Это важнее экономики. Хватит ли у России воли, чтобы выжить?

Статья по теме

Сергей Глазьев: Россия идет по пути деградации

В книге «МИР НАИЗНАНКУ» читателю предлагается не только подробный и системный анализ причин и последствий мирового экономического кризиса, но и описываются сценарии дальнейшего развития нашей страны, указываются пути возрождения и преображения России. Проблемы, поднятые в книге, касаются каждого из нас, вне зависимости от пола, возраста и социального статуса. Незнание не спасет никого от последствий глобальных изменений всего общества. Надо знать, что сделала и делает власть с нашей страной и что еще собирается сделать, что зависит от нас и что нам предстоит сделать в ближайшее время, чего потребовать от власти, которую мы выбираем.

Михаил Делягин – д.э.н, академик РАЕН. Сотрудник аппаратов президента и правительства (1990-2003 г.г.), помощник премьер-министра (2002-2003 г.г.). Основной разработчик программы Правительства РФ «О мерах по стабилизации социально-экономической ситуации в стране» (осень 1998). В 1998 году создал и по сей день возглавляет Институт проблем глобализации. Автор многочисленных публикаций и монографий. В марте 2009 года в издательстве «Эксмо» вышла книга в соавторстве с Вячеславом Шеяновым «МИР НАИЗНАНКУ. Чем закончится экономический кризис для России?», отрывок из которой мы и предлагаем читателям AIF.RU.

Будучи экономистами и по образованию и по роду деятельности, и, как смеем надеяться, по жизненному призванию, мы не можем не указать, что важнейшие факторы, определяющие конкурентоспособность общества, не являются экономическими.

Состояние экономики, эффективность производств, наличие или отсутствие ресурсов определяют конкурентоспособность лишь в краткосрочном плане, но сами в решающей степени являются результатом действия других, более глубоких и потому более значительных факторов.

В среднесрочном плане главную роль играет энергетика того или иного общества: настойчивость, инициативность, гибкость образующих его людей и организаций, способность быстро осознавать и жестко и изобретательно отстаивать свои интересы. Самые большие ресурсы не помогают пассивному обществу повышать свою конкурентоспособность, превращая его в колосса на глиняных ногах, а то и просто в добычу более бедных, а зачастую и более слабых, но зато энергичных конкурентов.

Однако и энергетика общества отнюдь не является ни константой, ни неким объективным параметром. Мы видим на огромном количестве исторических примеров, что она очень существенно зависит от эффективности управления, в первую очередь государственного, а иногда и прямо определяется его сознательными усилиями.

Наверное, одним из наиболее ярких примеров является Франция, в 1940 году потерпевшая сокрушительное поражение от фашистской Германии во многом из-за абсолютной деморализации, полного упадка морального духа и возродившая национальную гордость после оккупации во многом благодаря усилиям государственного управления, направляемого де Голлем.

Наша страна вышла из Первой мировой и гражданской войн безмерно усталой и изможденной. Однако разумная экономическая политика — нэп — создала предпосылки для восстановления общественной энергетики, а Сталин и управляющая система, связанная с его именем, обеспечили подлинный (причем направленный!) взрыв пассионарности в условиях, когда никаких объективных предпосылок для него, строго говоря, попросту не существовало. Более того, известны случаи, когда целые общества, например, канадское, создавались из не просто разрозненных, но и враждебно противостоящих друг другу субъектов и обретали общее самосознание благодаря последовательным усилиям системы государственного управления.

Государство — воистину мозг и руки общества. Именно оно обеспечивает выбор цели его развития, выработку стратегии и конкретных методов продвижения к этой цели, а также само продвижение. При этом ошибка на любом из перечисленных этапов может привести общество к катастрофе, а промедление или излишняя затратность действий — к поражению в глобальной конкуренции.

Именно государство является ключевым фактором конкурентоспособности общества — и в далеком доисторическом прошлом, и в современном глобальном мире, кичащимся демократизмом, самоуправлением и уровнем развития гражданского самосознания.

Оно способно обеспечить не только наиболее эффективное использование обществом имеющихся у него ресурсов и приобретение тем или иным путем ресурсов недостающих, но и создание качественно новых и при этом жизненно необходимых ресурсов, в том числе общественной энергетики и доминирующих настроений. В этом отношении государство, оставаясь частью и порождением общества, находясь с ним в неразделимом симбиозе, встает над ним и созидает его — не один раз и навсегда, как, по представлениям верующих, бог создал человека, но постоянно и неуклонно, каждый день и час своего существования.

Когда-то величайший президент США Ф. Д. Рузвельт, превративший свою страну в мирового лидера, сказал, что на своем посту видит только две функции: подбор сотрудников и воодушевление народа. Рузвельт очень не любил громких слов: главная историческая миссия, главная объективная задача государства — формирование, созидание, сотворение собственного народа. И пренебрежение этой объективно обусловленной функцией, не важно, объясняется оно ленью, слабостью или глубочайшими демократическими убеждениями, представляет собой нарушение самой природы как человека, так и человеческого общества, неизбежно чреватое подрывом конкурентоспособности.

Понятно, что выполнение этой функции накладывает на систему государственного управления бремя колоссальной ответственности. Однако главная проблема заключается в необходимости обеспечения колоссальной гибкости и адаптивности, постоянной восприимчивости к новому если и не всей системы государственного управления, то, по крайней мере, ключевых ее элементов, чему весьма серьезно препятствует объективно свойственный ей административный, иерархичный характер. Сама по себе, в силу своих внутренних качеств, система государственного управления на это не способна, по крайней мере, в течение длительного времени. Ей обязательно нужен внешний стимул, обеспечивающий ее постоянное, неуклонное принуждение к прогрессу.

Стратегические проблемы лидеров современного человечества — США и развитых стран — в целом порождены прежде всего как раз исчезновением этого внешнего стимула в результате уничтожения Советского Союза. В период разрядки, в 1970-е годы, обрела популярность фраза одного ничем больше не запомнившегося американского политика, сказавшего, что, если бы «советской угрозы» не было, ее нужно было бы придумать. Преодоление этой угрозы — величайшая историческая победа Запада — оставила его без необходимого внешнего стимула развития.

Не было бы счастья, да несчастье помогло: нам это не грозит. Постоянный внешний стимул развития сохранится у нашего государства просто из-за слабости нашего общества — разумеется, при условии адекватного понимания масштабов наших внутренних проблем и грозящих нам внешних угроз.

Хорошей иллюстрацией значимости внешнего для системы управления принуждения к прогрессу служит один из апокрифов сталинской эры. В соответствии с ним во время борьбы с «буржуазными лженауками» — генетикой и кибернетикой — Берия порадовал Сталина сообщением о выявлении марксистско-ленинскими философами третьей такой «лженауки» — ядерной физики — и указал на необходимость принятия ответствующих мер. Однако Сталин в ответ на это слегка завуалированное предложение осуществить новый виток репрессий просто поинтересовался, готов ли Берия, или марксистско-ленинские философы, или кто-нибудь еще гарантировать успешное испытание не «лженаучной», а «подлинно научной», «марксистско-ленинской» атомной бомбы. И, по понятным причинам не получив положительного ответа, резюмировал: «Пусть лучше взорвется неправильная бомба, чем правильная не взорвется». (В реальности такого не могло быть — как в силу некоторых хронологических несовпадений, так и потому, что программой создания атомной бомбы руководил непосредственно Берия, хорошо понимавший и важность задачи, и научность ядерной физики, но уж очень ярок пример.)

Весьма существенно, что действенный внешний стимул к развитию управляющей системы может быть относительно слаб, угрожая не непосредственным и быстрым уничтожением, а просто достаточно отдаленными негативными последствиями.

Не менее важно и то, что воспринимать даже такие относительно слабые стимулы может не только высокоэффективная, но и относительно примитивная, достаточно косная управляющая система, сформировавшаяся в неразвитом обществе.

Выше мы уже говорили о примере Малайзии, руководители которой, и прежде всего премьер Махатхир бин Мохамад, смогли развить высокотехнологичные производства и поднять на головокружительную высоту качество не только производственных, но и управленческих технологий, несмотря на исключительно низкий исходный уровень грамотности населения.

Во время кризиса 1997–1999 годов Малайзия и Чили оказались единственными развивающимися странами, своевременно и жестко ограничившими отток спекулятивных капиталов и спасшими таким образом свою финансовую систему от катастрофы, а граждан и бизнесменов — от разорения. Без этого шанса избежать кризиса у них бы просто не было, однако руководители всех остальных стран, в том числе и тех, которым кризис грозил значительно более болезненными последствиями, не захотели что-либо предпринимать, чтобы его предотвратить. В отличие от малайзийцев и чилийцев, они вполне сознательно предпочли рабское подчинение требованиям международных финансовых организаций и стоящих за ними глобальных монополий, тем самым нанеся своим странам огромный ущерб.

Наконец, малайзийское руководство, проводя на протяжении двух десятилетий филигранную, исключительно тонкую политику, выполнило задачу, казавшуюся в принципе невозможной: сумело существенно ограничить политическое влияние этнических китайцев, не потревожив их бизнес и не создав у них даже самого слабого стимула для переноса деловой активности в другие страны.

Такой перенос был бы для экономики Малайзии, основная часть которой контролируется именно китайскими капиталами, катастрофой. Столь же катастрофичным стало бы приведение политического влияния китайцев в соответствие их влиянию на хозяйственные процессы.

Несмотря на это, следует еще раз подчеркнуть: внешние стимулы, активизирующие систему государственного управления Малайзии и пробуждающие ее к развитию, были относительно слабы. Ей не грозила ни военная оккупация, ни вымирание населения, ее лидеры не сталкивались с опасностью превратиться в изгоев мирового сообщества, а угроза перехода политической власти под китайский контроль если бы и реализовывалась, то достаточно медленно и вполне комфортно для конкретных представителей малайзийской элиты. Тем не менее эта элита смогла отреагировать и трижды подряд предпринять если и не невозможные, то крайне маловероятные шаги, став одной из самых динамичных стран не только в Юго-Восточной Азии, но и во всем мире. Правда, происходило это в течение тех 22 лет, когда страной руководил Махатхир бин Мохамад, личность которого наложила на нее огромный отпечаток.

Пример Малайзии, как и многих других государств, лишний раз подчеркивает огромные возможности, которыми по-прежнему располагает Россия. Даже несмотря на колоссальную деградацию, пережитую нами в последние 20 лет и далеко не остановленную еще и сейчас, мы обладаем намного большими возможностями, чем те, которыми располагали большинство успешных стран мира в преддверии своего старта.

Опасности же, существенно обостряемые глобальной экономической депрессией и системным кризисом, многократно усиливают внешние стимулы для позитивной активизации нашей системы государственного управления.

AIF.RU благодарит издательство «ЭКСМО» за предоставленный отрывок

Смотрите также:

• Миллиарды на модернизацию: спасут страну — или достанутся олигархам? →
• Новая приватизация: масштабная «распродажа» государству не поможет? →
• Сергей Глазьев: О тёплом болоте сырьевой трясины →