180 лет назад, 3 июня 1843 года, на свет появился человек, позже написавший об этом событии так: «Я родился буквально в двух шагах от той скалы, на которую взлетает „гигант на бронзовом коне“, в самом начале той Галерной улицы, которую менее чем за два десятка лет перед тем залил кровью победитель 14 декабря своей картечью...»
Этот короткий фрагмент сходу даёт понять, что дело было в Петербурге, и что автор, судя по конкретному месту рождения, принадлежит к благородному сословию. А также позволяет оценить его литературное мастерство, степень независимости суждений и понимание собственной значимости — не всякий рискнёт поставить своё рождение в исторический контекст, да ещё связать его и с Петром Великим, и с восстанием декабристов на Сенатской площади. Словом, есть всё. Не хватает только имени.
Вообще-то по святцам ему надлежало быть Константином, поскольку как раз 3 июня отмечается память равноапостольных венценосцев — византийского царя Константина и матери его Елены. Но мать нашего героя, Аделаида, в девичестве была баронессой Боде. И настояла, чтобы хоть младшего сына назвали в честь английского дедушки Клеменса. Так мальчик получил нечастое у русских дворян имя Климент. Что же касается отца, то его род, восходящий к ордынскому князю XIV столетия Темир-Гази, был не менее древним и знатным, чем род матери. Правда, с течением времени фамилия успела русифицироваться, так что на выходе получился Климент Тимирязев.
Краденое солнце
То, что принесло Клименту известность и перевернуло представление о живом мире, сейчас проходят в средней школе. § 15 учебника биологии для 6-го класса так и называется: «Фотосинтез». Мы читаем этот параграф и потом часто забываем о содержании — в памяти остаётся что-то вроде «растения питаются солнечным светом». Стоит ли уделять этому факту особое внимание, вопрос даже не ставится — это проходит по разряду «само собой разумеется».
И вот здесь таится коварная ловушка. Пока нет полного осознания того, какое именно открытие совершил Тимирязев, и почему его именем надо дорожить, всегда останется риск, что отечественный приоритет может быть похищен.
А открытие было фундаментальным. Тимирязев сумел связать воедино и разрешить многие проблемы физики, химии и биологии, имеющие отношение к жизни на нашей планете. Банальное «растения питаются солнечным светом» было известно и до него. Но как это происходит? Почему? И каков, собственно, сам процесс?
Тимирязеву удалось доказать, что в биологии работает закон сохранения энергии, общий для физики и химии. Что за счёт энергии света в клетках растений происходит превращение углекислого газа в органические вещества. Что неживое становится живым. Что вода, воздух и свет кормят растения, те кормят животных, а всё вместе — человека. Этому революционному утверждению предшествовали сотни и тысячи опытов, а также конструирование и создание приборов и методов, которые позволяли зафиксировать то, что раньше было недоступно изучению. Словом, немудрено, что химик Марселен Бертло считал Тимирязева химиком: «Каждый раз вы привозите новый метод газового анализа, в тысячу раз более чувствительный!» Очень похоже оценил изобретение Тимирязевым микроспектроскопа физик Пётр Лебедев: «Климент Аркадьевич! Мы, физики, считаем вас физиком!»
Тимирязев совершил прорыв, сравнимый с прорывом своего учителя, Дмитрия Менделеева, открывшего периодический закон элементов. И его приоритет в области биологии пытались оспорить и украсть точно так же, как приоритет Менделеева. А первым шагом в таком малопочтенном деле всегда идёт обесценивание открытия — просто для того, чтобы жертва легче рассталась с потерей. К сожалению, те, кто должен был защищать русский приоритет, по факту стали соучастниками если не в похищении, то в обесценивании — точно. Сравните — тот же химик Бертло был министром народного просвещения Франции, а потом и вовсе министром иностранных дел республики. Тимирязев не удостоился даже звания действительного академика Петербургской академии наук — сочли, что с него довольно будет и статуса члена-корреспондента.
Ударом на удар
Нам крупно повезло, что Тимирязев обладал характером бойца и умел ответить ударом на удар. Поняв, что помощи ждать неоткуда, он взялся за дело защиты приоритета сам. Причём отстаивал он не только свои личные открытия, но приоритет отечественной науки в целом: «Существуют целые отрасли точного знания: укажу на математику, химию и историю развития организмов, в которых русские имена не могли бы быть вычеркнуты, не оставив за собой ощутительных пробелов. Значит, в этих областях русские ученые не только догоняют, но уже поравнялись, а порой ведут за собой своих европейских собратий, гораздо раньше их вышедших на работу...»
Получалось у него это блистательно. Тимирязев одним из первых пришёл к нехитрой, но единственно верной мысли: «Наука должна сойти со своего пьедестала и заговорить языком народа, то есть популярно». Эта аксиома и сейчас подвергается сомнению в академических кругах, а тогда считалась чем-то вроде богохульства. Кстати, именно богохульство попытались вменить Тимирязеву в вину, когда он говорил даже без помощи языка. В 1872 г. им был выстроен «Вегетационный домик» — первый в России и третий в мире, на практике демонстрирующий реальность фотосинтеза. Стеклянный павильон, внутри — растения в баночках с водным раствором, снаружи — солнечный свет. И больше ничего. А растения зеленеют, цветут и плодоносят круглый год. Сейчас это называют гидропонным способом, а тогда показанный на Нижегородской выставке, домик стал причиной большого скандала. Кое-кто вообразил, что Тимирязев замахнулся на земельный вопрос — дескать, соблазнял крестьян возможностью растить хлеб без земли, за которую бывшие крепостные ещё не заплатили выкупные платежи. Другие напирали на оскорбление чувств верующих: «Профессор Тимирязев на казённый счёт изгоняет Бога из природы!»
Дело доходило до совершеннейшей нелепицы. Так, когда в 1892 году Тимирязева вывели за штат Петровской земледельческой и лесной академии (ныне — МСХА имени Тимирязева), ему припомнили в числе прочего и случай десятилетней давности. В 1882 году студенты академии написали телеграмму соболезнования семье скончавшегося Чарльза Дарвина. Тимирязев перевёл её на английский язык. И стал «соучастником крамольного поступка», поскольку соболезновать «безбожнику, утверждающему происхождение человека от обезьяны» грешно.
Беспочвенные мечты
Это обидно вдвойне, поскольку именно Дарвин симпатизировал России и русским. Тимирязев приезжал к нему летом 1877 года, когда Россия вела войну с Турцией. Ту самую войну 1877-1878 гг., в которую вот-вот была готова вмешаться и Англия, причём не на нашей стороне. И вот что «безбожник Дарвин» сказал русскому коллеге: «В эту минуту вы встретите в этой стране много дураков, которые только и думают о том, чтобы вовлечь Англию в войну с Россией, но будьте уверены, что в этом доме симпатии на вашей стороне. Мы каждое утро берём в руки газету с желанием прочесть известия о ваших новых победах...»
Обрести при посредничестве своего учёного с мировым именем такого союзника, как Дарвин — о таком иные государства могли только мечтать. К сожалению, был упущен и этот шанс. В итоге разуверившийся во всём Тимирязев в 1917 году принял сторону большевиков. Впрочем, им он тоже не давал спуску, постоянно напоминая, что в сравнении с ним даже самые крутые вожди социал-демократов — всего лишь сосунки: «С „Капиталом“ я ознакомился, вероятно, один из первых в России. Это было так давно, что Владимир Ильич тогда ещё не родился, а Плеханову, которого многие наши марксисты считают своим учителем, было всего десять лет...»
Оспорить это никто не решился — всем было известно, что Тимирязев говорит только правду и почти никогда не ошибается. Из всего его наследия можно скорректировать лишь одну фразу: «Работать для науки, писать для народа». На деле он работал и для народа тоже. И если вдруг фотосинтез оказался забыт, вспомните о Тимирязеве хотя бы когда на столе зимой появляется свежий огурец или помидор. Выращены они тем самым беспочвенным гидропонным способом, который придумал и ввёл человек по прозвищу «Неистовый Климент».
