180 лет назад, 7 мая 1840 г., в посёлке Воткинск при Камско-Воткинском заводе Вятской губернии родился человек, благодаря которому Россия приобрела статус великой державы.
Разумеется, величие России в военном и политическом отношении и раньше не отрицал никто. Но вот в плане культуры была одна особенность. Россия считалась в основном страной литературы, и было это заслуженным. Скажем, Пушкиным восхищался французский классик Проспер Мериме. От Лермонтова был без ума Александр Дюма-отец. От Тургенева и Толстого — вообще вся читающая Европа.
А вот наших композиторов знал, как правило, узкий круг специалистов. Ничего такого, что бы с первых нот заявляло о себе: «Сделано в России», было бы стопроцентно узнаваемым и любимым во всём мире, не существовало. До той поры, пока о себе не заявил Пётр Ильич Чайковский. Именно он одним могучим рывком уравнял в престиже и влиятельности русскую музыку с русской литературой. И вывел Россию в безусловные музыкальные лидеры — подсчитано, что каждые 6 минут на планете Земля исполняется какое-нибудь произведение Чайковского. Столь же часто исполняют музыку только «Божественного Амадея» Моцарта.
И тут начинается самое интересное. Для нас, соотечественников Петра Ильича, кажется очевидным, что самыми узнаваемыми его произведениями должны, по идее, быть темы из музыки к балетам «Щелкунчик» и «Лебединое озеро». Первый ассоциируется с Новым годом и Рождеством, гарантированно создавая ощущение праздника. Второй — с грозными событиями, когда телетрансляция внезапно прерывается, а эфир заполняют танцами принца Зигфрида, Одетты и маленьких лебедей. Тут уже никакого праздника — сплошное тревожное ожидание.
Из-под палки?
Есть пословица: «Споря об очевидном, помни, что дядя может быть младше своего племянника». Здесь как раз тот самый случай. В мире Чайковский известен не только и не столько как автор симфоний, фортепианных концертов или музыки к балетам и операм. Этого Чайковского иной раз опережает другой — автор малых форм. Того, что профессионалы называют «отдельные оркестровые произведения» — марши и увертюры.
Забавно, что значительная их часть написана им под заказ — иногда ради денег, иногда ради престижа, а то и в силу дружеских или даже родственных отношений. Так, марш 98-го Юрьевского пехотного полка Чайковский написал по просьбе... Чайковского. Своего двоюродного брата Андрея Петровича, который этим самым полком командовал. Другое дело, что здесь была задета патриотическая струнка. Раньше полк назывался Дерптским — по имени эстонского города (ныне — Тарту). А 6 февраля 1893 г. городу вернули историческое имя Юрьев — именно так, по своему святому, назвал город его основатель, князь Ярослав Мудрый. Чайковский, будучи искренним русским патриотом, не мог этому не порадоваться.
Вообще известно, что к работе под заказ Пётр Ильич относился с прохладцей: «Я вовсе не расположен к такой работе. Нет никакого сомнения, что даже и величайшие музыкальные гении работали иногда, не согретые вдохновением. Я одарён терпением и приучил себя никогда не поддаваться неохоте. Я научился побеждать себя...»
«Буря восторга»
Но всё же бывали и удачные совпадения, когда заказ вызывал то самое вдохновение. Чаще всего это происходило, когда заказчик знал, насколько Чайковский чувствителен к патриотической теме. Как, например, дирекция Русского музыкального общества. В сентябре 1876 г. оттуда поступил заказ — написать для концерта в пользу Красного Креста марш. Тогда шла война между Османской империей и восставшими сербами, которым помогали русские добровольцы.
Чайковский работал над «Сербо-русским маршем» всего пять дней, испытывая при этом какой-то невероятный прилив сил: «Я не сомневаюсь, что в конце концов Россия и вообще славянский мир возьмёт своё, хотя бы уж потому, что на нашей стороне правда, честность, истина, тогда когда на стороне наших врагов — исключительно купеческие расчёты, эгоизм, бессердечие».
Марш моментально стал хитом и продолжает оставаться таковым у южных славян. Но то, что творилось в Москве после первого исполнения, бьёт все рекорды. «Мой Сербо-русский марш произвёл целую бурю патриотического восторга», — немногословно писал Чайковский своей сестре Александре. Подробности даёт пресса того времени: «Вся публика поднялась на ноги, многие повыскакивали на стулья. К крикам „Браво!“ примешивались крики „Ура!“. Это была одна из самых волнующих минут в 1876 году. В зале многие плакали...»
Конечно, этот энтузиазм недоброжелатели могли бы списать на банальные шовинистические настроения. Но не получится. Хотя бы по той причине, что во время американского турне устроители просили Чайковского ставить этот марш в финале концертов — как самый хуковый номер. И он ожидаемо срывал ту же бурю аплодисментов, криков радости и слёз восторга, что и в России.
Огонь, батарея!
А вот другое произведение, которое в тех же США ценят едва ли не больше остального наследия Чайковского, начиналось трудно. Увертюру «1812 год» полагалось сдать либо к 25-й годовщине коронации Александра II, либо к открытию храма Христа Спасителя. Вот что Чайковский по этому поводу писал: «Ни в юбилее высокопоставленного лица (всегда бывшего мне порядочно антипатичным), ни в храме, который мне вовсе не нравится, нет ничего такого, что бы могло поддать мне вдохновение. Я вовсе не расположен к работе. Тем не менее слово исполню».
Возможно, как раз в силу своей нерасположенности к работе Чайковский, чтобы развлечь себя, решился на дерзость, граничащую с хулиганством. Когда-то Антонио Вивальди упрекали в том, что он ввёл в оркестр трубы и барабаны — дескать, это инструменты военные, в «настоящей» музыке им места нет. Чайковский пошёл ещё дальше. В его партитуре предусмотрены не какие-то там барабаны, а батарея настоящих артиллерийских орудий, которая должна давать залп в соответствующих местах. А в качестве финальной темы пустил «Боже, царя храни», не имеющий никакого отношения к событиям 1812 г., — этот гимн Российской империи был написан 21 год спустя.
Вопреки ожиданиям это новшество никого не возмутило. Наоборот — на премьере увертюры 8 августа 1882 г. пушечная пальба и звон настоящих колоколов вызвали дикий восторг у слушателей, а композитор был удостоен ордена Св. Владимира I степени.
К сожалению, в авторском замысле увертюра «1812 год» исполняется нечасто, но зато регулярно. С 1974 г. в США обязательным музыкальным сопровождением Дня независимости становится это произведение. Именно с пушками и колоколами. Главный праздник страны, претендующей на мировое лидерство, проходит под музыку главного русского композитора и гимн Российской империи... Есть в этом что-то завораживающее.
