Рассказывает главный онколог Минздрава, руководитель Национального медицинского исследовательского центра радиологии, академик РАН Андрей Каприн.
Лидия Юдина, «АиФ»:— Андрей Дмитриевич, во время эпидемии все врачебные силы были брошены на борьбу с новой инфекцией. Ожидаете ли вы в связи с этим увеличения числа онкологических пациентов?
Андрей Каприн: — Онкологи не прекращали работу ни на один день. Скажу даже, что онкологическая служба в России оказалась более подготовленной к эпидемии, чем коллеги-онкологи в других странах.
В своё время нас призывали пойти по западному пути — вывести онкологическую службу из специализированных учреждений (закрыть диспансеры, центры специализированной онкологической помощи, национальные медицинские исследовательские центры) и передать её в многопрофильные стационары.
Поскольку во время эпидемии за рубежом большинство таких стационаров было перепрофилировано под приём больных с коронавирусом, в них невозможно было создать островки безопасности для онкологических пациентов и лечащих их врачей. Поэтому большинство химиотерапевтических отделений им пришлось закрыть, а больных оставить без помощи.
Наши диспансеры и большинство институтов оставались «чистыми» и работали в обычном режиме.
Другое дело, что из-за карантинных ограничений были свёрнуты скрининговые программы, благодаря которым рак выявляется на ранней стадии. Поэтому возможно, что после окончания эпидемии мы увидим увеличение числа запущенных больных. Но это зависит от того, как долго будут продолжаться карантинные ограничения. Как только они будут отменены, онкоскрининг возобновится.
Опыт, но не катастрофа
— Для пациентов с онкологией коронавирус особенно опасен. Много ли больных вы потеряли за эпидемию?
— Онкологические пациенты действительно переносят новую инфекцию хуже, так как иммунитет у них ослаблен. Изначально мы готовились к худшему. По данным американских онкологов, у них в ведущих медицинских центрах потери во время эпидемии достигали от 20 до 28% онкопациентов, заражённых COVID—19.
У нас смертность оказалась не такой катастрофичной. По факту она составила 6–8%. А за первые три месяца 2020 г. смертность от злокачественных новообразований в России снизилась на 4% по сравнению с тем же периодом прошлого года.
В Москве, например, была хорошо выстроена система госпитализации онкологических пациентов с коронавирусом. В частности, благодаря службе скорой помощи столицы мы всегда знали стадию и локализацию опухоли пациента, которого нам везли, что позволяло подготовиться и максимально быстро начать лечение.
Один из наших филиалов — НИИ урологии имени Лопаткина — был перепрофилирован под COVID-центр. И у нас появился большой опыт лечения больных с коронавирусной инфекцией. Например, оказалось, что на фоне химиотерапии интенсивность цитокинового шторма (самого опасного осложнения коронавирусной инфекции, которая часто приводит к смерти) снижается. Мы будем изучать этот опыт.
Страх и хаос
— Больше 3 месяцев люди провели в стрессе. Может ли затяжной стресс стать причиной рака?
— Некоторые учёные полагают, что в мозге человека есть центр, который контролирует деление клеток, а выводит его из строя стресс (в результате чего начинается хаотичное деление клеток — начало рака). Онкологическая служба, как известно, была создана 30 апреля 1945 г. — за 10 дней до окончания войны. Говорят, что Сталин вызвал академиков и спросил их, какое направление медицины после войны будет самым востребованным. И получил ответ, что главным последствием горя, страданий, лишений и длительного отсутствия медицинской помощи станет рак.
На мой взгляд, нельзя сравнивать послевоенный и посткоронавирусный стресс — это величины разного порядка. Но пройти обследование никогда не будет лишним (см. инфографику).
— Нам обещают экстремально жаркое лето. Жара повышает риск заболеть раком?
— Риск рака повышает не жара, а загар, особенно неумеренный. Он провоцирует развитие немеланомного рака кожи (который занимает второе место по распространённости как в мире, так и в России).
Сегодня многие стремятся загореть, поскольку есть данные, что витамин D, который вырабатывается в организме под воздействием солнечных лучей, защищает от коронавируса. Но для выработки необходимого количества «солнечного витамина» достаточно посидеть в тени или под зонтиком 10—15 минут.
Нужно сохранять бдительность. Если есть долго незаживающие ранки, растёт родинка, зудит кожа — надо идти к врачу. Сейчас в онкослужбе активно используются телеконсультации. Врач в любом регионе может сфотографировать подозрительное место, взять соскоб, отсканировать изображение и отправить в наш центр, а наши специалисты подскажут, что делать дальше.
Про деньги
— Коронавирус нанёс удар по экономике. Будут ли урезаны средства, выделяемые на лечение онкобольных?
— В 2020 г. из федерального фонда ОМС на онкологические программы было запланировано совокупно выделить 271,3 млрд руб. (эта сумма сопоставима со средствами, которые выделяются на лечение онкозаболеваний в западных странах). К 1 апреля регионы получили первый транш в размере 63,5 млрд руб., в том числе на лекарственную терапию 46,6 млрд руб. Уже было проведено 690 тыс. курсов лечения. Так что можно с уверенностью сказать, что государство не отказывается от своих обязательств и программы лечения в этом году не будут урезаны.
— Самым дорогим методом лечения рака считается иммунотерапия. А какой метод самый перспективный?
— Нет такого метода, который мог бы быть единственным и самостоятельным для онкологических больных. Даёт эффект только комплексное и комбинированное лечение. В Японии несколько центров ядерной медицины было построено отдельно, вне клинических учреждений. И это привело к снижению эффективности метода, поскольку он даёт результат только в составе комплексной терапии. Онкология — уникальная специальность, в которой решение о методе лечения принимает онкологический консилиум (сборная команда специалистов разных специальностей — хирург, клинический онколог, лучевой терапевт и т. д.).
— Чему вас научила нынешняя эпидемия?
— Нашествие коронавируса не застало нас врасплох. Полтора года назад перед нами была поставлена задача — развивать возможности телемедицины. И это сработало. За время эпидемии мы усовершенствовали и стали ещё активнее использовать технологии, с помощью которых ежедневно помогаем регионам решать сложные случаи. Мы наработали навык удалённого анализа эпикриза с помощью дистанционных патоморфологических консультаций (изучение изменений в тканях, полученных при биопсии, под микроскопом) — коллеги сканируют стёкла и присылают их нам.
