Эдуард Изотов - актёр одной главной роли, Иванушки из сказки «Морозко» А. Роу, которую вот уже несколько десятилетий показывают под Новый год. А его судьба - это история стремительного взлёта, трагической случайности и страшного конца. Но к Рише - Ирине Борисовне по паспорту - я пришла за историей любви.
- Мы встретились уже в том возрасте, когда хотелось сберечь то, что было между нами, надолго, потому что это только в юности всё так безоглядно…
Они могли встретиться много раз, но… Однажды жили в одной гостинице в Минске - и не пересеклись. В другой раз Изотов, у которого был потрясающий, как все говорили, баритон, озвучивал на «Мосфильме» Олега Видова в фильме «Всадник без головы», а Ладыженская работала в том же здании режиссёром монтажа. «Прибежали мои девочки с криками: «Ира, пойди посмотри, какой там красавец!», - но я не пошла». Они встретились, только когда у него в кармане лежала повестка в суд - шёл бракоразводный процесс с первой женой, Ингой Будкевич, с которой он прожил четверть века. Да и у Ирины за плечами было два брака… Их роман был долгой игрой - они были на «вы», перезванивались и не подпускали друг друга ближе. До поры.
- Однажды в моей жизни пошла чёрная полоса: умерла сестра моего отца, а у моей дочери, которая была в лагере, обнаружили корь. И в день похорон мне звонят из лагеря и спрашивают, куда её везти. И, просто как в фильме ужасов, я отвечаю: «В крематорий». Когда я приехала вечером домой, на меня напала минута слабости: «Ну за что всё это мне одной?..» А в 11 ночи в дверь раздался звонок: на пороге стоял Эдик, который снимался тогда в Узбекистане.
Оказывается, он позвонил в редакцию «Фитиля», где я работала, ему сказали, что у меня горе, и он сразу же прилетел! И вот раздаётся звонок, я слышу, как он говорит в телефонную трубку: «Я не вернусь три дня, можете снимать меня с роли, эскадрон за мой счёт». Тогда я поняла, что это не просто роман.
«Как ты будешь жить без меня?»
Это был не просто роман - их отношения не убил ни совместный быт, ни частые разлуки, когда Изотов не вылезал из гастролей, а дома его всегда ждал уже готовый чемодан, уложенный Иришей. Не убила даже тюрьма. Она не хочет говорить об этой истории, отвечает коротко, выпуская сигаретный дым изо рта: «Для нас с Эдиком это было табу - мы похоронили внутри себя воспоминания об этих трёх годах и просто пошли по жизни дальше. Вместе». В 1983-м Изотова и Ладыженскую взяли с поличным у кафе «Лира» на ул. Горького во время совершения валютной операции - супруги пытались поменять доллары на рубли, которых не хватало на то, чтобы достроить дачу. Дело по тем временам наказуемое.
Инга Будкевич вспоминала, как бегала по всему театру, собирая в защиту Изотова подписи корифеев: Ладыниной, Стриженова, Ларионовой, Рыбникова, Хитяевой. И как, не вытащив бывшего мужа из тюрьмы, организовывала затем шефские концерты в «Матросской тишине». Тюрьма надломила актёра. Он ещё боролся, выйдя на свободу, но что-то уже неуловимо подтачивало его изнутри. Первый инсульт случился в 1988-м.
- Он всегда наплевательски относился к своему здоровью, а ведь был наследственный гипертоник. Я нашла врачей, но поезд, как говорится, уже уходил… Из первого инсульта мы вышли достойно. Вскоре случился второй. 10 дней я не давала ему зеркало, потому что лицо было скошено в правую сторону. У меня до сих пор сохранились тетради, в которых я учила его писать. Палочки, буквы, как в первом классе... Но и после второго инсульта Эдик ещё играл на сцене - оставляя палочку за кулисами, гастролировал, озвучивал… А вот в 1990‑х инсульты пошли уже чередой - всего было пять. Он не смог больше работать, ушёл сам. Однажды забыл на концерте слова песни, и я из-за кулис подсказала текст… «Не хочу быть жалким! Больше на сцену не выйду», - были его слова.
Ближе к концу 1990-х начались операции, с которыми мы сами бы не справились, потому что это стоило очень больших денег. Но сильно помогли племянник Эдуарда Константиновича Боря Хмельницкий, Саша Панкратов-Чёрный, Серёжа Никоненко. Болезнь прогрессировала. Мы оба понимали, что это безысходно, но молчали об этом. Я знала, что конец наступит, только не знала когда… Эдик перестал ходить, не мог говорить, периодически не узнавал самых близких. Я заработала четыре грыжи, таская его в ванную. Он был безумно раздражительным, кричал, но я понимала, что это не он, а его болезнь… Последние полгода он провёл в закрытом психоневрологическом пансионате, потому что на дому уже ни одна нянька не справлялась с ним.
Я помню последние его слова, обращённые ко мне. Я была у него, он сидел в кресле, и я всё пыталась докричаться до него: «Эдик, дорогой, Эдюшик, Эд!» Ответом было абсолютно бессмысленное лицо... И вдруг он ясным голосом говорит: «А как ты будешь жить без меня?» Я упала на колени перед креслом, но он смотрел уже потухшим взором, и в его глазах читалось: «Кто ты, что ты тут делаешь?»
А когда его не стало, я поняла, что он хотел этим сказать: ушла огромная часть жизни, и жить с этим можно было только потому, что вспоминаешь, какая это была удивительная полоса...
«Шелуха ненужных мгновений»
Вот уже 10 лет она живёт без него. Как?
- Добрый вечер! - говорит Риша, входя в свою комнату, обращаясь к портретам мужа, иконостасом венчающим книжную полку. На ручке двери висят, как и висели, два его галстука - иногда она их надевает со строгим костюмом. «Эдуард Константинович очень много дублировал, и иногда я включаю телевизор и узнаю его голос, даже не видя картинки, и слушаю, слушаю...»
Риша монтирует фильм об Эдуарде Изотове - лучшие кадры его лучших ролей. «Он очень хотел играть характерные роли, выйти из амплуа красавца, и это ему удавалось: он играл английского шпиона, рецидивиста, бандита…» Я прошу Ришу смонтировать воображаемый фильм об их совместной жизни, и она делает для меня нарезку кадров, разматывая плёнку…
Вот они покупают Эдику концертный костюм. Вместо привычной тёмной тройки - белые джинсы, сиреневая рубашка и бархатный пиджак, и Изотову грозят выговором по партийной линии. Потом эта хохма ещё долго смешит их: актёр «не член, и даже не кандидат, дорогой товарищ начальник».
Вот он, возвращаясь с гастролей, по традиции звонит в дверь, не открывая своим ключом, и Риша бежит навстречу, чтобы услышать то, что слышит всегда: «Сколько бы ни было в этом мире разлук, я привык в этот дом приходить».
«Иногда у него бывало очень плохое настроение, и я его не трогала. Молча ужинали и расходились по комнатам. Утром мне на работу, ему на репетицию, и я видела, что отрицательный заряд ещё не ушёл. Тогда бежала в душ, выходила оттуда без макияжа, без всего, с растрёпанными волосами, ставила нас с ним перед огромным зеркалом в прихожей и говорила: «Изотов, посмотри, какая у тебя красавица жена, с ума можно сойти от восторга!» Он смотрел… и начинал хохотать.
А когда я чувствовала, что уже не могу, во мне всё кипит, хватала помойное ведро, бежала на помойку и там говорила всё, что я думаю, а потом возвращалась с улыбкой: «Всё в порядке, мы сейчас будем ужинать».
...Лента обрывается, лицо Риши теряется в сигаретном дыму. Она стряхивает пепел. Царственный пепел воспоминаний.
«Время - вещь неумолимая. 10 лет прошло, как один миг, и кажется, что это было вчера. Со временем отсеивается шелуха ненужных мгновений - остаётся только история. История, которая согревает сердце».
