До саммита G7, который пройдет во Франции в конце августа, остаются считанные дни. И чем ближе к часу Х, тем чаще звучат заявления его участников о том, что было бы неплохо вернуть в данный формат Россию. Буквально вчера в рамках телефонных переговоров Дональда Трампа и Эммануэля Макрона президенты двух стран якобы договорились о том, что в следующем году Москву следует пригласить на Большую семерку. Об этом со ссылкой на высокопоставленные источники в администрации США сообщает журналист CNN Кайли Атвуд. Готова ли Россия к такому возвращению, АиФ.ru рассказал политический консультант Анатолий Вассерман.
Наталья Кожина, АиФ.ru: Анатолий Александрович, Трамп поддержал возвращение России в формат G7 сначала в ходе встречи с румынским президентом Клаусом Йоханнисом, потом в беседе с Эммануэлем Макроном. Означает ли это некое потепление в российско-американских отношениях, или это очередные ни к чему не обязывающие высказывания лидера США?
Анатолий Вассерман: С одной стороны, какое-то потепление в наших отношениях — это естественное следствие того, что попытка обвинить Российскую Федерацию во вмешательстве в американские выборы провалилась. Теперь Трамп чувствует себя на российском направлении свободнее.
С другой стороны, что нам дает членство в Большой восьмерке? Возможность обсуждать какие-то международные дела? Так мы и так их обсуждаем. Причем делаем это на Большой двадцатке. Разница в том, что, когда образовалась G7, страны, в нее вошедшие, отвечали совокупно за половину мирового производства, но теперь они отвечают всего за четверть мирового ВВП в целом, а в промышленной части и того меньше, поскольку значительный объем своего производства они вывели в регионы с дешевой рабочей силой. В политическом отношении эти страны все еще важны, но при нынешней их позиции нам нет особого смысла что-либо обсуждать с ними. Из-за своих внутренних политических проблем они, как обычно, стараются сбросить их вовне, т. е. сказать, что во всем виноваты не их собственные неурядицы, а исключительно внешнее противодействие. При этом обвиняют в этом противодействии опять же нас. Что нам в таких условиях обсуждать?
Предложение Трампа лично я воспринял как попытку оторвать Россию от тех партнеров, с которыми действительно возможно конструктивно взаимодействовать.
— Что это за партнеры?
— Прежде всего это Индия, Китай, значительная часть стран Юго-Восточной Азии. Как ни крути, а ресурсы человека ограничены, ограничено рабочее время, внимание и память. Если Владимир Владимирович будет больше времени тратить на подготовку к Большой семерке, у него естественным образом окажется меньше возможности работать на более перспективных направлениях. Нам имеет смысл возвращаться к переговорам в формате G8 только в том случае, если это даст нам нечто конструктивное, а не только возможность поболтать.
— В теории возможно, но, к сожалению, в данном случае от теории до практики очень большое расстояние. Возможно, Владимир Владимирович придумает способ потребовать что-нибудь за свое возвращение, но я такого способа пока не вижу.
— Тем не менее, Владимир Путин открыто не отказывается от участия в данном формате. Почему? Мало ли, еще пригодится?
— В целом, да. Он руководитель, и его слова обязательны к исполнению, поэтому он их серьезно взвешивает. Кроме того, если ваш оппонент не раскусил вашу игру, она пойдет лучше. Один из основных инструментов политики — сокрытие своих планов.
2009 год грозит России новым мощнейшим кризисом 
Тупик переговорщика. Почему Сурков и Волкер никак не договорятся 
Владислав Дейнего: позиция Европы поменялась и Запад «надавил» на Порошенко 
Российская карта. Почему Трамп все чаще говорит о взаимодействии с Москвой 
