Андрей Вознесенский посвятил ему поэму про саксофон. А самый уважаемый джазовый журнал Downbeat включил его клуб в сто лучших джазовых клубов мира. Он – обладатель престижной премии «Триумф» и лауреат Государственной премии РФ. Но останавливаться на достигнутом прославленный джазовый музыкант не собирается.
Я – из джаза
– Вы сразу были столь дальновидны, решив посвятить себя джазу? Ведь, когда Вы начинали, джаз у нас в стране был, мягко говоря, не в почете?
– Слово «джаз», как и имена великих джазменов Бени Гудмана, Чарли Паркера, Геннадия Гольштейна, я слышал с детства. Родители ценили хорошую музыку, хотя фанатичной любви к джазу не испытывали. Папа играл на фортепьяно и барабанах, пел, участвовал в художественной самодеятельности, в то время она была на довольно высоком уровне. Кстати, у российских знаменитых джазменов Гараняна и Козлова нет музыкального образования, по специальности они инженеры.
Так вот, отца приглашали в театр Райкина, но он не решился сменить профессию. Профессиональным музыкантом в нашей семье был мой дедушка по маминой линии. Он служил скрипачом в оркестре Мариинского театра. Потом, увлекшись религией, дедушка оставил театр и устроился регентом в церковный хор. Его судьба сложилась непросто: из-за внутрицерковнных разногласий ему запретили селиться в крупных городах. Он сначала жил в Омске, потом в Курске, Калуге. Я с ним переписывался. Сейчас, когда перечитываю свои письма к деду, за голову хватаюсь! Я, например, доказывал, что джазовые музыканты лучше классических, даже приводил в пример Рихтера, который отказался играть на концерте после джазового музыканта Оскара Питерсона…
– Тем не менее, насколько я знаю, у вас – классическое образование…
– Да. Меня отдали в музыкальную школу. И я освоил фортепьяно, а затем кларнет и саксофон. В пятнадцать лет поступил в музыкальное училище имени Мусоргского по классу саксофона к замечательному педагогу Геннадию Гольштейну. К тому времени мне уже было ясно: джаз – это то, что мне надо, то, что я хочу играть.
– То есть заставлять вас заниматься не приходилось?
– Я даже не представлял себе, что могу прийти на урок к Гольштейну, не подготовившись. Моей мечтой было играть раз в двадцать лучше, чем другие его ученики, даже если для этого пришлось бы заниматься с утра до вечера. Все время я посвящал прослушиванию любимых соло в исполнении лучших джазовых музыкантов, стараясь их повторить.
Музыка без границ
– А в Америку в 26 лет зачем уехали?
– Уезжая в Штаты, я стремился лучше понять эту музыку. Мечтал познакомиться с музыкантами, которые были для меня кумирами. И это у меня получилось. Я закончил школу «Беркли», получил диплом концертного саксофониста и композитора. Играл на одной сцене с Дейвом Брубеком, Чиком Кориа, Пэтом Мэтини, Гэри Бёртоном. С ансамблем Гровера Вашингтона выступал в самом престижном в мире джаз-клубе Blue Note в Нью-Йорке. Играл в оркестре Лайонела Хэмптона, исколесил с гастролями всю Америку. А когда вернулся в Россию, стало интересно использовать полученный музыкальный багаж здесь. Занялся организацией российско-американских джазовых фестивалей, где наши зрители могли вживую послушать заокеанских звезд. Потом создал биг-бэнд Игоря Бутмана, которому в апреле 2009-го исполнилось 10 лет. К тому же я продолжаю давать концерты по всему миру.
– Лет 30 назад вы были одним из первых смельчаков, кто отправился покорять американскую джазовую сцену. Изменилась ли ситуация в наши дни?
– Конечно, изменилась. Сейчас в США живет большое количество наших музыкантов. Более того, они активно участвуют в джазовой жизни Америки и вполне заслуженно являются частью джазового сообщества. Многие американские музыканты приезжают в Россию и играют с нами. И от этого наше уважение к самим себе растет. Мы понимаем, что наш отечественный джаз стал явлением заметным. Но хотелось бы, чтобы он стал еще заметнее, таким, каким были когда-то наши балет или опера. И хотя мы гордимся своим балетом, он стоит на месте 100 лет, а джазовая музыка развивается.
– Как американцы воспринимают русскую джазовую музыку?
– Америка – это большой музыкальный котел. В эту страну едут не только русские, но и музыканты со всего мира. И все добавляют свои ингредиенты в пирог, называемый джазом. И все это еще больше прибавляет музыкальным композициям пикантности и своеобразия.
Музыка ведь – универсальный язык, который нас объединяет. Мы можем не понимать друг друга, не зная языки, но стоит взять инструменты и начать играть, как музыканты всего мира обретают общий язык. Если бы и политики общались так же, как и мы, не было бы войн и кризисов.
Концерт для президента
– Охотно ли зарубежные джазмены соглашаются играть пьесы российских музыкантов?
– Они, как правило, говорят, что неважно, какой национальности музыканты: русские или американцы. Им интересна любая музыка, интересен почерк и, кстати, нашу российскую музыку не так просто сыграть.
Первая пластинка, которую я записал с джазовыми музыкантами Америки, называлась «Ностальгия». И работа над ней всем очень понравилась. Как и результат. Кстати, эту пластинку я подарил президенту Америки Биллу Клинтону.
– А с Биллом Клинтоном вы как познакомились?
– Мы встречались несколько раз. Впервые – в 1995 году в Грановитой палате Кремля, когда его с официальным визитом принимал Борис Ельцин. Перед выходом к президентам тогдашний начальник Главного управления охраны Михаил Барсуков мне сказал: «Плохо сыграешь – пристрелю». Вот я и старался играть так, чтобы меня не пристрелили. Мне эта ситуация даже понравилась. Я бы так каждому музыканту говорил, чтобы он выкладывался, как будто играет последний раз.
Клинтон аплодировал стоя и пригласил меня пообщаться. Поинтересовался, на каком мундштуке я играю. Потом был 2000 год, когда я выступал уже перед Клинтоном и Путиным. Тогда-то я и подарил ему свой диск. Мне очень польстило то, что я стал его любимым саксофонистом.
– В одном из интервью вы признались, что было время, когда вы и не помышляли о больших концертных турах и думали, как отослать свои записи на Запад. Когда Запад стал частью вашей жизни, а все ваши мечты – реальностью, вы вспоминали эти разговоры?
– Нет, пожалуй. Многие вещи осуществились, что ж об этом вспоминать?
– По прошлому не ностальгируете?
– Нет у меня особой ностальгии по прошлому. Хотя я, конечно, вспоминаю те времена. Но я – человек сегодняшнего дня.
– Над чем сейчас работаете?
– Над собой, в последнее время пытаюсь отказаться кушать в самолете. Некоторые авиакомпании очень вкусно кормят. Когда кушаешь в самолетах, быстро набираешь вес. И чувствуешь себя гораздо тяжелее. К тому же, играть на сытый желудок очень сложно.
