Когда едешь Луганщиной среди залитых солнцем холмов, покрытых жидкой байрачной порослью, терриконов и степных низин, то достаточно выбраться на любую высоту кряжа — и маленькие шахтерские городки внизу, как на ладони. Украинцы держали их «на мушке» восемь с лишним лет и от бессилия разгромили, отступая.
Как живут населенные пункты ЛНР, освобожденные последними, посмотрел корреспондент aif.ru.
Дух войны берет свое
Добираться приходиться объездными путями, ведь дорогу под Горловкой все так же поливают огнем.
Мурманчанин Андрей с сыном проехали почти четыре тысячи километров, чтобы привезти продукты людям на линии фронта. Мужчина по своей инициативе помогал армии, а теперь везет полторы тонны еды в городок Приволье.
Там никто из нас никогда не был, включая Алексея Жигулина, депутата из соседней Республики, подписавшегося на эту опасную авантюру по доброте душевной. Его бронированный военный УАЗ прокладывает путь на освобожденные территории первым, а вторая машина с прицепом, у которого от тяжести кривит колеса, идет следом.
В Стаханове, накануне обстрелянном из «Хаймерсов», объезжаем разметанные по дороге остатки снарядов, а в Золотом — то, что осталось от украинского КПП. В таких душегубках гробили пенсионеров, отлавливали «сепаратистов» и жирели на контрабанде. Она, превращенная в укрепрайон, нашпигованный оружием, так и не заработала, а позже ее смел удар союзных сил.
За бывшей «серой зоной» дух СВО берет свое, и близость фронта ощущается остро. Вокруг — обгоревшие остовы машин и деревьев.
Мосты взорваны, по краям грунтовок из степного бурьяна торчат красные таблички, предупреждающие о минах. Не залезть на обочину трудно, когда пропускаешь военные КамАЗы и «Тигры». На первых белой краской выведены «имена», например, «Ичалки».
УАЗики ползут друг за другом по открытой местности, переваливаясь на рытвинах, выдолбленных военной техникой, и являют собой неплохую мишень.
«Накиньте броню», — прерывает Жигулин беседу, и мы подчиняемся.
Окопы в асфальте и горелая «Европа»
Шахтерские местечки не стали лучше за эти восемь лет, но зато оказались щедро «замурзаны» в кричащую «жовтоблакыть». Заборы, остановки, облезлые стены, ржавые ограждения украинская немощная государственность обильно помечала, при этом игнорируя благоустройство.
Школы и садики в городах, откуда выкурили нацистов, опознаются издалека: по проломленным крышам и стенам. Здесь были оборудованы огневые точки и располаги.
Лисичанск вызывает в памяти разбомбленные во Вторую мировую европейские города. Бельгийцы-промышленники, прибывшие на имперские земли во времена Екатерины Второй, оставили богатое и красивое архитектурное наследие, которое пережило немецкую оккупацию, чтобы дрогнуть при освобождении от украинской.
Арочные окна пусты, оборванные провода свисают и стелются по асфальту, покрытому осколками.
Связи и навигации на освобожденных территориях нет, и о дороге спрашиваем у единственного прохожего. На возвращенных землях встречаются украинские «сусанины», но на этот раз нам повезло.
О том, что приближаемся к Приволью, свидетельствуют колонны военной техники и частые кольца блок-постов, прерывающие трассу.
На севере Донбасса ощутимо холоднее, и грозовой фронт идет навстречу со стороны терриконов. Начало городка отмечает рассохшийся деревянный крест, едва заметный на фоне пожелтевшей листвы. По этому отшибу, считай, проходит граница с ДНР. А Приволье стало плацдармом для нацистов, как и в Великую Отечественную.
Редкие прохожие передвигаются на велосипедах по улочкам, объезжая торчащие снаряды. Оживляет пейзаж машина электриков — здесь начали подключать дома к сетям — и движение возле пожарной части, куда люди приезжают за водой. Под фундамент шахтерских домишек, от старости ушедших в землю, тянутся с улицы окопы, пробитые прямо по асфальту. Целые кварталы частного сектора сравняли с землей.
«Русские зашли!»
Из двухэтажного ведомственного домишки с дощатыми полами высыпают навстречу немолодые, но бодрые женщины. Все, как одна, между собой говорят на задорном суржике, который дает им ощущение общности.
Несмотря на то, что линия фронта отодвинута к Северску, где идет зачистка, в Приволье и соседнюю Шипиловку все равно еще прилетают снаряды.
«А вы оставайтесь на ночь, увидите, как стреляют!» — предлагает мне Нина.
С 2014 года Приволье оккупировали нацбаты — первыми зашли «торнадовцы», расположившиеся в школе, а затем — «Азов»* и «Айдар».
«Они вели себя нагло, как хозяева, — рассказывает Любовь. — Я была директором магазина в центре, и боевики вваливались туда с автоматами, направляя их на людей. Покупатели очень боялись. Когда нацбаты появились, то были случаи, что людей избивали прикладами, грабили, вынося из домов ценное. Даже отступая сейчас, они мародёрствовали. У меня сын в ополчении в Луганске. Мне украинцы постоянно угрожали. И были у нас предатели, которые сдавали нас и наших детей. Мы восемь лет молчали и думали: «Господи, да когда же это закончится и наши придут?!»
Украинские военные отлавливали молодых ребят, чтобы пополнить ряды армии. Так, местного паренька преследовали на пикапе со стрельбой, пока не загнали в посадку, и там ему удалось скрыться.
Один из пенсионеров за боевиками наблюдал благодаря установленной на доме камере с датчиком движения. Прикрываясь мирными людьми, ВСУ и нацбаты устраивали разборки между собой.
«Ещё в феврале-марте, когда “зелёнки” не было, я все их позиции просматривал, — вспоминает Валентин. — “Град”, “Ураган” приезжал, становился на перекрестке на нашей улице. Жахнет полпакета по Рубежному, Кременной, Лисичанску и переезжает, а оттуда приходит ответка».
По словам мужчины, в городе было много иностранных наемников. ВСУ, которые располагали оружием в виде РСЗО (нацистам выдавали минометы и автоматы), наладили неплохой бизнес, предоставляя иностранцам возможность потренироваться, безнаказанно обстреливая «мирняк».
Местные предприятия — шахты и завод — «защитники» превратили в склад оружия, и уничтожали их, когда пришло время уносить ноги.
Отступая, украинцы устроили в Приволье «сафари», накрывая город из всех калибров. Местные приспешники нацистов потеряли самообладание раньше, узнав, что фронт движется.
«Сторонники Украины, которые нас запугивали, что будут уходить — и сравняют Приволье с землёй, сбежали первыми, ещё до начала стрельбы, — рассказала aif.ru Люба. — Угрожали, что все равно будут партизанить, и сейчас скрываются по балкам».
«Последние дни июня мы даже на улицу не высовывались, сидели в подвале, — подхватывает его соседка. — И вот 1 июля я вышла, а мне говорят: “Русские зашли!” Можете себе представить, что здесь было?!»
Момент встречи «своих» — развязка истории, которую хором пересказывают все. Как первыми пришли разведчики — и им выложили все, о чем приходилось молчать больше восьми лет; как встречали нашу армию и плакали.
Самое страшное — в прошлом
Выстроившись в цепь от дома до прицепа, местные жители передают из рук в руки упаковки с продуктами, которые потом разделят на всех соседей.
Магазинчик в Приволье есть, но цены там подскочили вдвое, а денежных выплат пенсионеры на территориях, освобожденных два месяца назад, еще не получали. Подключения света ждут со дня на день, а за водой приходится ходить к колодцу.
Самое страшное для людей осталось в прошлом.
Глядя на них, мурманчанин Андрей принимает решение: через пару недель вернуться сюда с очередным грузом. А я думаю о том, что за Северским Донцом, среди таких же меловых гор нас ждут в Краматорске и Святогорске, те, кого за столько лет не удалось сделать манкуртами.
Возвращаясь домой по темноте, наблюдаем, как новенькая российская техника кладет асфальт на трассе в направлении Донецка. Говорят, что в тыловом Луганске невозможно снять квартиру: специалисты, прибывшие на восстановление, заняли все. И пока к Донецку оттуда тянут новую транспортную артерию, у Города роз одна задача — выстоять.
*запрещенная в РФ террористическая организация
