Я эту девочку давно знаю. В прошлом году ей было три года, сейчас четыре, но и тогда она уже была взрослая, а до сих пор хочет быть маленькой. Линдси уже читает по-взрослому бегло. Она знает, чем море отличается от речки и кто такие розовые фламинго, которых она зовет «доминго», потому что ей кажется, что так правильнее. Она иногда плетет интриги, как взрослая, и видит людей насквозь. Когда идем по коридору, спрашивает незнакомого мужчину, который на минутку доверчиво остановился и любуется на детей:
– Вы кролик?
И я с ужасом вижу, что он действительно вылитый кролик, только переоделся в мужской костюм и хвост прикрыл пиджаком.
Когда утром сидим с детьми на ковре, по-турецки скрестив ноги, и рассказываем, что хорошего произошло дома, она улыбается и говорит:
Остальные дети молчат, не понимают, про что это. Линдси смотрит на меня очень прямо, я на нее, и мы обе знаем, что она только что, из интереса, «толкнула папу». Ни за что. А может, за то, что сегодня утром он ругал ее: она долго не выходила из ванной, втирала там в волосы густой кондиционер, смывать который уже не было времени. Папа рассердился, схватил ее за руку, усадил в машину и повез в школу. В класс она пришла с желе на голове, всем показывала, как хорошо у нее склеились волосы, а папе на прощание не помахала рукой. Во время обсуждения не пожалела его, представила почти злодеем, толкающим ее с лестницы. Ох, Линдси, как это по-взрослому…
На игровой площадке во дворе она любит лежать на руках у учителя. На сгибе локтя помещаются голова и шея, а все остальное приходится складывать вдвое. Она закрывает глаза, агукает, а я спрашиваю, как наивная Красная Шапочка волка в чепчике: «Почему у моего бэбика такие большие зубы, руки, уши и ногти накрашены фиолетовым?» Спрашиваю до тех пор, пока «бэбик» не засмеется, не выдаст свой истинный возраст.
Иногда, когда Линдси слишком увлечется интригами, приходится обезоруживать ее Брайеном. Этот мальчик живет в своем мире. Мужчин и других мальчиков не видит в упор, а женщин и девочек разглядывает, нюхает, как цветы, любит их красивые платья, туфли, банты, носки с помпонами. Шнурки у него всегда развязаны, и под ноги он не смотрит. Линдси чувствует его оторванность от реальности, беспокоится, строго ему выговаривает:
– Смотри, куда идешь! Там лужа!
После обеда она вытирает ему лицо салфеткой. Он смеется, не сопротивляется. Только иногда пытается убежать от нее или, чтобы сменить тему, начнет вдруг пересчитывать цветы у нее на платье. Она замирает в это время и не двигается. Перед сном он задумчиво смотрит, как Линдси с пыхтением натягивает его простыню на матрас. Совсем по-женски, по-матерински. В такие моменты мне хочется, чтобы она не была такой взрослой, не брала бы на себя так много. А была бы, как Хейли. Хейли у нас «маленькая», хотя ей тоже четыре.
Она очень хочет вырасти, но не знает, как это сделать. Сердится из-за этого, толкается, наряжается в костюм пожарного, что ее не красит, и мажет лицо шоколадным пудингом для смеха. Линдси с Хейли никогда не разговаривает, не о чем.
