Во вред себе
Прямо перед поездкой у него было обострение болезни с кровохарканьем, а в долгой дороге он много мёрз и сильно промок. Здоровья ему это не прибавило. Почему Чехов поехал на этот остров каторжников? Им двигало благородство — по сути, его можно считать первым правозащитником. Он привлёк внимание к пенитенциарной системе в России, и благодаря его книге «Остров Сахалин» проблема сдвинулась с мёртвой точки. Но, с другой стороны, он знал, что со здоровьем у него швах: первый раз кровь пошла горлом за 6 лет до этого, в 1884 г. И с тех пор весной и осенью это практически постоянно повторялось. Менее года назад он похоронил старшего брата Николая, дожившего только до 31 и очень быстро сгоревшего от чахотки. Почему, несмотря на это и явно во вред своему здоровью, он отправился за тридевять земель — 11 тысяч вёрст по бездорожью на лошадях, а потом ещё на пароходе?
Похоже, Чехов был фаталистом. Как врач он лечил пациентов по всем правилам того времени, а как пациент... плевал на своё здоровье. Поразительный факт: первый раз отдался он в руки врача лишь через 13 лет после явного начала туберкулёза. Это случилось только из-за угрозы смерти — в течение нескольких дней он сам не мог остановить кровь, идущую из лёгких. Все эти годы он кашлял, температурил, периодически страдал от кровохарканья, но лечился кое-как сам и категорически отказывал коллегам, предлагавшим послушать его лёгкие и провести медосмотр. «Дело в том, что чахотка или иное серьёзное лёгочное страдание узнаются только по совокупности признаков, а у меня-то именно и нет этой совокупности», — говорил Чехов.
Конечно, это была попытка самоуспокоения. Как врач он понимал, что полный комплекс симптомов, типичных для туберкулёза, у него присутствует. Включая и отягощённую наследственность: родной брат, дядья и тётки как по матери, так и по отцу тоже страдали и умирали от чахотки.
Почему он так боялся признаться в болезни даже себе? Туберкулёз, как и рак, в те годы был фактически приговором. Эффективных лекарств не существовало. Чехов понимал, что если он уйдёт в лечение, то не сможет работать, не сможет поддерживать семью. А он же был её стержнем — главным в своём клане.
Тень на плетень?
И так он относился ко всем своим недугам, которых у него было множество. Это ясно из выписки из истории болезни. Её сделал доктор М. Н. Маслов, лечивший Чехова в 1897 г., — он первым приставил стетоскоп к груди Чехова и определил, что туберкулёз зашёл очень далеко.
Этот документ много говорит о внутреннем мире Чехова. Другой с таким количеством болезней уже давно стал бы законченным ипохондриком, а он трудился в поте лица — писал, лечил, занимался массой общественных дел.
Нельзя не заметить в этом списке и болезни предосудительные: триппер, которым он болел дважды, в 17 и 18 лет, и, возможно, связанная с этим «impotentia в некоторой степени». Эту выписку из истории болезни «АиФ» публикует впервые, специалистам по Чехову она неизвестна. И это объяснимо, она приведена в докторской диссертации Николая Кабанова «Роль наследственности в этиологии болезней внутренних органов», изданной в виде отдельной книги в 1899 г. Вряд ли такая литература должна заинтересовать чеховедов. Кабанов был руководителем доктора Маслова, лечившего Чехова, и взял этот случай в свою диссертацию. Вообще, Николай Кабанов — достаточно известный врач, один из ближайших учеников профессора А. А. Остроумова (в его клинике лежал Чехов) и очень интересный человек, оставивший заметный след не только в медицине. Он был одним из первых эсперантистов в России — подготовил словарь эсперанто и переводил и издавал книги на этом языке; писал книги по народному, государственному и земельному праву, по нацвопросу и многим другим социальным проблемам. Многие дети и внуки Кабанова стали известными учёными.
Голову в песок?
Ко мне этот документ попал случайно в середине 1990-х, когда я работал в НИЦ «Медицинский музей» РАМН. Ксерокопию страницы с историей болезни Чехова принёс известный историк медицины профессор Г. В. Архангельский. Под страшным секретом он её показывал коллегам и сделал копию мне. Я сначала не придал этому большого значения, но недавно узнал, что у чеховедов нет документа, подтверждающего, что Чехов болел гонореей, и поэтому они эту информацию считают недостоверной. После этого мы и решили опубликовать документ в «АиФ».
Бросает ли это тень на великого писателя? Ничуть. Здесь уместно процитировать известнейшего биографа Чехова Дональда Рейфилда: «Советская традиция избегать “дискредитации и опошления” образа писателя (формулировка из постановления Политбюро ЦК КПСС, запрещающего публикацию некоторых чеховских текстов) и по сей день вселяет в российских учёных сомнения в необходимости предъявлять публике чеховские архивы во всей их полноте. Три года, проведённые в поисках, расшифровке и осмыслении документов, убедили меня в том, что ничего в этих архивах не может ни дискредитировать, ни опошлить Чехова. Результат как раз обратный: сложность и глубина фигуры писателя становятся ещё более очевидными, когда мы оказываемся способны объяснить его человеческие достоинства и недостатки».
Но вспомним, что было с Чеховым во время этих пресловутых болезней. С 16 лет он 3 года жил один в Таганроге. Его отец стал банкротом, и вся семья с другими детьми уехала в Москву, оставив Антона приглядывать за домом, арестованным за долги и, как говорят теперь, разруливать всякие сложные ситуации. И он со всем этим успешно справлялся, даже стал лучше учиться, подрабатывал репетитором, начал писательствовать. Конечно, он куролесил с друзьями. Процитируем здесь ещё Рейфилда: «Излюбленным местом великовозрастных гимназистов был таганрогский публичный дом. (Позже Чехов признавался, что со своей невинностью он расстался в 13 лет, — очевидно, именно в этом злачном заведении.)» Наверное, во время походов туда он и подхватил гонорею.
Кто бросит камнем в этого юношу, оставленного один на один с собой в столь сложном возрасте? Это ничуть не умаляет его и как человека, и тем более как гениального писателя. Другое дело, что это могло повлиять на всю последующую жизнь Чехова. Я как врач этого не исключаю. Например, не будь таких болезней, у Чехова, скорее всего, по-другому бы сложилась семейная жизнь, и, наверное, у него были бы потомки. Возможно, всё это может пролить новый свет на некоторые произведения и события в жизни Антона Павловича и заставит взглянуть на них несколько иначе. Но делать такие выводы я не буду, это работа для учёных-чеховедов.