31 октября 1922 года родился Анатолий Папанов.
***
Корреспондент «АиФ» встретился с вдовой актёра Надеждой Каратаевой.
«Вы не заметите моей хромоты»
- Немногие знают, но Толя побывал в самом пекле сражений. Его призвали в августе 1941-го. Немцы тогда продвигались к Москве. Толин расчёт постоянно бомбили. Однажды в их зенитку попала бомба. Толя очнулся, почувствовал - что-то не так с ногой. Оглянулся вокруг - все погибли. С Толей служил его приятель - москвич Алик. Он пытался найти Алика среди тел, но не смог. Потом, уже после войны, муж рассказывал: «Меня везли на повозке в госпиталь. И вот обгоняет нас машина с мёртвыми солдатами. Я приподнялся, посмотрел и вижу - ноги из машины торчат. Так я опознал своего приятеля». Я ему посоветовала: «Ты расскажи где-нибудь об этом. Может, его кто-то разыскивает». Толя сказал об этом на радио. И туда дозвонилась мама этого мальчика. Она приходила к нам домой, благодарила за то, что сообщили, как погиб её сын.
Толя же после ранения полгода лечился в Буйнакске и был комиссован, так как осколком ему оторвало два пальца и повредило ступню. Он долгое время ходил с палочкой. Вернулся к маме в Москву. Тогда ещё никаких наград не давали. У Толи были только две красные нашивки на гимнастёрке - два тяжёлых ранения. И вот как-то он решил добыть продуктов. Купил на карточки водки, ещё чего-то и поехал в деревню менять. Тут-то в поезде его и схватил патруль. А Толя был в гимнастёрке своей, сказал им: «Вы разве не видите? Я солдат, а не коммерсант, домой возвращаюсь». Его отпустили со словами: «Ты, солдат, больше не попадайся, а то тут ловят спекулянтов и тебя заодно могут за решётку посадить».
Толя решил попробовать поступить в ГИТИС. Пришёл к руководителю, Михаилу Тарханову, прочитал что-то из Симонова. Тот ему сказал: «У меня ребят не хватает, я тебя приму. Но как же ты с палочкой собираешься актёром быть?» Толя ответил: «Я вам даю слово - вы не заметите моей хромоты». И его определили сразу на второй курс. А я в ГИТИС поступила ещё до войны. Но первый курс в эвакуацию со всем институтом не взяли, и я пошла на фронт - в медсёстры, ездила с санитарным поездом. И вот когда наш поезд снова подошёл к Москве, я отпросилась у комиссара, забежала в ГИТИС, узнала, что институт возвращается из эвакуации и снова начинаются занятия. Пришлось кинуться в ноги комиссару. Так мы с Толей оказались на одном курсе.
Я ходила на занятия в гимнастёрке и сапогах. А Толя, скромный молодой человек, как-то подсел ко мне: «Ты тоже была на фронте?» - «Да». Он вздохнул: «Слава богу, будет с кем поговорить». Так началась наша дружба, которая переросла в любовь. На четвёртом курсе мы с ним поженились. Ухаживал он, честно скажу, не так красиво, как в кино показывают. Он был очень скромный, из простой семьи, слов красивых не знал, но меня всегда опекал. Мы с ним жили практически в одном районе. И вот он едет на трамвае на занятия, видит, что я стою на остановке, и уже заранее кричит: «Надя, Надя, я здесь, давай мне руку!» Я хватала его руку и влезала в трамвай. За мной тогда ещё один парень ухаживал. И как-то у нас с Толей зашёл о нём разговор. Я говорю: «Он мне не нравится». А Папанов спрашивает: «А кто тебе нравится?» - «Ты мне нравишься». Вот так мы выяснили наши отношения. В ЗАГС заявление подали в 1945-м, в День Победы.
Занавес распахнулся
Толя себя считал комическим актёром. Когда его приглашали на роль генерала Серпилина в «Живые и мёртвые», он отказывался, говорил: «Да какой я генерал?!» Его уже рекомендовал сам Симонов. А Толя ни в какую. Я мужу сказала: «Как тебе не стыдно? Тебя же все просят». Тогда он всё-таки пошёл. Сходил в библиотеку, взял книгу «Живые и мёртвые», почитал, проникся, а потом мне говорит: «Знаешь, я понимаю, почему они меня так звали. Там у Симонова написано, что Серпилин был с лошадиным лицом, но с умными глазами». Толя к своей внешности и к работам часто скептически относился: «Чего они меня хвалят? Не понимаю. Я играю как играю». И очень не любил, когда его называли Волком или Лёликом. «Ну, погоди!» сначала был односерийным фильмом. А потом Котёночкин решил снять продолжение. После выхода новых серий, когда мы с Толей шли, например, по улице, какая-нибудь мама с ребёнком обязательно говорила: «Смотри, вон Волк идёт». Толю это расстраивало: «Да ну этого Волка! Он перегрыз всю мою биографию».
Рассказывает писатель Аркадий Инин: «В 1984 г. фильм режиссёра Юрия Егорова «Отцы и деды», а вместе с ним исполнитель главной роли Анатолий Папанов и я, сценарист, были отправлены на кинофестиваль в окрестности прекрасного Неаполя. Весь полёт мы провели в кабине пилотов. Потому что лётчики немедля затащили туда Папанова. На фестивале он получил приз жюри за лучшую мужскую роль. Да и мне обломилось - за лучший сценарий. Призы назывались «Золотое плато». И, когда мы вернулись в Москву, «Клуб 12 стульев» «Литературной газеты» рассказал об этом в своём шутейном стиле. Под рубрикой «Таможня «Клуба ДС» сообщалось, что в аэропорту «Шереметьево» при досмотре багажа пассажиров рейса Рим - Москва были задержаны двое неизвестных: известный артист Анатолий Папанов и писатель Аркадий Инин. В тайниках их чемоданов - между трусами и кипятильниками - были обнаружены изделия из драгоценного металла «Золотое плато». Драгоценности были конфискованы в пользу Киностудии им. Горького, где произведён фильм «Отцы и деды», а задержанные контрабандисты были отданы на поруки жёнам и под надзор детей. А дальше началось невообразимое! Письма, телеграммы, звонки! В «Литгазету», в КГБ, в ЦК КПСС! Тысячи людей требовали: «Отпустите Папанова! Папанов - честный человек и любимый артист!» «Литгазету» заставили дать опровержение. Такой огромной, невероятной и безграничной была любовь народа к великому артисту и поразительному человеку - Анатолию Дмитриевичу Папанову».
...Ушёл из жизни он очень быстро. Врачи говорят, что мгновенно, не мучился. Вслед за ним ушёл и Андрюша Миронов. Он единственный из труппы, кто позвонил мне и извинился за то, что не мог приехать на похороны. Но я всех простила. Я вообще теперь всем всё прощаю. Тогда вся труппа находилась на гастролях в Риге, и режиссёр Валентин Плучек их не отпустил. Даже не он, а его жена. Как потом мне передали, она Плучеку сказала: «Валя, ты не можешь поехать, на поезде это будет очень долго». А так как он сам не поехал, то и всем остальным запретил. Потом, когда Андрюши Миронова не стало, в Москву прибыли уже все, кроме Плучека. Мы открывали сезон без Толи и Андрюши. Первый спектакль. В зале сидят зрители. А занавес не открывается. Рабочие полезли наверх. Ничего. Вызвали пожарников. Ничего. И вдруг занавес сам собой распахнулся. Никто так и не понял, что же случилось.
