Он родился 4 марта 1678 года. Если бы это произошло в России, парня назвали бы Герасимом - успел в аккурат на Герасима-грачевника. Но поскольку роды состоялись в Венеции, имя младенцу дали соответствующее: Антонио Лючио. Фамилия - Вивальди.
Кабы в СССР существовало то, что сейчас называется чартами, Вивальди продержался бы в топе недель, наверное, триста, на полноздри опережая то Шнитке, то Моцарта. И неудивительно - страна у нас традиционно пьющая, а Вивальди, по мнению другого классика, Сергея Довлатова, «давно ассоциируется с выпивкой».
Впрочем, классиком этого композитора назвать, пожалуй, нельзя. Это сейчас, когда для многих тогдашняя музыка слилась в одну мутную «симфонь», всё едино. По сути же «рубка» между барочными композиторами, классиками и впоследствии романтиками велась нешуточная, похлеще, чем нынче между рокерами и попсовиками. Кулаки, впрочем, как в разборке между Шевчуком и Киркоровым, в ход не шли, а вот подкуп, шантаж, наушничество и элементарное человеческое свинство расцвели в европейской музыке в полный рост.
Под раздачу неоднократно попадал и Вивальди - самый загадочный композитор барокко, известный музыкальный хулиган, панк своего времени.
Семейка дебоширов
Он родился семимесячным, очень слабым, однако таким же рыжим, как и его отец, которого даже в оркестр св. Марка приняли под прозвищем Rosso, то есть «красный». Кстати, тихий и богобоязненный (до поры) Антонио может считаться для своей семьи «выродком». Его младшие братья действовали в полном соответствии с поговоркой «Рыжий-красный - человек опасный». Франческо Вивальди, например, был неоднократно осуждён за пьяные дебоши с драками, а Изеппо - вообще изгнан из Венеции на три года за опять-таки пьяную поножовщину.
Антонио, судя по всему, помешали пойти по пути братьев только тяжёлые приступы астматического удушья, сопровождавшие его всю жизнь. Но крутой нрав «семейства рыжих» проявлялся у Вивальди в другом.
Его мать Камилла, считавшая музыку, а особенно музыку театральную, «наваждением диавола», желала для своего сына карьеры священника. Тот подозрительно легко согласился. И, разумеется, едва успев принять сан, бросил служить обедни и устроился в монастырский оркестр «Дель Пьета».
Кстати, в денежных делах он был довольно ловок и не брезговал стащить то, что плохо лежит. Как-то раз дону Антонио поручили купить клавесин, для чего из казны выделили 60 дукатов. Он сторговался с продавцом за 30, а остальные попросту свистнул. Его пытались судить, но он, к тому времени композитор с европейским именем, сумел выкрутиться.
Имя он приобрёл за счёт своего откровенно хулиганского отношения к музыке. Когда пишут о «смелом эксперименте введения духовых в оркестр», это следует понимать, как если бы сегодня дирижёр привёл на репетицию парочку проклёпанных металлистов в коже и рогоже и велел им оттягиваться на ревущих гитарах. Дело в том, что духовые и ударные тогда считались инструментами военными, и места в «божественном дыхании» оркестра им не было вовсе.
Шерше ля фам
Подобные приёмчики, но пока без увечий и трупов, Вивальди начал демонстрировать практически сразу. Нормально и стабильно кормиться композиторы в то время, как, впрочем, и сейчас, могли либо при дворе, либо тиражируя свои произведения. Вивальди волей-неволей пришлось обращаться к акулам тогдашнего шоу-бизнеса - амстердамским издателям нот.
Лейбл издателя Роже ориентировался на поп-формат барокко, в частности, на бесчисленные «кончерто гроссо» римского композитора Корелли. Традиционное соперничество Венеции и Рима продолжилось и здесь. Вивальди, конечно, пришлось работать в формате, иначе его «кончерто» никто бы не купил. Но ему удалось внести в осточертевший формат такие неожиданные фокусы, что буквально через пару лет темпераментные, острые, стильные штучки Вивальди обошли торжественного Корелли и положили его на лопатки.
Рим призадумался. Римские композиторы активно не желали так, за здорово живёшь, уходить с рынка. Скрипки смолкли, и заговорили клеветнические перо и бумага. К тому времени Вивальди увлёкся написанием опер и, как положено, проводил большую часть времени с актёрами.
Мужчины тогда в операх не пели, роли распределялись между женщинами и кастратами. Первых было заметно больше. За это и уцепились интриганы. В Мантуе Вивальди познакомился с Анни Жиро, певицей невеликого голоса, но весьма симпатичной. С некоторых пор именно ей Антонио поручал главные роли.
Разумеется, почва для кляуз была самая благодатная: «Обедни рыжий священник не служит, спутался с актрисулькой, а может быть, и с её сестрой, если не с обеими, издаёт свои опусы у голландских протестантов и вообще дерёт втридорога». В принципе, всё могло обойтись, тем более что католики к музыкантам, пусть даже и священникам, относились как к шутам гороховым, с которых спрос невелик.
В Италии же вообще бытовало присловье «musice vivere» (жить по-музыкантски), что значило ежедневно напиваться в хлам и путаться с падшими женщинами. Но на Вивальди наехали внушительные силы коллег-композиторов. В результате его опера «Катон Утический» имела оглушительный успех, но оказалась запрещена. Правда, в одном-единственном городе, Ферраре, но зато с какой формулировкой!
«Архиепископ Руффо не желает видеть в своём городе священника, который, вместо того чтобы служить мессы, связался с певичкой». И это при том, что в тот же самый сезон 1736-1737 гг. в Ферраре триумфально прошли оперы других композиторов.
Жизнь Вивальди дала трещину. По Италии пошли паршивые слухи, с ним никто не хотел связываться. В конце концов даже в родной Венеции ему стало невмоготу. Когда-то самый успешный композитор, он был вынужден продавать свои концерты по нищенской цене - дукат за штуку. На пятки наступали молодые хищные композиторы, а наводнивший своими опусами Европу Вивальди оказывался за бортом. Австрийский император Карл VI - последний, к кому Антонио решил обратиться за помощью и покровительством, - умер, когда Вивальди почти подъезжал к Вене.
Вскоре и сам композитор отправился вслед за своим почитателем. Катили новые времена и новые звуки, уже уходило барокко, недалеко были классицисты, и Вивальди забыли. До самого XX века его считали мелким предшественником Баха. И только случай да немирные тиражи опусов «Рыжего», из которых сохранилось почти всё, позволили Вивальди снова войти в европейский топ.
