Михаил Пиотровский, как императорский гвардеец, уже 15 лет стоит на страже шедевров мирового искусства. И повторяет: «Эрмитаж был и будет. У него громадный потенциал выживания: три эвакуации, пожары, войны, революции… Даже когда продали чуть ли не полмузея, он всё равно остался великим. Он в какой-то мере символизирует Россию. Она тоже всё вытянет - до известного предела…» Я спросил: «А до какого?»
- Хоть до конца света. Мы выдержим всё. Но сейчас надо думать не о пределе, а о полной отдаче себя Родине. А также избавляться от комплекса неполноценности, который порождает две крайности: либо агрессивность, либо, наоборот, плач - биение себя в грудь. Вот, говорят, мол, Россия встаёт с колен. Да когда она вообще на них стояла?!
- Ну, например, в лихие 90-е…
- Всё совсем иначе! Россия тогда сделала потрясающий поворот, избежав наиболее тяжких последствий. Мы проиграли соревнование, но нашли нестандартный выход: ослабили вожжи, удержав народ от кровопролития, и в итоге перешли на новый, жизнеспособный режим. Из тогдашнего кризиса мы вышли с минимальными потерями. Вспомните ту же Гражданскую... А в 90-е, по сути, лишь поменялись декорации. Радикальных перемен не произошло. Вот если бы Россия исчезла с карты, разделённая на тысячи кусков, тогда - да, это было бы действительно вселенское (кому страшное, а кому и радостное) изменение.
Плюнуть на пол
- Тем не менее у многих чувство, что переменилось всё в корне. Вы тоже периодически жалуетесь: «Каждый сам за себя, ожесточение и дикость - несмотря на все компьютерные прибамбасы…» Перевернулась мораль.
- Плюс в том, что это заставило людей переосмыслить взгляды. И прозреть, поняв, что не всё измеряется деньгами. Кризис - шанс для гражданского общества. Из него можно выбраться только вместе. Я придумал образ: сидят люди в долговой яме, и один из них прикидывает: «Можно вылезти наверх, встав на плечи товарищам по несчастью. Но остальные-то останутся!» Каждый - перед выбором.
- Ваша фраза: «Мы живём в варварском обществе, в эпоху неовандализма…» Это вы только о России?
- Обо всём мире. Вандалы в сверхцивилизованном Копенгагене, например, как только не измываются над бедной скульптурой Русалочки: и голову ей отпиливают, и размалёвывают по-всякому. А с решётки вокруг Александрийского столпа с маниакальным упорством откручивают двуглавых орлов. Жуткие граффити на стенах - и в России, и в Европе, и в Америке. Со свободой приходят и весьма неприятные вещи… Раньше работали внутренние запреты: скажем, не плевать на пол в музее. А сейчас - запросто плюнут. Вы знаете, сколько выковыривают из ковров Эрмитажа втоптанных жевательных резинок?! Нравственные табу - место, где культура сходится с религией.
Шедевры и дороги
- Недавно Русская православная церковь попросила Третьяковскую галерею на несколько дней передать икону «Троица» Андрея Рублёва для богослужений в Троице-Сергиевой лавре. Отказали. Был скандал. А почему?
- Тут у каждого - своя правда. Да, музеи должны заботиться о сохранности экспонатов. Между прочим, оценочная стоимость «Троицы» - полмиллиарда долларов, страховочная - 4 млн. Но есть иконы чудотворные - та же Владимирская икона Божией Матери, не раз спасавшая Русь от завоевателей. Её сакральное значение для страны неизмеримо. Да, это ценнейший предмет культуры XII в. Но она должна выполнять и свою главную, ритуальную функцию. В Третьяковке нашли выход: выставили «Троицу» в храме-музее при галерее. А множество других икон такого особого смысла не имеют. В русской церковной традиции это есть: когда икона старилась, её выбрасывали, рубили и заменяли другой. Новая, освящённая, ничуть не хуже.
Не забывайте, что, когда церкви позакрывали, религиозные ценности отдали музеям. Иконостасы выжили, поскольку у них есть вторая ипостась: искусство, которое обращено ко всем людям, а не только к верующим. В то безбожное время музеи вообще взяли на себя роль храмов. Немногие тогда понимали, кто такой апостол Павел. О Павле узнавали по картине Веронезе в Эрмитаже. А сейчас говорят, мол, музеи хранят краденое. Не краденое, а то, что уничтожалось! Когда решили переплавить знаменитую серебряную раку Александра Невского, интеллигенция костьми легла, доказывая, что это непреходящая ценность. Убедили. Чтобы как-то задобрить государство, Эрмитаж отдал переплавщикам дубликаты древних монет из фондов. А серебряный иконостас Казанского собора не уцелел - тоже пошёл в печь… Так что не надо тут призывать к справедливости. На этом и строятся все революции. Икона в музее - произведение талантливого автора, а в церкви - предмет и способ поклонения: некогда вникать в нюансы и восхищаться трудом мастера. В Эрмитаже, так же как и в Третьяковке, хранятся тысячи икон. И с каждой, уверяю вас, можно сделать полноценную копию, а затем освятить её и молиться.
Нищие, но гордые?
- Вы сказали: «Музей - это где-то между храмом и Диснейлендом». Вам не кажется, что Эрмитаж уже не «между», а ближе к шоу-индустрии?
- Нет. Именно мы и противостоим этому. У каждого тут свои рамки; мы всё-таки императорский музей. Элементы театра и шоу входят в музейную жизнь, но пока как бы на цыпочках. Театр, так же как и ТВ, - это виртуальность, подделка. А музей - подлинная вещь. И в этом его главная прелесть. Всё, что есть в музее, можно увидеть в Интернете - на большом экране с прекрасным разрешением. Рассмотреть все детали. Но нет, люди приходят смотреть сюда, поскольку только подлинники имеют ауру. И ещё: у нас прибыль не может быть целью. Есть немало вещей, которые нельзя делать даже ради больших денег, - например, сдать помещения Эрмитажа под чью-то свадьбу. Чтобы кто-то начал гнуть пальцы: вот, я заплатил и сейчас в Императорском зале буду пить водку. Легендарная ленинградская свадьба Григория Романова с битьём царских сервизов - не более чем миф… Хотя нью-йоркский «Метрополитен» и другие музеи мира сдают - и ничего. А с нас слишком большой спрос: мы - символ страны.
- Сравнивая несопоставимые по величине бюджеты Эрмитажа и «Метрополитен», вы сказали: «Все мы нищие, но гордые». Это навсегда?
- То, что мы будем гордые, - это точно. России есть чем гордиться. Гордые мы независимо от того, богатые мы или бедные. И вот ЭТО будет вечно. А бюджеты Эрмитажа и «Метрополитен» уже сопоставимы - наш когда-то был в сто раз меньше, а сейчас уже только в 10. Ситуация меняется к лучшему… В Национальной галерее в Вашингтоне есть много картин, которые советское правительство продало за границу. Американские журналисты спросили меня: вы надеетесь вернуть эти шедевры? Я отшутился: да, конечно, когда разбогатеем. Тогда это была мрачная шутка - я был уверен, что этого не случится. Прошло всего несколько лет, и Вексельберг купил, казалось бы, навсегда утраченные для России пасхальные яйца Фаберже. Так что ещё не вечер!
Досье
Михаил Пиотровский родился в 1944 году в Ереване. Его отец Б. Б. Пиотровский был директором Эрмитажа 26 лет (1964-1990). М. Пиотровский изучал арабскую филологию в Ленинградском университете, преподавал историю в Высшей школе общественных наук в Республике Йемен. С 1967 по 1990 гг. работал в Ленинградском отделении Института востоковедения Академии наук СССР. В 1990 г. был назначен на должность зам. директора Эрмитажа, а в 1992 г. возглавил его.