«АиФ» побеседовал с создателем фестиваля режиссёром Николаем Бурляевым.
А автор кто?
Валентина Оберемко, «АиФ»: Николай Петрович, как нужно строить российскую культурную политику, вы начали объяснять ещё 20 лет назад. Сегодня что-то поменялось?
Николай Бурляев: 20 лет тому назад я впервые поднял вопрос о том, что в стране нет стратегии государственной культурной политики. Продолжал об этом говорить на протяжении десятилетий, и наконец мои старания увенчались победой: президент подписал указ о новой государственной культурной политике. Посему чувство оптимизма есть, несмотря на противодействие.
Мне пришлось выступать с критическим разбором Концепции проекта Закона о культуре на заседаниях рабочей группы по культуре Госсовета России, в Общественном совете при Минкультуры РФ и на ОНФ. Концепцию разработали в Администрации Президента. Автора этого документа никто не знает. Большинство уважаемых персон, входящих в рабочую группу по разработке концепции, не принимали участия в работе над документом: не были приглашены ни министр культуры, ни Никита Михалков, ни многие другие компетентные люди. Авторы концепции не отрицают, что закон базируется на указе президента об основах государственной культурной политики. Но при этом утверждают, что государство не должно вмешиваться в вопросы культуры, оно должно лишь давать деньги. А творцы пусть творят всё, что хотят. Значит, вновь не исключаются постановки типа провокационного «Тангейзера» в Новосибирской опере, радужной палитры «Гоголь-центра», антиисторических киношедевров типа «Матильды», перформансов типа прибивания мошонки к брусчатке Красной площади, рубки икон и беснования в храмах очередных «Пусси Райт». И вновь никто не будет отвечать за исполнение основ государственной культурной политики?
– Но если такие фильмы и спектакли показывают, значит, это востребовано у зрителя?
– Сомневаюсь. Большинство нормальных людей в России не принимает этой пошлости. Я много езжу по стране, встречаюсь и с власть имущими, и с простыми людьми. И все они от Дальнего Востока до западных границ говорят примерно одно и то же: «Вы что делаете в Москве? Нас за дураков, что ли, держите?»
Душа и рынок
– Андрей Кончаловский как-то сказал, что культура там, где не загаживают лифты, где не мусорят на тротуарах и во дворах… Согласно этой теории, у нас культуры нет.
– Андрей Сергеевич – мой крёстный отец по кино, открывший мне дорогу в кинематограф. Я к нему отношусь с огромным уважением. Гадить в лифтах – это очень плохо, но понятие «культура», её первооснова несколько в другом. У нас не сформулировано определение культуры. Я бы предложил положить в основу закона следующую формулировку: культура – это служение высоким нравственным идеалам и духовному возвышению нации.
– А вам не кажется, что многие сегодня, живя в обществе конкретного потребления, не хотят думать о душе и абстрактных нравственных идеалах?
– И немудрено – если им с начала перестройки, три десятилетия, вдалбливают в сознание, что самое главное – это ты, твои права. Рви от жизни всё! Главное – побольше нагрести «бабла», стать секс-символом, успешным и богатым… О правах говорят те, кто не хочет думать об обязанностях?
– Вы говорили, что необходимо вмешательство государства в культуру. Но зачем? Для цензурирования?
– Не вмешательство, а контроль. Лично я категорически против политической цензуры. Двадцать фильмов с моим участием пролежали на полках суммарно 250 лет. Но контроль общества необходим. Давайте вспомним, что говорил на сей счёт великий Пушкин: «Я убеждён в необходимости цензуры в образованном нравственно и христианском обществе, под какими бы законами и правлением оно бы ни находилось. Нравственность (как и религия) должна быть уважаема писателем. Безнравственные книги суть те, которые потрясают первые основания гражданского общества, те, которые проповедуют разврат, рассеивают личную клевету… Законы противу злоупотреблений книгопечатания не достигают цели закона; не предупреждают зла, редко его пресекая. Одна цензура может исполнить то и другое». Вспомним, что главным цензором России был величайший русский поэт и дипломат Ф. И. Тютчев, почитавший своё служение высокой гражданской миссией.
– Сегодня в России снимают очень много картин про войну, спорт, а про простых людей фильмов практически нет. Они лежат на полках из-за рыночной цензуры?
– Вы правы. Таких фильмов нет и не предвидится, пока действуют законы рыночного кинематографа. Российский кинопрокат стал отделением американского. Многие кинотеатры страны построены на деньги США, поэтому наши дети смотрят их фильмы. Относительно недавно начали снимать патриотические картины. Чиновники Минкультуры и прокатчики, «богатеющие экраном», утверждают, что у нас идёт бурное «движение вверх». Несомненно, некоторое экранное оживление после перестроечного киноапокалипсиса наблюдается. Но, по большому счёту, вся перестроечная рыночная кинополитика – это движение вниз. Относительно высокого профессионального, творческого и нравственного уровня советского кинематографа, когда творили такие выдающиеся кинорежиссёры, как Тарковский, Бондарчук, Шукшин, Ростоцкий, Рязанов, Михалков, Панфилов, постперестроечный рыночный период выглядит весьма посредственно. Ну, творит по-прежнему всё тот же Никита Михалков – «свой среди чужих». Появились после перестройки Владимир Хотиненко, Александр Сокуров, можно добавить к ним ещё пару имён. Всё прочее – это доходный промысел, эффектная пустота. Уверен, что нашему Президенту для спасения культуры необходимо принять новый указ: «о выведении культуры из рынка». Ведь культура и рынок – понятия несовместимые!
– А творец и деньги – понятия совместимые?
– Тарковский не раз полушутя-полусерьёзно говорил мне о том, что художник должен быть голодным. Оправдания коллег, участвующих в бездарных сериалах, в коммерческих фильмах, мол, «нужно кормить детей», на Страшном суде вряд ли примут. И придётся артистам отвечать на вопросы: «Почему вы обнажались на экране и в театрах? Почему сквернословили и искушали зрителей своими патологическими наклонностями?» Невольно вспомнишь слова Священного Писания: «Невозможно не прийти в мир соблазнам. Они должны прийти. Но горе тому человеку, через которого соблазн приходит».
