Знаменитый в прошлом танцовщик и ныне руководитель балета Большого театра Сергей Филин сегодня известен не только благодаря своим заслугам в танце, но и в связи с «кислотной атакой», когда Сергея по заказу артиста балета Павла Дмитриченко облили серной кислотой. С тех пор худрук балета прошел 30 операций, лечится в немецкой клинике в Ахене.
Заветная мечта
Ольга Шаблинская, «АиФ. Здоровье»: Сергей, все знают о той драме, когда вас облили серной кислотой и вы потеряли зрение. Врачи в немецкой клинике, где вы лечитесь, что-нибудь оптимистичное обещают?
Сергей Филин: Врачи говорят одно и то же — всегда ругают меня, когда видят. Я должен больше времени уделять лечению. Но я стараюсь и коллектив балета не бросать. И конечно, пытаюсь делать все возможное для того, чтобы врачи могли делать свою работу. И надеюсь, что в конце концов зрение вернется.
— Как изменилась ваша жизнь после этой трагедии?
— Лично я никак не изменился. И вы знаете, я даже не ожидал, что вокруг столько добрых людей. В аэропорту очень многие уступают мне очередь, сотрудники тоже помогают, чтобы я как можно быстрей проходил контроль, и создают более комфортные условия.
Я уже не говорю о мужестве, о поддержке, о силе духа моей жены, мамы, детей, близких. Мария (жена Мария Прорвич, балерина. — Ред.) научилась делать уколы, и каждую минуту она рядом со мной. Сыновья Саша и Сережа стали на долгое время моими глазами — помогают переходить улицу, говорят, где нужно замедлить шаг и что впереди ступенька. В общем, сегодня папа и дети поменялись местами. Все эти годы я был сильным и заботился о них. А сегодня — они обо мне.
Конечно, вы сами понимаете, то, что произошло, — это душевная травма, которая останется с ними на всю жизнь. Они даже фильмы и мультики теперь смотрят иначе. Если в картине есть какая-то ситуация, связанная с потерей зрения, они всегда это обсуждают очень серьезно. Каждый раз проводят параллель с тем, что произошло с их папой, что происходит.
Но главное, что мы стараемся делать, — оставаться оптимистами.
— Есть у вас мечта?
— Надеюсь, что я еще сыграю с моими мальчишками в футбол.
Сукины дети
— Сергей, несмотря на операции, на то, что вы давно не танцуете, выглядите так, как будто по-прежнему посещаете класс.
— Состояние глаз не позволяет мне сегодня заниматься серьезными физическими нагрузками. Но оставаться стройным я обязан. Находясь рядом с балетным коллективом, артистами, за которых я всегда переживаю, за которых радуюсь, я просто вынужден выглядеть достойно. (Смеется.) Я очень горжусь нашей труппой. Редкий театр сегодня может представить на одно название спектакля пять, а то и шесть составов исполнителей. Конечно, руководитель балета просто не может быть толстым. (Смеется.) Ну и наверное, сказывается общая тренированность тела — все эти годы многочасовые репетиции были каждый день.
— Знаменитый хореограф Юрий Григорович постоянно повторяет: «Артисты — это дети, но сукины». Вы сейчас руководитель, но были и премьером балета Большого театра многие годы. То есть можете с двух колоколен посмотреть на эту ситуацию. Действительно ли артисты такие неблагодарные?
— Мне кажется, если так говорит Григорович, то он прав. Артисты всегда неблагодарные. И они должны быть такими.
— А вы тоже были такой, значит?
— Значит, да. (Смеется.)
— А вы не изменили свое отношение к артистам, когда стали руководителем?
— Даже став руководителем, я никогда не смогу отказаться от того, что я актер. И всегда, если я принимаю решение по поводу планирования, по поводу занятости того или иного артиста, стараюсь поставить себя на его место, пытаюсь понять, как бы я отреагировал на данную ситуацию, как бы я почувствовал себя в данный момент и как бы я отнесся к тому или иному действию руководителя. У меня ведь очень большая практика, поскольку я прошел путь в театре с самого начала — начиная от артиста кордебалета и заканчивая премьером балета Большого. Так что отношение к артистам не изменилось. Изменилась доля ответственности. Когда я был актером, я всегда отвечал только за самого себя. Но, когда я стал руководителем, мне приходится принимать решение за весь коллектив. Конечно, иногда это очень непросто.
Надо уходить на взлете
— Сергей, на пенсию в балете выходят рано — в 38 лет. Плюс тяжелое балетное детство, все артисты на него жалуются... И у меня возникает закономерный вопрос: какой смысл тогда столько «ломаться», мучиться, чтобы так рано «выйти в тираж»?
— Когда в детском возрасте у тебя обнаруживается определенный талант, способности к тому, чтобы танцевать, двигаться как-то иначе, никто из детей не задумывается на тему того, что им придется довольно рано уйти на пенсию. Вспоминаю себя в том возрасте, когда я начал профессионально заниматься в Московском академическом хореографическом училище. Я вообще с трудом представлял себе свое будущее, тем более то будущее, когда мне придется выйти, как вы выражаетесь, в тираж. (Улыбается.) Конечно, нам всем казалось, что мы будем вечно молодыми, что мы будем танцевать всегда и вечно будет эта юность, в которой мы работали по 8–10 часов каждый день, для того чтобы добиваться результата. Прожив ярко, эмоционально, интересно, незабываемо 20 лет в качестве артиста балета театра, могу сказать: это те годы, которые я могу назвать лучшими, которые остаются в памяти на долгую-долгую жизнь. Поэтому мне кажется, что для большинства артистов, которые думают исключительно о своей работе, это даже не вопрос — стоит ли «ломаться»? А когда наступает столь ранняя пенсия, очень важно, чтобы те люди, которые находятся рядом, морально помогали, подсказали, что нужно еще параллельно не забывать о возможности развиваться, чтобы потом, как закончится уже танцевальная карьера, продолжить свою жизнь в другом качестве.
— Многие знаменитые артисты Большого с трудом уходят со сцены, и иногда даже печально смотреть на возрастных танцовщиков. Вы ушли на самом взлете, почему?
— Я заканчивал танцевать в очень хорошей форме, не отказался ни от одного из спектаклей, в которых работал, в общем-то можно сказать, что я мог бы спокойно еще продолжать свою танцевальную карьеру. Но я принял решение: надо уходить на взлете, а не когда тебя попросят. Поверьте, мне было очень сложно отказаться от сцены... Но решение было твердым и жестким, поэтому я делал все возможное для того, чтобы не давать самому себе возможности к спектаклям вернуться. Благодаря этому я смог довольно серьезно заняться руководством балета Театра Станиславского и Немировича-Данченко. Я занимался не собой самим, а коллективом. И это дало определенный результат — может быть, гораздо больший, чем если бы я продолжал заниматься только собой. Так что уходить надо вовремя — больше пользы принесешь. Очень важно передавать молодым то, что дали тебе педагоги в свое время.
