Федор Лукьянов: Свою войну Россия проиграла, но не так, как Германия и Япония

Россия проиграла холодную войну совсем не так, как Япония и Германия проиграли Вторую мировую. Россию не расчленяли, не подвергали ядерным бомбардировкам. Россия не была никем оккупирована, сохранила свой суверенитет. Да, Россия потеряла территории, но неумолимый исторический процесс распада империй, думаю, ждет и Америку тоже, как мировую империю. Но, как бы то ни было, сопоставлять проигрыш России в холодной войне и то, что случилось с Германией после Второй мировой войны, некорректно.

Германии в том виде, в котором она существовала, не стало. Даже те части (если считать, что было две Германии) не были самостоятельными, одна была подчинена советскому контролю, другая – американскому. В Западной Германии произошло, по сути, на руинах прежней строительство нового типа государства. Это государство было жестко встроено в американскую систему, причем по согласованию всех, включая Советский Союз (он тоже участвовал в этом делении), потому что все исходили из того, что причиной ста лет войн в Европе была Германия. С момента объединения Германии в середине 19 века и до момента ее расчленения в середине 20 века германский вопрос все время генерировал чудовищные конфликты. Решили этот вопрос закрыть посредством уничтожения Германии в том виде, в котором ее создал Бисмарк.

Статья по теме

Федор Лукьянов: Спокойное отчаяние Путина

Западная Германия, будучи зажата со всех сторон, была встроена в американский фарватер по всеобщему согласию, даже Советского Союза. Ему это не нравилось, но учитывая, что лучше иметь две подконтрольные Германии, чем одну, но бесконтрольную, это было всеми принято по умолчанию.

Россия никогда никуда не была встроена. Да, были предприняты попытки переориентировать российское развитие на некий среднестатистический либерально-демократический западный путь, при этом без ее интеграции куда-либо. Вот если бы в начале 1990-х вышел Клинтон и сказал: мы объявляем новый план Маршалла. Мы видим, Россия победила коммунизм, видим, в каком она ужасном состоянии после 70 лет диктатуры и тоталитаризма, мы выделяем большую сумму денег, не мелкие порции кредитов МВФ, как это было в реальности, на тотальную реструктуризацию России под нашим, скажем так, наблюдением. Новая Россия по мере своей трансформации станет частью Евросоюза, частью НАТО. Вот тогда можно было бы говорить о том, что Россия встраивается в некую схему, в некую систему, где она будет следовать в фарватере политики объединенного Запада или Соединенных Штатов.

Ничего этого не было, потому что на Западе возобладала совершенно другая линия. Если убрать всю риторику, которая была благожелательная, то линия была такая. Пока Россия пытается встать, надо этим воспользоваться и максимально ее отпихнуть, то есть забрать максимальное количество буферных зон, а там посмотрим. Мы будем немного помогать, чтобы она двигалась в правильном, с нашей точки зрения, направлении, но главное – переварить трофеи, доставшиеся от крушения Советского Союза. Но когда наступило потом, Россия благодаря некоему стечению обстоятельств в начале 2000 годов, в частности углеводородной конъюнктуре и т.д., оправилась гораздо быстрее, чем кто-то мог ожидать. Никто не ждал, что через 10 лет после крушения Россия начнет подниматься.

Я далек от популярных у нас теорий, что Запад развалил специально Советский Союз, а потом хотел доразвалить. Я думаю, что доразваливать никто не хотел. Идеальный план в головах был таков: Россия лет на тридцать займется барахтаньем в своих внутренних проблемах, мы это будет благожелательно направлять и контролировать, а пока мы обустроим все остальное.

Получилось иначе. Психология России совершенно не такая, как психология даже Германии после Второй мировой войны, в том смысле, что в России, которая только что была сверхдержавой, на которой держался миропорядок, идея об отказе от суверенитета и встраивании куда-то совершенно не укоренилась, она психологически чужда.

Россия себя видит самостоятельной частью всегда. У нас много плохого говорят о 90-ых годах, но если очистить от риторики и наслоений, даже в 90-ые годы, в период наибольшей слабости и зависимости от Запада, когда Россия с протянутой рукой ходила за кредитами в МВФ, никогда она не проводила политику, полностью совпадающую с американской. Всегда, в силу возможностей, пыталась сопротивляться, тем более потом, когда стали появляться некие возможности, при Путине уже.

Заслуга Путина, безусловно, в том, что он вернул России статус страны, на которую стали смотреть всерьез. Ее не стали больше любить, ни в коем случае, скорее - наоборот. К этому моменту вопрос о вхождении в сообщество Запада и следование в фарватере англосаксов или кого бы то ни было был снят. Путин при этом, во время своего первого президентства, был очень настроен на интеграцию, но это уже, в его представлении, была интеграция на более-менее равных условиях.

Сейчас он на интеграцию не настроен, не потому что он в ней разочаровался, а потому что, чему сейчас следовать? Главная беда развития после холодной войны заключается в том, что стройная схема того, как мир будет развиваться и как надо вести политику, которая была в головах у американцев, европейцев в начале 90-ых годов, рухнула, оказалось, что мир движется совершенно не туда. Они, вместо того чтобы управлять этим движением, под него подстраиваются.

Теперь это уже понятно и Путин об этом писал в своей статье. Возникает вопрос, что встраиваться некуда. Даже если мы захотим встроиться, нам некуда встраиваться. Россия оказалась в ситуации, когда ей самой надо барахтаться, притом что западные проекты явно начинают шататься и непонятно, что с ними будет, а на Востоке возникает нечто, что пока никак не идентифицируемо. Как будет строиться мир, в котором Китай будет второй державой? Мы не знаем этого. Мы не можем следовать англосаксонской политике, потому что теперь уже нет никакой уверенности, что она вообще ведет куда-нибудь.

Полную версию интервью Федора Лукьянова «АиФ» читайте здесь.