. «Понимаете, контингент...» 15-летнюю Джессику с фаттории в деревню не отпускают, и все эти годы она учится дома. Русские итальянскую душу так и не приняли. Зато пошёл турист с трассы Москва - Санкт-Петербург. Попробовать «рикотты» и посмотреть на феличиту.
Руссо туристо - Пронто, кокки!
«Слушаю, малышка». На мобильный телефон Пьетро Мацца звонят всего два абонента - дочь и жена. «А кто ещё нужен?!» У Жанны же от бесконечных звонков разряжаются два аппарата в карманах пиджака: люди записываются на итальянский обед и на экскурсию. В бизнесе она отвечает за гостей, он - за стол. «Чао, падре!» - Джессика в трубку докладывает отцу, что выдвинулась от дома в конце фаттории к конюшне с пони, в другом её конце. Метров сто по периметру бывшего пищекомбината. «Я рождён для того, чтобы растить своё дитя - кормить, учить его и беречь. 90% моего времени - Джессике, 10 - жене. Остальное не важно. Вам, русским, этого не понять». - Дым сигары синьора Мацца занавешивает кусочки сыра. «У итальянцев всё по-другому. Главное - это семья. В семье главное - это еда. Есть надо вместе», - объясняет Жанна. Она скучает по своим итальянским туфлям, которые на наших деревенских дорогах сразу бы разлетелись, и мечтает показать Джессике Колизей. Но Пьетро выстроил им личную Италию на 16 тверских гектарах, и они его слушают.
- У вас не дом, а гостиница, потому что вы не видите друг друга, - Пьетро давно всё понял про русских. - А видите, только когда пьёте водку. А когда пьёте водку, никого уже не узнаёте…
В семье Мацца под Тверью заведено по-другому. Они много работают - первопроходцы такого модного на Западе агротуризма в бескрайней стране, которую можно всю исходить в поисках счастья и так его и не найти... В 8 вечера Пьетро «закрывает все шкафчики в голове, которые про работу», и идёт из одного конца фаттории в другой, открывает дверь в дом. Жена и дочка его уже ждут. Они хотят есть. Спагетти карбонара, паста с котлетками или любимое Джессикино фарфале с сёмгой и икрой, макароны в форме крыльев бабочки… Он им готовит. Они едят. Им хорошо. Это и есть счастье по-итальянски.
И только толстый забор, помнящий ещё людей, что писали на нём про решения съездов, и тех, что разворотили потом с голодухи колбасный цех, и нынешний охранник-узбек на старых воротах, отделяющих один мир от другого, добавляют нотку горького русского перца в это хорошее средиземноморское блюдо. Им ведь всем тоже хочется немножко феличиты...
Можно даже снаружи забора.
Мы, наверное, просто пока не умеем.
