Недавно Гарри Яковлевич порадовал своих поклонников новым шедевром. На экраны вышел полнометражный анимационный фильм «Гадкий утенок».
Держать марку
«AиФ»: – Гарри Яковлевич, на создание последнего фильма у вас ушло шесть лет. Что чувствуете по окончании большой работы?
Гарри Бардин: – Я бы, наверное, чувствовал полное опустошение, но, слава богу, мне в голову пришла идея следующего фильма, и я уже живу перспективой.
«AиФ»: – После просмотра вашего «Гадкого утенка» создается впечатление, что наша мультипликация вновь на подъеме. А на самом деле? Какое, на ваш взгляд, сейчас положение в этой отрасли – у нас в стране и за рубежом?
Г. Б.: – Оно разное. Нельзя сравнивать положение в российском кино и во французском. Французская модель – самая разумная, на мой взгляд, так как предполагает участие государства и лоббирование интересов национального кино перед американским кинематографом. Французы заботливо выращивают свои профессиональные кадры. В этом – главное их отличие от российского кинематографа и российской мультипликации.
Я думаю, что нам нужна такая школа мультипликации, чтобы она выращивала новых Хитруков, Степанцевых, Ивановых-Вано, чтобы у нас росли люди штучные, а не конвейерные режиссеры. Советская школа мультипликации была настолько сильна и занимала в мировой культуре настолько высокий пьедестал, что если сегодня мы себя потеряем, то окажемся одними из всех, так называемым усредненным вариантом.
Меня удивляет решение остановить замечательный проект покойного Саши Татарского «Гора самоцветов», который был замечательной придумкой. Это самый яркий образец фильмов, которые раскрывали своеобразие каждой из культур народов, населяющих необъятную Россию. И это был многоцветный ковер из разных сказок. Не понимаю, почему эту сказку прервали.
«AиФ»: – У вас много наград. Какая из них вам запомнилась больше всего и почему?
Г. Б.: – Меня многое радовало: неожиданное получение «Золотой пальмовой ветви» в Каннах за фильм «Выкрутасы», четыре «Ники», полученные от нашего кинематографического сообщества. Такой коллекции в России нет ни у кого. Мне было очень приятно, когда Майя Плисецкая, посмотрев фильм «Чуча-3» с музыкой «Кармен-сюиты» Бизе-Щедрина, сказала: «Браво!», а у меня катились слезы, потому что я ничего не мог ей сказать. Услышать такое от легенды балета для меня было лучшей наградой.
У меня около шестидесяти международных призов. Да что об этом говорить! Призы – это то, что было. Я такой человек, что мне без перспективы очень плохо. Поэтому награды – это пройденный этап. Что будет дальше – вот это интересно. Как говорит Юра Норштейн, «ты еще тут, но уже там…».
«AиФ»: – В ваших фильмах используются самые разные материалы. У вас есть рисованные фильмы и слепленные из пластилина, изготовленные из бумаги, проволоки и даже спичек!
Г. Б.: – (Улыбается.) Ну… играю в разные игры.
«AиФ»: – Получается, что вы в детстве не доиграли?
Г. Б.: – Да, конечно. У меня в детстве игр и игрушек не было. Вот я сейчас и восполняю этот пробел. И никак не могу наиграться. Я был рожден в 1941 году 11 сентября. Какие уж тут могли быть игры…
«AиФ»: – Мне кажется, вы не очень любите свои дни рождения или я ошибаюсь?
Г. Б.: – Как вам сказать… Иногда их портят всякие бен ладены. Теракт 11 сентября в Америке помните? У меня тогда был юбилей. И эта скотина все испортила. Этот день врезался в память людей именно этим злодеянием.
Преемственность поколений
«AиФ»: – В свое время вы вынуждены были уйти из «Союзмультфильма» и создать свою киностудию. Почему ушли?
Г. Б.: – В те годы находиться на «Союзмультфильме» было невозможно, и, тихо закрыв дверь, не хлопая, интеллигентно, закончив мультипликационный фильм «Серый волк and Красная Шапочка», я ушел со всей своей командой. И мы создали собственное творческое объединение.
«AиФ»: – Как вам, человеку творческому, удалось решить проблемы организационного характера?
Г. Б.: – Я и сам не думал, что я это смогу. Оказалось, смог. Обстоятельства заставили, и я организовал студию, которой в будущем году будет двадцать лет. И студия живет и оправдывает свое название «Стайер» – бегун на длинную дистанцию. Двадцать лет – это срок.
«AиФ»: – Кого вы считаете своими учителями?
Г. Б.: – Чарли Чаплина, Федерико Феллини и Уолта Диснея. Получилось так, что мультипликации я нигде не обучался, я закончил Школу-студию МХАТ, актерский факультет, учился я у Массальского. Но, поработав немного в Театре Гоголя, я пришел в Театр кукол Сергея Образцова. Он увидел во мне режиссера и написал мне в трудовую книжку «режиссер-постановщик». С Сергеем Владимировичем мы ставили пьесу «Дон-Жуан», которую написали вместе с Василием Ливановым.
А потом мне предложили поставить мультфильм по своему сценарию. Так я и сделал свой первый фильм. Он был рисованным, назывался «Достать до неба». И я очень горжусь тем, что 10 октября 1975 года в 11:45 худсовет принял эту работу. Иван Петрович Иванов‑Вано благословил меня и поздравил студию с приобретением крепкого, как он сказал, режиссера. И всем оставалось только поддержать его слова молчанием. Дружелюбным или недружелюбным. Так я стал режиссером. И в этот же день через пять минут после этого события родился мой сын Павел. Я стал режиссером, а он – человеком. Прошли годы, и он стал режиссером, а я – человеком (Смеется.) пожилым…
«AиФ»: – Вы влияете на своего сына в профессиональном плане?
Г. Б.: – Наверное. Он утверждает, что я для него – образец служения нашему делу. Но тыкать его носом, такого никогда не было. Мы вообще очень уважительно друг к другу относимся. Я допускаю, что он видит многое иначе, чем я. Ведь окончательное выражение режиссерской мысли – на экране. И я могу не углядеть в его сценарии его режиссерского видения. Да, мы критикуем друг друга. Но без злобы. Я уважаю его как профессионала.
«AиФ»: – У вас много учеников?
Г. Б.: – Ученики у меня были, я однажды преподавал на Высших режиссерских курсах, мы вели группу с Федором Савельевичем Хитруком и выучили несколько режиссеров, которые сейчас делают очень серьезные работы. Это Саша Петров – оскароносец, Миша Алдашин, Ваня Максимов, Миша Тумеля. Несмотря на то, что встречаемся крайне редко, мы очень любим друг друга. Мы виделись недавно, отмечали, кажется, двадцатилетие окончания ими высших курсов и очень радовались друг другу!
С песней по жизни
«AиФ»: – Все ваши фильмы очень музыкальны. Откуда такая любовь к музыке?
Г. Б.: – Она мне помогает. Я ее обожаю, потому что она напрямую связана с подсознанием. Конечно, сначала появляется замысел, а затем музыка. Я ее использую, когда она дополняет мою идею. В «Выкрутасах» музыки нет, мне она там была не нужна. А в «Адажио» она необходима. На пьесе Альбинони держится вся драматургия этого фильма. В «Чуче» – первой, второй и третьей – музыка основополагающая: Глена Миллера, Исаака Дунаевского, Бизе-Щедрина. А в «Гадком утенке» я замахнулся на Петра Ильича Чайковского. Для меня это была высокая планка.
«AиФ»: – Вы замахивались не только на Петра Ильича, но и на рекламу…
Г. Б.: – О, когда это было-то! Я уже давно рекламу не делаю. Последняя была в моей жизни в 1996 году. А до этого была «Иванушка, иди на выборы, а то козленочком станешь». Но с тех пор заказов не было. Я не пафосный человек и от рекламы никогда не отказывался. Я готов снять и ее.
«AиФ»: – Так за чем же дело стало? Скоро начнется новая волна выборов.
Г. Б.: – По мне, так эти выборы никогда бы не кончались! И мы бы жили прекрасно.
