16 октября в Китае начнется юбилейный XX съезд Компартии Китая. На нем будет избран генеральный секретарь — и им, как ожидается, в нарушение установившейся несколько десятилетий назад традиции в третий раз подряд станет Си Цзиньпин. Кроме того, делегатам съезда предстоит утвердить концепцию развития страны в ситуации, когда противостояние с США набирает обороты.
О том, чего ждать от съезда и как после него будут развиваться российско-китайские отношения, aif.ru рассказал директор Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ Василий Кашин.
По стопам Мао Цзэдуна
Глеб Иванов, aif.ru: — Василий Борисович, есть ли у Си конкуренты на съезде, или его переизбрание на третий срок в качестве главы страны предопределено?
Василий Кашин: — Насколько мы знаем, у него нет конкурентов. Но здесь важны детали. Мы знаем о том, что готовятся изменения в Устав КПК, и тут важный вопрос, будут ли эти изменения касаться только идеологии и основных направлений политики, или же это будут изменения, касающиеся системы управления партией. Есть предположения, что может быть создан новый руководящий пост председателя ЦК партии, который существовал при Мао Цзэдуне, но был в начале 80-х упразднен во избежание чрезмерной концентрации власти.
— А в чем отличие этого поста от того, что есть сейчас?
— Он формально давал более широкие полномочия по управлению партией, ее аппаратом, полномочия по управлению силовиками и т. д. Генеральный секретарь, кем Си является сейчас — формально все же первый среди равных. Председатель партии — это уже на уровень выше. Может быть, этот пост воссоздадут, хотя четких подтверждений этому не было.
Могут быть и другие решения, касающиеся руководящих органов партии. Это очень важно, потому что это изменит структуру китайской власти, изменит то, как управляется страна.
Ясно, что решения уже подготовлены и одобрены. На съезде они будут формализованы, но мы пока про них не знаем. Тем более, что такие решения и раньше готовились в атмосфере секретности, а сейчас Китай еще и закрыт для иностранцев. По-прежнему нет нормального въезда туда, невозможно ни с кем встретиться.
Что будет после съезда?
— Много говорилось о том, что пока не пройдет этот съезд, китайцы не будут себя слишком активно вести на международной арене, чтобы не помешать спокойно провести главное внутриполитическое мероприятие. Этим объясняли и вялую реакцию Пекина на визит Пелоси на Тайвань. Нужно ли ждать, что после съезда внешняя активность вырастет?
— Действительно, в период подготовки к съезду и его проведению никакие неожиданности им не нужны. Они не будут слишком резких шагов предпринимать на международной арене. Но после съезда ситуация может сложиться так, что им придется делать какие-то относительно жесткие заявления независимо от их желания, потому что в США готовятся новые меры по тайваньскому вопросу. В частности, в стадии обсуждения проект американского закона о политике в отношении Тайваня. Это закон, который расширит имеющийся документ от 1979 года, придаст Тайваню статус, равный статусу союзника США вне НАТО, предоставит острову военную помощь и целый ряд других мер, болезненных для Китая. На это Пекину придется реагировать в последующие месяцы.
Кроме того, мы видели серьезные враждебные шаги США перед съездом. Это санкции в отношении микроэлектронной промышленности. Тоже, наверное, мы увидим какую-то запоздалую реакцию, когда съезд пройдет.
— В предыдущие месяцы складывалось ощущение, что китайцы не очень хотят столкновения с США, но американцы продолжают нагнетать обстановку. Правильное ли это ощущение? Как сейчас в целом в Китае смотрят на развитие отношений с США? Могут ли они начать отвечать Вашингтону серьезно, потому что сейчас за рамки риторики дело почти не выходит.
— Китайская стратегия на протяжении десятилетий основывалась на том базовом факте, что Китай постепенно и неуклонно усиливался по отношению ко всем остальным центрам силы. Т. е. все остальные крупные державы, включая США и исключая разве что Индию, постоянно по отношению к Китаю снижали свой потенциал. Китай рос быстрее любой другой крупной экономики. Он добился больших успехов в технической модернизации, в военной, в развитии инфраструктуры. И базовая китайская стратегия предполагала, что надо как можно дольше сохранять этот период опережающего роста. И тогда настанет момент, когда Китай усилится настолько, что остальные отступят в силу явной бесперспективности прямого столкновения с ним и начнут искать компромиссы по всем вопросам. Я это от китайских экспертов слышал не раз.
Американцы это тоже прекрасно понимают, поэтому они как раз с середины 2010-х гг. изменили свой подход. Если на протяжении долгого времени у них была вера в трансформацию Китая, в то, что он под влиянием экономического развития перестанет быть однопартийным государством, то сейчас возобладала точка зрения о необходимости сдерживания КНР. Оно идет по двум каналам. Первый — это технологическая изоляция и экономическая война, а второй — это военно-политическое давление за счет укрепления американских союзов в регионе и за счет обострения тайваньской проблемы.
Китайский ответ на это долгое время сводился к попыткам замедлить этот процесс и выиграть еще время. Характерен в этом плане был 2017 год, когда президентом США стал Трамп. Он ясно дал понять, что считает Китай своим противником. Но Си выиграл год за счет того, что пошел на сдачу позиций по Северной Корее, т. е. согласился с экстремальными санкциями против КНДР и проявил готовность к частичным уступкам в экономических вопросах. Но это не помогло. Уже в 2018 году началась полноценная экономическая война.
Сейчас китайцы, с одной стороны, понимают, что конфронтация неизбежна. Они увеличили темпы военного строительства, активно развивается программа импортозамещения, предпринимаются меры по мобилизации общества. Но в то же время торопить события они не хотят.
Возможно, американские действия — например, в отношении Тайваня — заставят Пекин совершить какой-то радикальный шаг. Но я бы не сказал, что даже сейчас они ограничиваются только риторикой. Мы видим большую военную активность вокруг Тайваня, постоянные учения, ракетные стрельбы и т. д. Ситуация напряженная, и сами тайваньцы рассматривают ее как таковую.
Перерастет это во что-то большее или нет — это вопрос. Я думаю, что есть довольно большая вероятность, что перерастет, но не прямо сейчас, а в течение нескольких лет. Китайцы сделают это, только если будут вынуждены.
Могут ли пойти поставки китайского оружия в Россию?
— Как это всё скажется на России?
— В целом каждая волна ухудшения американо-китайских отношений подталкивает Китай в направлении России. Мы видели постепенную эволюцию позиции Пекина по украинскому вопросу — от выверенного нейтралитета до демонстрации понимания российской политики, разговоров о том, что политическую ответственность за кризис на самом деле несут США и т. д. Т. е. они развивают с нами экономические отношения, но, как мы видим, в отличие от Ирана, которому в отношениях с США терять нечего, китайцы нам не поставляют оружия, хотя у них есть много того, что было бы нам полезно.
— Например?
— У Китая военно-промышленный потенциал на порядок больше, чем у Ирана. В том числе в отношении дронов, современной артиллерии, многого другого. Может быть, некоторые вещи необязательно качественно лучше, чем у нас, зато там производственные мощности значительно больше при достаточно высоком техническом уровне.
Такого сотрудничества пока не происходит. Посмотрим, что будет дальше, после съезда.
— В годы Корейской войны на помощь Северной Корее пришли не только советские военные специалисты, но и три миллиона китайских добровольцев. Если все пойдет по самому негативному сценарию в американо-китайских отношениях, можно ли ждать три миллиона китайских добровольцев на Украине?
— Я думаю, что об этом речи не идет в принципе. Да и не думаю, что это то, что самой России нужно. Но, может быть, мы могли бы увидеть поставки китайского вооружения в Россию. Может быть, увидим больше кооперации в оборонном производстве. Потому что какими бы ни были усилия по снабжению нашей армии, Украине сейчас оружие поставляют 50 стран, а нам, насколько мы можем судить — всего одна.
