- Впервые я увидел Виталия на следующий день после авиакатастрофы. Я встретил его в аэропорту. Какое-то время мы провели с ним вот в этом самом офисе, где находимся в данную минуту. И он сидел в кресле, где сейчас сидите вы. Виталий Калоев прилетел из Барселоны, где он ждал свою семью - чтобы показать дом, который он там построил. И провести отпуск вместе. Он не видел жену и детей девять месяцев... Мы с ним поехали на место катастрофы, в Германию. Он нашел сам тела своих детей. Сам хотел понять до мелочей, как случилась эта трагедия...
Я согласен, что и руководство «Скайгайд», и судебные власти не отреагировали своевременно и должным образом в ситуации, которая мучала близких, родственников погибших. Хотя велись два независимых расследования - гражданское и уголовное, и, конечно, прояснить все вопросы было сложно. И вот эта необъяснимая стена молчания встала на пути диалога. Она не отпускала горе людей, они просто не могли избавиться от состояния траура. Калоев приехал в дом авиадиспетчера в феврале 2004 года, спустя полтора года после трагедии в воздухе, искать не мщения, а услышать слова прощения. Чтобы, я думаю, и самому найти хоть какой-то выход из невыносимого горя.
- Как часто вы виделись с Калоевым после того, как его арестовали?
- В начальный период заключения он был помещен в психиатрическую клинику под Цюрихом на обследование. И уже по его просьбе я был вызван на встречу с ним. Пока он был в клинике, мы встречались раз в две недели. Беседовали по полтора-два часа. В условиях тюрьмы мы виделись реже, один раз в два месяца. Он мне не раз говорил, что не помнит, как произошло убийство Питера Нильсена. И в этом я ему верю абсолютно. Позже доктор Кейзеветтер, это мировой авторитет в судебной медицине, скажет, что Калоев, столкнувшись с неожиданной реакцией Нильсена, впал в состояние, которое по-немецки называется schuldunfaehig - он был невменяем. К сожалению, этот факт не был учтен при вынесении приговора в суде кантона. Но на последнем заседании федерального суда в Лозанне адвокат Маркус Хуг настоял на решающем значении этого обстоятельства.
- Какие условия были у него в тюрьме?
- Сам Виталий называл свои условия заключения трехзвездным отелем. Все камеры в этой тюрьме одиночные. Там есть все для нормального проживания, кроме свободы. Он имел возможность общаться в установленные дни с родственниками, с православным священником, звонить по телефону. Он был обеспечен медицинским наблюдением. Я ему всякий раз приносил русские газеты, но оставлял их в стороне, напрямую передавать не положено. Иногда давал деньги на сигареты. Но в какой-то момент на контроле мне запретили проходить на свидание с портмоне. В тюремном хозяйстве он немного занимался цветами. А потом его перевели мастерить какие-то электродетали. Работать он может лучше всех. Я его называл «Стаханов». Он улыбался на эту шутку. Его уважали заключенные, персонал к нему относился, я бы сказал, с нескрываемой симпатией.
- У него были при себе те самые фотографии детей? - Да. Он мне их часто показывал. После освобождения он уезжал из страны с двумя чемоданами. В одном из них – все до единого, - полторы тысячи писем от незнакомых ему людей, которые он получал из многих стран. Его судьба никого не может оставить равнодушным. Его багаж доставили на самолет. В руках же у него оставался лишь свернутый ватман с рисунком, который прислала ему художница в память о его семье. Там нарисованы ангелы.
- Можно сказать, что вы подружились с Калоевым?
- Когда его арестовали в отеле в Клотене, полиция, понятно, обыскала номер и изъяла, между прочим, две бутылки водки. Виталий объяснил, что это для пастора Майера. В итоге мне их передали. Он знает, что у меня два взрослых сына. И привез он эти подарки, заметьте, в феврале 2004 года, чтобы мы и наши гости выпили по бутылке на будущих свадьбах моих сыновей. Нас многое со временем сблизило. И даже то, что у моего младшего сына, как и у сына Виталия, одно имя – Константин. Его дочку звали Диана, так же, как и мою жену. Более того, у обеих дни рождения 7 марта... Он множество раз говорил, что мне обязательно надо увидеть его родные места, прекрасных людей, горы Кавказа. Церковь, которую он построил на своей Родине. Я искренне желаю счастья этому человеку и буду молиться о том.
- Пастор Мейер, у вас много работы здесь, в аэропорту Цюриха?
- Аэропорты принимают огромное количество людей самых разных исповеданий. И многим из них нужна молитва в пути – в их путешествиях и командировках, в тяжелые минуты траурных выездов. Слово Chapel с указательной стрелкой вы найдете на любом этаже нашего аэропорта. И это, пожалуй, единственное помещение в аэропорту, у входа которой имеется надпись: вход разрешен всем. В ближайшую субботу мы проведем в нашей часовне молебен по погибшим в резне туристам десять лет назад в Египте. Исламские террористы тогда зверски убили 58 туристов, приехавших полюбоваться на красоты в весьма тихое местечко близ города Луксор. Среди них было 36 швейцарцев. Мы пригласили и родственников жертв той трагедии.
Таир КАРИМОВ, «АиФ-Европа».
Аэропорт Цюрих.
