Акушер Ольга Давыдова в шутку говорит, что в роддоме работают «адреналинозависимые». Ей часто приходится спасать жизни тех, кто родился раньше срока и весит меньше килограмма. В своей практике она видела и детскую смерть, но в современных роддомах такое случается редко. Обычно за день между осмотрами, операциями и УЗИ Ольга принимает в мир новых людей. «Мы, акушеры, не боги», − скромно говорит она, подразумевая скорее обратное.
Первые роды приняла «на автомате»
Свои первые роды, которые приняла самостоятельно, Ольга Давыдова запомнила навсегда. В 1992 году, ещё до поступления в институт, она начинала работать акушером и принимала роды только под руководством врачей. В ту ночь ей пришлось всё сделать самой. Ольга дежурила в приёмном покое, когда в роддом экстренно привезли женщину. Поняв, что роды уже начались, Ольга мысленно представила процесс, который много раз проделывала на тренажёре. «Женщина лежала на кушетке в приёмном покое. Я делала всё автоматически, вспоминая инструкции в учебнике: приняла ребёнка, потом вышел послед – «детское место», состоящее из плаценты и пуповины. Увидев его, я от волнения даже не сразу сообразила, что это такое. Новорождённого закутала в пелёнки. Роды в итоге прошли нормально, – вспоминает Ольга теперь уже с улыбкой. – У нас тут все с крепкими нервами – и акушерки, и санитарки. Другие в нашей профессии не задерживаются».
Папы рисуют на асфальте
Сегодня Ольга Давыдова – и. о. заведующей отделением патологии беременных в роддоме № 1 в Магнитогорске. Здание роддома стоит вплотную к частным домам, и утро сюда приходит с первыми петухами. Асфальт под окнами больничных палат покрыт размашистыми надписями: «Ната, спасибо за сына!», «Любимая, спасибо за дочь!». Особым разнообразием они не отличаются. «Папы рисуют под окнами не ночью и не тайком, а гордо, средь бела дня. Им важно, чтобы все знали об их счастье. Мы не гоняем, пусть рисуют. Причём такую краску находят, что не отмоешь. Вон та надпись уже четыре года держится, – рассказывает Ольга. – Для нас их художества – как живая «Книга благодарностей», которую ни дождь, ни снег не сотрёт, и любой посетитель прочитать может».
Только она собирается войти внутрь отделения, как дверь распахивается, и несколько врачей в белых халатах почти бегом выкатывают носилки с женщиной. «Быстрее, быстрее», – командуют себе, пролетая мимо. «На скорой только что привезли, – объясняет Ольга. – Срок беременности маленький, открылось кровотечение – везут срочно оперировать. Плод в такой ситуации спасти трудно, он весит всего 400 граммов. Главное для нас – спасти женщину, сохранить ей здоровье».
Внутри пахнет творожной запеканкой. Завтрак. Беременные особенной походкой прогуливаются по коридору, гремят посудой возле раздачи и делятся нехитрыми новостями. В былые годы специального отделения патологии в роддоме не было, стояло лишь несколько коек для особых случаев. Теперь всё по-другому: здоровье у современных женщин неважное, 80 % страдают экстрагенитальными патологиями – анемия, сердце, почки. Всем им – сюда.
Вот и операционная. Через стеклянные двери видно тело женщины на столе и склонившихся над ней врачей со скальпелями и ножницами. Из операционной выходит строгий мужчина в белом халате. «Ну что?» – спрашивает его Ольга. «Нормально…» – отвечает тот сухо. Оба молчат. Обсуждать тут больше нечего: если операция завершится удачно, женщина ещё сможет родить.
Высокотехнологичные «люльки»
«С 1 января, по закону, плод считается ребёнком с массой тела от 500 граммов. Раньше ребёнок «начинался» с килограмма. И хотя среди акушеров бытует мнение, что преждевременные роды – это роды больным ребёнком от больной матери, мы боремся за здоровье мамы и дитя. Медицинская аппаратура сейчас позволяет выхаживать самых трудных малышей, – говорит Ольга, заходя в послеродовое отделение. – Раньше, например, мы только читали о западных технологиях в родовспоможении, а теперь сами на раннем сроке делаем биохимический скрининг плодов с врождённым пороком. И детей весом от пятисот граммов выхаживаем с помощью оборудования для вентилирования лёгких. Это позволило нам добиться выживаемости малышей в 60 % случаев. Раньше такое было невозможно. А сегодня благодаря перинатальным центрам случаи детской смертности единичны».
Ольга показывает кювезы – то, что в народе называют инкубатором. Кювезы похожи на прозрачные колыбели в виде яйца с двумя отверстиями для рук врача. Внутри такой «колыбели» созданы условия, максимально приближённые к материнской утробе. Лежащий в инкубаторе ребёнок весь опутан датчиками, каким-то чудом крепящимися к пальчикам ног. На мониторе рядом с инкубатором высвечивается информация о работе жизненно важных органов.
Заглянув в ординаторскую, Ольга вооружается деревянной трубкой, как у доктора Айболита, ручкой и тетрадью – ей предстоит обход больных. «Стетоскоп – самый рабочий инструмент акушера. Можно сказать, это первое, что акушер берёт в руки, когда приходит в профессию. Инструмент, казалось бы, триста лет назад изобретён, но лучше пока ничего не придумано. Им мы слушаем сердцебиение ребёнка. Причём у каждого врача свой стетоскоп, чужим можно и не услышать», – объясняет она.
По пути к больничным палатам рассказывает про женское здоровье. Первого ребёнка, считает Ольга, лучше родить лет в двадцать. Хотя здесь, в отделении патологии, очень много женщин, которым за сорок. «Да вот хотя бы посмотрите на соседок по палате: одной 19 лет – первенца ждёт, другой – 40, за четвёртым пришла», – она заходит в палату к двум женщинам, достаёт деревянную трубку и прикладывает её к животам. Слушает. Женщина, которая старше, просит сделать кесарево сечение, когда придёт время рожать. Объясняет, что троих родила сама, но в этот раз в своих силах сомневается. «Посмотрим-посмотрим, – машет на неё Ольга. – Ты же знаешь, операцию делаем в крайнем случае, по показаниям. Не из прихоти. А то бывают дамы, у которых до истерики доходит: показаний к кесареву сечению нет, но самостоятельно рожать не хотят. И не слышат, когда предупреждаем их об опасности осложнения – матка не предназначена для вмешательств. В совсем трудных случаях приглашаем на разговор мужей и родителей».
Лежащей в той же палате 19-летней девушке нахождение в стационаре даётся явно с трудом. «Когда уже меня выпишете? Отпустите домой», – требует у врача. «Как тебя выписать, если ты даже анализы не сдала? И так проблемы со здоровьем, ещё наживаешь», – Ольга изображает сердитость. И продолжает, обращаясь к себе: «Воспитывать приходится, чтобы соблюдали режим и диету. К нам в отделение патологии здоровые не попадают. Следим и за тем, чтобы не курили: это сейчас массовое бедствие у женщин – не желают избавляться от вредных привычек, даже будучи в положении. Здесь, в стационаре, у них есть хорошая возможность позаботиться о собственном здоровье, а особенно, о здоровье будущего ребёнка».
Рожать с мужем
В родовом зале готовятся к приёму рожениц. Здесь стоят три кушетки и несколько высокотехнологичных «люлек» для новорождённых. Дальше по коридору, стены которого увешаны фотографиями беременных, – комнаты для «партнёрских родов», где во время процесса присутствует муж. На полу в такой комнате – огромный резиновый мяч, кушетка, стул для будущего папы и диски с классической музыкой. «Когда женщина «в родах», это не значит, что она лежит неподвижно и стонет, как в кино показывают. Роженицы довольно активны: ходят и даже прыгают на мячике. Мяч боль снимает, схватки легче переносить, – объясняет Ольга. – Присутствие мужа на женщин обычно благотворно действует. Они крепятся, стараются не кричать, истерики не устраивают. Некоторые, наоборот, категорически не хотят видеть кого-то ещё, кроме врача, для них роды – очень интимный момент, почти таинство. А вообще, на эмоциональном подъёме женщины при родах способны творить чудеса».
Впереди у Ольги трудный день. Она дежурит, как и двадцать лет назад, только теперь всё иначе: за плечами годы практики, сотни подаренных детям жизней, десятки – спасённых, единицы – потерянных. В ординаторской она готовится к операциям. Халат, чепчик, повязка на лицо. «Акушерство – это же целый мир. В нём, может, много криков и боли, но в итоге женщина уходит домой счастливая, с ребёнком на руках», – говорит она, прощаясь. Под повязкой лица почти не видно, а глаза улыбаются.