О том, зачем согласился участвовать в продолжении «Мушкетёров»
«Простите за цинизм, но ни мне, ни моим друзьям эти проекты были совершенно не нужны. Но мы в течение этих 30 с лишним лет — что уникально в условиях нашей профессии — очень сильно подружились. С тем же Мишей Боярским очень нежно друг к другу относимся. Это было такое веселое и замечательное время, когда мы снимали тех, самых первых мушкетеров. Столько в этом было романтики и веселой жизни, что это оставило очень ностальгический след. Но режиссёр Юнгваль-Хилькевич долго нас убалтывал, чтобы мы согласились сниматься в продолжениях. Уболтал. В том числе и финансово. Так что согласие на съемки было не мое личное, а наше корпоративное решение. Как сказал Миша Боярский: «Ну, чего нам терять? Мы старые козлы!» Мне этот проект как изначально не понравился, так и не нравится. Хотя поначалу режиссер смог увлечь нас своей идеей. Но когда начался процесс съемок, я первым понял, что это — гроб с музыкой. Но уж раз ввязались, надо доработать. Да, мы пошли на компромисс. И в этом нас можно упрекать.
О деньгах
«Процесс зарабатывания денег не очень меня увлекает. Не лгу! Честно! Вообще в связи с тем, что я наблюдал за последние 20 лет, моё отношение к деньгам изменилось очень сильно. Да, я стал зарабатывать какие-то приличные — по крайней мере, для меня — деньги. У меня есть много знакомых, которые занимаются очень крупным бизнесом. Глядя на их жизнь, бывая на их виллах или проводя с ними время в дружеских компаниях, я много раз задавал себе вопрос: хотел бы я так жить или нет? Вот так: чтобы было много денег, яхты, дома в Монте-Карло, отдых на Карибских островах и т.д. И пришел к выводу, что, наверное, не хотел бы. Потому что многие из них становятся рабами своих денег, своего состояния, своего имиджа. А я — человек, внутренне достаточно свободный. И хочется таким и оставаться, не зависеть ни от кого. Чтобы я никому, грубо говоря, не был должен. Конечно, абсолютно свободным быть нельзя. Но хочется, по крайней мере, к этому стремиться. Сейчас я особо ни от кого не завишу, ничто, кроме близких людей, меня не держит на этой земле так уж сильно. И я могу себе позволить то, что многие богатые люди позволить не могут. Они не могут выйти из круга проблем и людей, равных себе по финансовому состоянию. А я могу!
Об успехе
У нас в Щукинском училище собралась тогда потрясающая компания. Параллельно со мной училась и Настя Вертинская — на курсе с моей первой женой и Никитой Михалковым. Тогда и разворачивалась их история любви. Были Маша Вертинская, Валя Малявина, Инна Гулая. Они все дружили между собой. Выпуск был потрясающий. Но судьбы-то у всех какие трагические! У всех! Достаточно удачно творческая судьба сложилась у Насти Вертинской, но и она сейчас бросила актерство. Марианна Вертинская из профессии ушла ещё раньше. Чем закончила Валя Малявина, известно, хотя она была очень хорошей актрисой. Инна Гулая — тоже. Я уже много лет не хожу в Щукинское училище на традиционный день сбора выпускников. Кроме расстройства, мне это ничего не несет. Потому что встречаешь там большей частью людей с поломанными судьбами, у некоторых видишь в глазах зависть: мол, тебе, дураку, повезло, ты в профессии...
Да, 90-е годы — это был настоящий кошмар. Тогда все словно забыли о том, что у нас есть культурное наследие: литература, театр, кино, а занимались в основном отстрелом, переделом собственности и быстрым приобретанием какого-то непонятного капитала. Я в этой обстановке растерялся — как и многие. Но мне повезло — я много занимался дубляжом, у меня был опыт еще с советских времен. И когда с Запада, в основном из Америки, повалил этот поток видеопродукции, я этой работой себя спасал — и финансово, и творчески. Потом появились антрепризы. Мы через все прошли, порой играли спектакль, а на сцене из декораций — два стула со столом. Я получал за это не очень большие деньги, которые тем не менее давали возможность не бросать актерство.
Об алкоголе
Обстоятельства так сложились, что я смог сказать себе «Стоп!». Для актера спиртное — снятие некоего психологического стресса. Я сегодня могу выпить — для меня это не представляет проблемы. Но у некоторых это перерастает в заболевание. Потому что переступается определенная грань, и человек сам уже не может с этим справляться. Сейчас, кстати, проблема пьянства отходит — в творческой среде на первое место выходит проблема наркотиков. Артисты помоложе этим легко увлекаются. Им кажется, что это некий допинг, он взбадривает, дает им творческий тонус. Но это обман! Да, действительно, глаз начинает блестеть, все кажется так легко, просто. Но потом наступает эта грань, когда ты уже заболеваешь. Почему Высоцкий сперва пил, потом перешел на наркотики? И я твердо уверен, что это психологическое заболевание, потому что сам через это прошел. Все отсюда (стучит по голове) идет.
У меня произошел некий психологический слом, когда я стал превращаться не в человека, а в какое-то послушное животное. Что-то у меня в голове перевернулось. Я понял, что уже никому не нужен. А раз так, то мне не надо заниматься этой профессией, морочить людям голову. И семья, близкие мне тоже не нужны. А значит, надо все бросить, сесть и выходить на финальную коду, что, собственно, и случилось в какой-то момент с Володей Высоцким. Но мне повезло — рядом были те, кто смог меня остановить.
А вообще я предпочитаю жить философией вольтеровского Кандида: все, что не делается, все к лучшему. Возможно, это такое самооправдание, но все ошибки свои и не очень хорошие поступки воспринимаю как некую жизненную практику, как учебу.
