На первый взгляд кажется, что судьба балует Катарину Султанову. Дебютная книга девушки была раскуплена так быстро, что пришлось печатать дополнительный тираж. С ней сотрудничают известные актрисы. Недавно в сети появился трейлер нового фильма Тимура Бекмамбетова, в котором звучат стихи поэтессы. И совсем скоро состоится премьера спектакля «Касание» по ее текстам. Однако путь Султановой простым не назовешь. От чего приходится отказываться, следуя за своей мечтой, поэтесса рассказала в откровенном интервью АиФ.ru.
Не могу молчать
Наталья Кожина, АиФ.ru: Катарина, многие люди пишут стихи, но единицы готовы представить их широкой публике. В какой момент ты решилась на это?
Катарина Султанова: Наверное, время пришло. Из типографии приехала моя первая книга «Легкие формы бреда». Мы хотели сделать небольшую презентацию для друзей, а в итоге был переполненный зал, сотни экземпляров раскупили в первые дни. Так все и началось.
— Как прошла сама презентация?
— Мы пригласили гостей к 8 часам. Примерно в 19.30 я вышла в зал, чтобы проверить звук, и увидела, что в нем сидят два человека. Я мысленно умерла, но выдохнула и сказала себе: «Сейчас ты соберешься и сделаешь все так, как если бы ты читала для многотысячной площадки в последний день своей жизни. Поплачешь потом». С этой мыслью я ушла в гримерку. Войдя в зал через полчаса, я поняла, что в нем нет не только свободных мест, но и свободных спинок диванов, кресел, стоек, углов — повсюду красивые, улыбающиеся люди. Я получила столько прекрасной энергии и цветов (улыбается)! Именно в тот вечер пришло ясное осознание: это мое. Мне есть, что сказать людям, и я совершенно точно буду делать это.
— Ты говорила, что потеря сестры стала тем событием, после которого ты и начала писать. Ты никогда не думала о том, как бы сложилась твоя профессиональная судьба, если бы этого не произошло?
— Нет, не так. Я начала писать за 2 года до. Сестра — потеря, от которой я не могу оправиться до сих пор. После ее смерти я стала писать иначе. Очень много текстов было создано тогда, страшных и честных текстов. Сегодня я твердо знаю, что не могу молчать. Я бы пришла к этому другими путями, другими стихами, с другими эмоциями и багажом, но все бы случилось.
— И все же у тебя юридическое образование, пять лет жизни потрачены зря?
— Даже больше — семь (улыбается), потому что после 9 класса я поступила в международный юридический колледж. Я знала, что никогда не буду юристом, но все равно окончила его с красным дипломом, поступила на второй курс института...
— Но зачем, для родителей?
— Папа — военный. Это многое объясняет (улыбается). Однажды он сказал мне: «Если бы у меня был сын, я бы отдал его в школу МВД, но у меня дочь, поэтому ты будешь учиться здесь». И я пошла. В итоге я благодарна за этот опыт, это образование многое мне дало.
— А что папа говорит сегодня, когда ты пошла по другому пути, но у тебя все получилось, ты собираешь залы, выпустила дополнительный тираж своей книги?
— Я до последнего оберегала родителей от этой информации, не знала, как они отреагируют. Они увидели мою книгу, только когда пришел тираж. Я подписала каждому свой экземпляр и отдала трясущимися руками. Сегодня родители очень меня поддерживают. Я больше всего переживала за реакцию отца, думала, что он начнет говорить про туманное будущее, необходимость «нормальной» работы, стабильность, уверенность в завтрашнем дне и прочие ужасные вещи, которые обычно говорят родители, когда их ребенок хочет стать балериной, актрисой или певцом. На сегодняшний день поэт — мало понятная социуму история. Никто толком не знает, откуда они берутся и что теперь с ними делать (улыбается).
На доверии
— Твоя профессия приносит стабильный доход? Ты независима финансово?
— Да. Это вообще ключевое условие всего того, что я делаю. Я довольно рано стала самостоятельной, и не потому, что так сложились семейные обстоятельства — я хотела сама. У меня прекрасная, независимая мама, безапелляционный во многих вопросах отец. Мне было 16, и мне хотелось соответствовать.
— Я правильно понимаю, что, в принципе, на поэзии можно зарабатывать?
— Конечно, поэт — это не соучредитель успешной финансовой компании и даже не менеджер среднего звена (смеется). Да, я самостоятельна сейчас, но если ты хочешь заниматься любимым делом — нужно чем-то жертвовать. В один прекрасный день я ушла с интересной, хорошо оплачиваемой работы, чтобы начать делать то, о чем я не имею ни малейшего представления, но по-настоящему хочу. Не было никакого плана или намеченного пути. Необходимо понимать, что пока ты придешь к тому, о чем мечтаешь, могут пройти годы. Нужно быть готовым есть гречку долгими месяцами или издать свою книгу на последние деньги.
— Много твоих стихов уходит «в стол»?
— Нет. У меня никогда нет дилеммы, как писать: честнее или популярнее. Я не анализирую, попадет ли текст в одного-единственного человека или сразит толпу. Я отдаю себе отчет в том, что пишу сложно, многослойно. Тексты, которые отражают мое внутреннее взросление или рост как писателя, чаще всего гораздо менее видны, чем простые и, как мне кажется, проходящие вещи. Тем ценнее для меня моя аудитория, которой мало хватать с поверхности, она «ныряет» на глубину.
— Как получилось, что твои стихи начали читать известные женщины: Фандера, Ксенофонтова, Ломоносова, Гринева?
— Все неслучайное происходит случайно. Я благодарна Оксане, потому что именно с нее начался мой проект «Женщина с тысячами лиц», в котором очень разные, но неизменно сильные, красивые и талантливые актрисы читают мои стихи. Однажды ночью Оксана прислала мне видео, на котором она читает одно из моих любимых стихотворений «Птичье. С нежностью». Эта запись глубоко тронула не только меня, но и десятки тысяч людей повсюду. Спустя время я решила, что мне очень хочется сделать такой проект.
— Вы были знакомы с Фандерой до этого?
— Мы познакомились с Оксаной на моем поэтическом вечере. Она сидела в огромной шляпе в первом ряду (улыбается). Читать перед женщиной и, тем более, актрисой, которой я восхищаюсь, было непросто. Но после Оксана сказала такие важные и своевременные для меня слова, что сомнений в том, что я делаю, у меня не осталось.
— С Оксаной понятно, как все другие женщины появились в твоем проекте?
— Моя помощница — одна из моих читательниц — просто отправляла актрисам стихи с пометкой, что это некоммерческий проект, и единственное условие участия — если им по-настоящему понравится то, что я делаю. К моему счастью, так и произошло. Практически все, к кому мы обратились, согласились участвовать.
— По сути, получается, что ты сама выбрала этих женщин?
— Да, я хотела конкретных женщин, личностей и актрис, которых я уважаю. Я очень осознанно подходила к выбору. Это не была массовая рассылка, скорее точечный формат. И я не ошиблась. Лена Ксенофонтова работает так, что наблюдать за ней и учиться у нее — одно удовольствие. Человеческим качествам в первую очередь. Когда мы снимали Иру Гриневу, я впервые в жизни плакала на съемочной площадке над своими стихами. И мы втроем после шутили на моем вечере, что это, конечно, ужасная пошлость, когда поэт плачет и думает: «Боже, как здорово я тут все написала!». Но магия как раз была не в том, как я все написала, а в том, как Ира все это прожила.
— Всегда ли ты согласна с прочтением своих стихов другими людьми?
— Я стараюсь делать все на доверии, потому что если я буду говорить творческому, самодостаточному человеку, как я хочу, чтобы он читал, это будет неинтересно и неправильно. Так, как я могу и хочу, я уже делаю сама. Актрисы — новая история моих стихов, новые крылья и новая жизнь. Как правило, они меня удивляют и покоряют. В подтверждение моих слов, расскажу вам о еще одной «авантюре», которую я затеяла с талантливыми людьми: буквально на следующей неделе в «Театр жив» состоится премьера необычного спектакля «Касание», целиком и полностью состоящего из моих стихов. Чистой воды эксперимент для меня: я просто дала поэтическому театру «ПАРТ», чей спектакль по произведениям Бродского и Маяковского мне очень понравился, свою книгу и предоставила полную свободу действий(смеется)! А сама переживала несколько месяцев: так хотелось взглянуть хоть одним глазком, поучаствовать, но режиссер был непоколебим. То, что я увидела на генеральном прогоне поразило меня: начиная от выбора стихов, которые я до сих пор боюсь читать вслух, и заканчивая постоянной борьбой нежности и страсти, с которыми актеры и музыканты театра подошли к творческому процессу. Спектакль — освобождение, спектакль — прощение, вот его суть. И за нее я очень им благодарна.
Личное
— Ты воспитываешь сына своей сестры, сколько тебе было лет, когда ты вдруг неожиданно стала мамой? И почему этим занялась именно ты?
— 21 год. Жене было 5... Потому что потеря дочери была для моих родителей невероятно болезненной, и я постаралась взять на себя все, что могла. Сын. Я очень благодарна за то, что он есть. Дети всегда «зеркалят» все то нехорошее, что может быть в тебе: несдержанность, нетерпимость, какой-то страх или пробел. При абсолютно искреннем взаимодействии с ребенком ты можешь увидеть, что нужно исправить в себе. «Не воспитывайте детей, воспитывайте себя, они все равно будут расти на вашем примере». Я стараюсь.
— Как он тебя называет?
— Был период, когда называл только Катя, потом только мамой и никак больше. А сейчас он растет, мы больше дружим, он становится мне под стать в самом хорошем смысле этого слова. Катя, мама — уже неважно. Он может в одном предложении назвать меня и так, и так. А я никогда ни на чем не настаиваю, разве это важно? Главное — ниточки, которые между нами.
— Тебе был 21 год, когда все произошло; как ты пережила потерю сестры, стихи помогли?
— Да, конечно. Говорить с родителями о своей боли нельзя, плакать при них нельзя: им больно вдвойне, и тебе хочется оградить их, не показать какие-то моменты... Я все «выписывала». Ребенок очень спасал: ты знаешь, для кого тебе надо жить, как держаться и как двигаться. Но я правда не люблю говорить об этом — здесь нет ничего такого, за что можно повесить себе медаль на грудь.
— А друзья в этой ситуации помогали?
— Мои друзья иногда шутят между собой: «Вот, Султанова — мой друг, она знает обо мне практически все, а я ничего о ней не знаю». У меня есть такая особенность. Принято считать, что друг — это человек, который разделит с тобой горести и беды, а мне как раз близко, чтобы друг был со мной в радости. Когда мне плохо — я отдаляюсь, самые болезненные моменты переживаю сама. Я не люблю «вываливать» проблемы на друзей, жаловаться, обсуждать. И вообще, я больше отдаю, чем беру, это мое комфортное состояние.
— В своей книге ты пишешь «я умею дружить по-настоящему». Что ты вкладываешь в эту фразу, кто такой настоящий друг? Он разделяет с тобой радости, а еще?
— Понятие дружбы поизносилось сегодня, стерлось и обмельчало. Вот пришли четыре подружки кофе попить, одна убежала, остались три, и они тут же ее обсудили. Еще одна по каким-то причинам ушла пораньше — снова обсудили. Такой формат совершенно не близок мне. Если ты завидуешь своему другу — ты плохой друг. Если ты осуждаешь своего друга, особенно за спиной — ты плохой друг. И если ты не поддерживаешь друга в его мечте — ты плохой друг. Все просто.
— А ты никогда не осуждала, никогда не завидовала?
— Не завидовала точно. Тут, наверное, надо сказать спасибо папе, потому что он абсолютно лишен этого чувства. Возможно, это как-то передается на генетическом уровне (улыбается). Осуждала ли? Конечно, осуждала. Но я не могла родиться и сразу знать, как жить. Я стараюсь быть внимательнее, смотреть шире, чувствовать тоньше. И я все время ищу ответы в своих стихах.
— Популярность мешает дружбе, или наоборот помогает находить новых друзей?
— Не люблю слово популярность. Я бы сказала иначе: чем больше я расту, тем больше появляется людей, которые хотят предложить свою дружбу. И тем сложнее на нее пойти. Потому что для меня важны люди, которые были со мной в самом начале пути. Я знаю, что мои друзья готовы за меня биться. И неважно, что я никогда этим не воспользуюсь, гораздо важнее знать, что для тебя и за тебя может сделать твой близкий человек.
