Писатель Алексей Иванов: «Износ нации - не шутки...»

 

Его роман «Ёбург», а точнее, как говорит сам автор, публицистическая книга о 90-х и 2000-х годах в Екатеринбурге, занял четвёртое место в списке «Форбс» 2014 года, обогнав по востребованности книги Познера, Ходорковского и Парфёнова. Ну а роман Иванова «Географ глобус пропил» уже 12 лет остаётся в списке самых читаемых произведений современных писателей. «Это роман о герое, в жизни которого всегда нет места подвигу, и он близок душе многих людей», - говорит Иванов. С разговора о героях и подвигах мы начали нашу беседу.

Моральное селфи

Сергей Грачёв, «АиФ»: Алексей, и в кино, и в литературе у нас достаточно регулярно появляются произведения, осмысливающие 90-е годы, нулевые, советский период. Но почему практически нет ярких художест­венных высказываний о времени текущем, о героях, извините, нашего времени? 

Алексей Иванов: Согласен, ярких исследований современной жизни сейчас почти нет. И для этого имеются вполне объективные причины. Литература и кино - часть совре­менной жизни, и художественное творчество страдает теми же болезнями, что и общество. Не бывает так, что общество сидит, почёсывая репу, и вдруг приходит писатель, который всё объясняет. Общество должно хотя бы невнятно осознавать свои проблемы. Если общество не сформулировало свою главную проблему, оно не опознает «героя», даже если писатель в одиночку найдёт его и предъявит.

Главной проблемой современного общества становится самовыражение. Подчеркну: самовыражение, не само­реализация. Эдакое моральное селфи. 

Представьте, что писатель ФМ напишет в Сети роман про столичного студента, который считал себя гениальным, но был беден и для доказательства своего превосходства ограбил киоск микрозаймов, зарубив кассиршу топором. Что читатели напишут в комментах? Дадут тысячу советов, как студенту надо было поступить, если он такой умный. Они не воспримут этот роман как притчу о том, «тварь я дрожащая или право имею?», а расценят как частную историю одного студента, который накосячил, вместо того чтобы поступить так, как поступили бы на его месте комментаторы. То есть не в размышления углубятся, а используют чей-то роман как шанс само­выразиться.

А если и читатель, и писатель начинают заниматься только само­выражением, культура остаётся бесплодной. Никто никого не слышит, нет синтеза переживаний, без которого художественное высказывание невозможно.

- В интервью «АиФ» вы говорили: «Здоровые силы надо искать в провинциальных городах-­миллионниках вроде Екатеринбурга, Новосибирска, Казани. Это те, кто не уехал в Москву или на Запад, когда по­зволили средства, а остался дома и развивает свой город». Хочется понять: эти «здоровые силы» я­вляются ресурсом столь же богатым, как, скажем, нефть, или в условиях коррупции, самоизоляции, пробелов в образовании и ряда других проблем не сегодня завтра силы, о которых вы говорите, б­удет уже и не найти?

- Производительные силы этой социальной страты (слоя. - Ред.) огромные, но ведь сейчас они не задействованы. Износ нации подобен износу двигателя: машина, которая стоит без употребления, приходит в негодность быстрее, чем та, которая работает в маршевом режиме. Праздность, как говорил Толстой, - причина всех пороков, тем более когда праздность вынужденная. Если два ныне активных поколения не получат возможности достигать успеха благодаря этой стратегии, следующее поколение сочтёт её лузерской и не будет практиковать.

Алексей Иванов: Россия выжила благодаря учителям, врачам и инженерам

Читать интервью

 

Побег от жизни

- Вы говорите: «Если мы куда-то и возвращаемся, то в брежневскую эпоху, а вовсе не в ельцинскую». В этом с вами довольно многие согласны. С точки зрения обывателя, в этом возвращении больше положительного или отрицательного?

- Для обывателя возвращение в брежневскую эпоху - несомненное благо. Однако правильно ли ориентироваться на мнение обывателя? Безусловно, маленький человек достоин благо­получия и покоя. Но проб-лема в том, что в России за весь ХХ век обыватель увидел только один формат нормального существования - брежневскую эпоху. И потому решил, что застой - единственное возможное счастье. А это не так. Общество может динамично развиваться, не нарушая уюта обывателя. И надо стремиться к такому обществу, где всем будет хорошо: и обывателям, и пассионариям (активным людям. - Ред.). А пассионариям в брежневскую эпоху было плохо.

- К слову о переменах: недавно один школьный педагог о подрастающем поколении сказал, что умы и сердца у них «заплыли жиром». И, чтобы этот жир с­огнать, нужны серьёзные по­трясения. Вы согласны?

- Нет. Потрясения, безусловно, сдвинут жизнь с мёртвой точки и повлекут качественные изменения, но в какую цену они встанут? Стоит ли овчинка выделки? Не надо искать внешних поводов для развития, не надо ждать «вдохновляющего пинка». Общество само должно осознать необходимость мобилизации и развития. Ведь такое уже случилось совсем недавно - в горбачёвскую перестройку. Какими бы наивными ни были лозунги тех лет, но общество само, без толчка извне, вдруг проснулось, заворочалось и начало развиваться. Увы, тогда не было понимания всех опасностей развития, но сейчас-то это понимание уже есть. Впрочем, тогда было легче вставать, чем сейчас. Проблемы были очевиднее, и не существовало «свистка» для спуска пара - виртуального пространства, в котором любой недовольный может переконструировать себя в супермена и на том успокоиться. Тогда от жизни нельзя было убежать, а сейчас можно.

- Избитый вопрос: но почему вы не перебрались из Перми в Питер, скажем, или Москву? Что вам даёт этот город?

- Я давным-давно не живу в Перми. Этот город потерял себя. Но и в Москву не перебрался - не вижу смысла: всё, ради чего писатели переезжают в столицу, я уже имею и без столицы. Но я не люблю распространяться на тему места жительства. В России это почему-то сразу определяет человека. Если ты живёшь в Урюпинске - ты лох. Если в Екатеринбурге - провинциал с амбициями. Ты в Москве - ты крутой, а если за границей - вообще гуру (вернее, недавно был гуру, а сейчас предатель). Я могу себе позволить поехать куда хочу, и, если для работы мне требуется находиться в каком-то месте, я еду туда и живу.