135 лет назад, 15 января 1891 года, родился поэт Осип Мандельштам. Он оставил после себя богатое литературное наследие, в том числе стихотворение, которое в прямом смысле слова стоило ему жизни.
Стихи как «акт самоубийства»
Если быть точным, это памфлет, главный герой которого — «кремлевский горец» Сталин:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.
Стихотворение было написано в 1933 году, за несколько лет до начала большого террора. В обстановке, когда «за десять шагов речи не слышны», Мандельштам в открытую декламировал свой памфлет. Когда он прочитал его Пастернаку на безлюдной окраине Москвы, тот сказал: « Это акт самоубийства, который я не одобряю и в котором не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал и прошу вас не читать их никому другому».
Но Мандельштам продолжал читать это стихотворение. Было очевидно: он хотел, чтобы стихи дошли до ушей адресата. Исследователь творчества поэта Павел Нерлер считает, что первым стихотворение вождю, скорее всего, прочитал Генрих Ягода, и сделал он это по телефону.
Могила неизвестна
Можно было предположить, что Мандельштама тут же отправят, например, на строительство Беломорканала, которым руководил Ягода. Но Сталин решил, что если уж избавляться от неугодного поэта, то не резко. В тот момент шла внутрипартийная игра, в которой жесткое преследование Мандельштама могло быть обращено против самого «кремлевского горца». Кроме того, памфлет Мандельштама польстил вождю. «Сталин увидел в этом индикатор успешности и эффективности методов нагнетания страха в обществе, — считает Нерлер. — В порядке благодарности за комплимент он подарил Мандельштаму жизнь». Подарок заключался в отсрочке казни. А в остальном сценарий был обычным для того времени. Ахматова, близко дружившая с Мандельштамом, оказалась свидетельницей ареста поэта. Она вспоминала: «Ордер на арест был подписан самим Ягодой. Обыск продолжался всю ночь. Искали стихи, ходили по выброшенным из сундучка рукописям. Мы все сидели в одной комнате».
Исследователи отмечают, что в 1921 г. Мандельштам перевел стихи грузинского поэта Н. Мицишвили, которые стали пророческими:
Когда я свалюсь умирать под забором в какой-нибудь яме,
И некуда будет душе уйти от чугунного хлада —
Я вежливо тихо уйду. Незаметно смешаюсь с тенями.
И собаки меня пожалеют, целуя под ветхой оградой.
Не будет процессии. Меня не украсят фиалки,
И девы цветов не рассыплют над чёрной могилой…
А незадолго до того самого памфлета, стоившего ему жизни, Мандельштам написал:
А мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом,
Да, видно, нельзя никак.
«Нищенка-подруга» сохранила стихи поэта
Литературное творчество поэта сохранила его жена Надежда. Многие стихи и прозаические тексты она заучила наизусть, опасаясь, что во время обыска найдут спрятанные рукописи мужа. Надежда Яковлевна пережила мужа на сорок с лишним лет. «Десятилетиями эта женщина находилась в бегах, петляя по захолустным городишкам Великой империи, устраиваясь на новом месте лишь для того, чтобы сняться при первом же сигнале опасности, — писал о ней Иосиф Бродский. — Статус несуществующей личности постепенно стал её второй натурой. Она была небольшого роста, худая. С годами она усыхала и съёживалась больше и больше, словно в попытке превратить себя в нечто невесомое, что можно быстренько сложить и сунуть в карман, на случай бегства. Также не имела она никакого имущества… В годы её наивысшего благополучия, в конце 1960-х — начале 1970-х, в её однокомнатной квартире, на окраине Москвы, самым дорогостоящим предметом были часы с кукушкой на кухонной стене. Вора бы здесь постигло разочарование, как, впрочем, и тех, кто мог явиться с ордером на обыск. Отщепенка, беженка, нищенка-подруга, как называл её в одном из своих стихотворений Мандельштам, и чем она, в сущности, и осталась до конца жизни».
Надежда Яковлевна написала книгу «Воспоминания», которая издана не только в России, но и во многих зарубежных странах. Ее мемуары стали беспощадным портретом того времени, в котором довелось жить и умереть Осипу Мандельштаму.
