В большинстве стран Европы и в США рост числа заболевших коронавирусом замедляется.
«И это повод для оптимизма», — уверен председатель Московского городского научного общества терапевтов профессор Павел Воробьёв.
Эффект «пилы»
Юлия Борта, «АиФ»: Павел Андреевич, когда всё закончится?
Павел Воробьёв: В один день ничего не случится. Но графики всё увереннее показывают снижение скорости прироста новых случаев заражения вирусом. Да, в целом новых случаев становится больше, но скорость роста, снижение в некоторых странах, включая самые неблагополучные, — всё настраивает на оптимистический лад. Я изучил кривые распространения вируса в Европе и в мире. Дело в том, что кривые роста должны смениться на кривые, характеризующие плато и даже падение числа новых заболевших через 2–3 недели от момента начала вспышки инфекции. Для плато характерно появление «пилы»: в один день чуть больше, в другой чуть меньше. Так вот, для большинства европейских стран и США появилась либо отчётливая тенденция к снижению числа новых случаев, либо «пила». Что важно — картинка одинакова как для стран, выведших войска на улицы, чтобы граждане перестали передвигаться, так и для стран, где строгий карантин с самого начала не вводился (Нидерланды, США, Англия, Швеция). Следовательно, вспышка вирусной инфекции живёт по своим законам. Иначе ведь невозможно объяснить почти полное отсутствие новых случаев в Китае: там карантин либо резко ослаблен уже много недель, либо полностью снят. Вирус теряет способность заражать людей.
Конечно, меня легко упрекнуть в том, что я выдаю желаемое за действительное. Но многие специалисты говорят о снижении скорости прогрессирования инфекции. А может, мы не знаем всю ситуацию. Посмотрим.
— Может, в Китае сформировался коллективный иммунитет?
— Есть два направления развития событий. С одной стороны, увеличивается иммунная прослойка людей, которые как-то заразились. А с другой — идёт мутация вируса, и он снижает свою опасность. В Китае похоже на мутацию вируса. Ведь там 1,5 млрд не переболело.
— Врачи болеют тяжелее, многие медики погибли. Почему?
— Медики изначально получают гораздо большую вирусную нагрузку. И нет никаких способов от этого защититься. Поэтому, когда говорят про подвиг медработников и их самопожертвование, знайте: мы все понимаем опасность заражения. Не только сейчас, но и в обыденной жизни мы рискуем заразиться гепатитом, ВИЧ, туберкулёзом, другими опасными болезнями. Мы знаем, на что идём, и поэтому требуем от общества уважения к себе. Но данные о высоком количестве умерших врачей преувеличены. Заразившихся много.
— Есть и примеры поддержки.
— Да, проявилась солидарность в беде (в первую очередь случившейся в Италии). Эта общечеловеческая солидарность меня очень вдохновляет. Важна ведь даже не конкретная поддержка, а ощущение плеча друга, что тебя не бросили один на один с бедой.
Истерия с гробами
— Почему так отличается итальянский сценарий эпидемии?
— Причины итальянской беды обсуждаются. Это, как уже очевидно, не «страшный вирус», а результат паники и недостаточно качественной медицинской помощи. Страшные истории с вывозом гробов военными вполне укладываются в рамки общей истерии: передвижение в стране запрещено, и похоронить умершего просто некому. Вот и возят гробы грузовиками в крематории. А в Испании похоронные службы вообще отказались хоронить умерших и их складируют... на стадионе с искусственным льдом. Заодно выяснилось, что в Испании в домах престарелых появились умершие, к трупам которых просто никто не подходит. Число ежедневно умирающих итальянцев — таких расчётов уже сделано много — даже меньше, чем в такой же день прошлого года. Стареющая нация не может не умирать. Так почему такая истерика? Факторов много. Во-первых, много людей со старческой астенией, которым любой чих может быть опасен. Во-вторых, изгибы статистики: по рекомендации ВОЗ итальянцы пишут как причину смерти коронавирус, даже если заразившийся человек на самом деле умер от рака, инсульта или инфаркта: «Так положено». Но, находясь несколько дней в палате рядом с инфицированным, любой человек тоже инфицируется. Это называется «внутрибольничная инфекция». После смерти у него выявляют вирус в крови, — и, пожалуйста, пополните ряды жертв «короны». А причины некачественной медицины кроются прежде всего в её платности, когда задача — зарабатывать деньги, а не оказывать помощь. Платность медицины ведёт к её деградации. Агонию этой медицины мы наблюдаем почти во всех странах, за редким исключением. Эта агония тянет на тот свет людей, которым можно было бы помочь, будь система здравоохранения там иной. В Италии, да и во многих других странах она оказалась не готова ни к какой перегрузке. У нас, например, есть надувные госпитали — большие палатки по 200—300 кв. м. Они появились ещё в СССР. Есть бригады, которые могут там работать. К слову, ведомственная медицина — неплохое приобретение системы Боткина — Рейна — Семашко. Для нас важна и железнодорожная медицина — отдалённые посёлки живут только дорогой. Должны быть в мирное время созданы бригады медиков, которые могут работать в условиях массовых поступлений больных и замещать выбывающее местное врачебное сословие.
— Про лечение чего только не советуют...
— Продолжаются спекуляции про разные препараты, но пока всё неэффективно. Напоминаю рекомендации Московского городского общества терапевтов: гепарин, свежезамороженная плазма (у всех тяжёлых это самое главное) и плазмаферез у быстропрогрессирующих очень тяжёлых больных. Это купирует внутрисосудистое свёртывание крови. К моменту развития осложнений возбудитель уже проделал свою чёрную работу и хорошо уничтожается собственной иммунной системой. У всех. А ДВС-синдром (диссеминированное внутрисосудистое свёртывание крови, множественные тромбы. — Ред.) — основное осложнение, которое приводит и к дыхательной недостаточности, и к полиорганной, и к септическому шоку в том числе, — результат именно этого уничтожения. Такое лечение было апробировано годы назад на разных моделях тяжёлых состояний на тысячах больных.
— Вы верите, что скоро всё закончится?
— Я остаюсь полным оптимизма.
