Народный артист РСФСР Василий Ливанов — любимый народом Шерлок Холмс и не менее любимый Карлсон, рассказал, каким ему запомнился День Победы. А также о том, что осталось за кадром популярного сериала Игоря Масленникова «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона», которому в 2024 году исполняется 45 лет.
«Дети войны быстрее взрослеют»
Ольга Шаблинская, aif.ru: Василий Борисович, вы ребёнок войны. В июне 1941-го вам было 6 лет. Что-то удержала память из того страшного времени?
Василий Ливанов: Да, я ребёнок войны. И первые месяцы Великой Отечественной помню. Мне семь лет, мы с мамой и сестрой плывём на маленьком пароходике по Волге. Семьи артистов МХАТа тогда должны были эвакуировать в Мордовию, но друг отца, поэт и авиатор Василий Каменский, позвал нас к себе — у него был дом в деревне под Пермью (тогда — Молотовым). И наш пароходик бомбил фашист. Хотя я претерпел значительно меньше страданий, чем многие другие дети времен войны.
Как говорил Николай Карамзин, «дети войны быстрее взрослеют и быстрее различают ложь и истину». Мы, военное поколение, обладаем важным знанием — что такое справедливость и что такое любовь к родине.
Отец, Борис Ливанов все первые месяцы войны играл спектакли в Художественном театре и выезжал на линию фронта с концертами. Вплоть до того времени, когда мы отогнали фашистов из-под Москвы и начали наступление. Только тогда театр эвакуировали. Когда буквально в 20 километрах от центра города стоит фашистское оцепление, а в столице при этом не прекращают играть спектакли в театрах — это грандиозно! По степени мужества, по вере в победу это грандиозно!
— А День Победы где вы встретили?
— В Москве — в 1943 году наша семья вернулась из эвакуации. Тогда, 9 мая 1945 года я понял, что на земле существует такое понятие, как счастье. По улице Горького, по всей её ширине, шли сплошным потоком люди. Огромная толпа двигалась в сторону Кремля. Все плясали, пели. Я стоял около дома и смотрел. Это было наше счастье — каждого человека и всех вместе...
«Смоктуновского мы чуть не потеряли»
— Ваш кинодебют состоялся в 1958 году. В «Неотправленном письме» Михаила Калатозова вы сыграли геолога Андрея. Снималось всё на берегах Енисея.
— И там я навсегда сорвал голос. «Неотправленное письмо» — единственная картина, где я звучу своим природным тембром. Но это мелочи! А вот Иннокентий Смоктуновский едва не утонул и получил сотрясение мозга. Работа в этом фильме была физически очень тяжёлая. Мы даже в сцене пожара сами снимались — горящие деревья падали прямо перед нами. Слава Богу, что все выжили и никто особо не покалечился.
Кеша Смоктуновский особой физической формой похвастаться не мог. Женька Урбанский его звал «Ах, ты моя развалина», подшучивал над ним. Если бы мы не прожили в тайге на съёмках восемь месяцев и не общались бы так близко, я бы в жизни не узнал, до какой степени самоотверженности готов дойти Урбанский ради других. Женька здоровенный был, все сложные сцены выполнял гениально, да ещё и всем остальным помогал. В том числе и профессиональным советом — он ведь был выпускником актёрского факультета Школы-студии МХАТ. В то время как Смоктуновский был самоучкой. До войны Кеша был киномехаником, ездил с передвижкой по сёлам, крутил картины. И это была для него школа — он видел на экране хороших артистов, мастеров. Кеша учился по ходу. И к себе относился очень критично.
Снимаем мы сцену: Смоктуновский плывёт на плоту по Енисею. Плот привязали к катеру длинным тросом, чтобы плыл с нужной скоростью в нужном направлении. А Кешку привязали к плоту и сказали: «Если почувствуешь себя плохо, подними руку. Тогда съёмку остановят». Оператор Урусевский снимал всё с кормы катера. Но, когда весь этот караван двинулся, из-под винта катера пошли волны, и Смоктуновский довольно быстро поднял руку: ледяная вода била по нему очень сильно. Но Урусевский и Калатозов оба были фанатиками кинематографа. Они решили: «Еще минуты две-три снимем — и остановим». Когда катер наконец подогнали к берегу и сняли Кешку с плота, он был без сознания — у него случилось сотрясение мозга. И Женька Урбанский нёс его несколько километров на руках, как ребёнка, в Дивногорск. Даже думать не хочу, что бы было, если бы Женька не донёс Кешу до больницы.
— А с голосом вашим что произошло?
— Калатозов захотел, чтобы озвучка шла не в студии звукозаписи, а прямо в зимней тайге. И заставил нас с Таней Самойловой орать на сорокаградусном морозе при невероятном ветре. Сразу после этой сцены мы тяжело заболели, у меня начисто пропал голос. В киноэкспедиции врача не было, только медсестра, которая наказала мне молчать. Через 2 недели я заговорил и не узнал сам себя — это был хрип какого-то старика...
Но нет худа без добра. Не напрасно ведь говорят, что голос актера — это его судьба.
«Шерлоком режиссер меня не видел!
— Согласна. Вашего Холмса невозможно представить с «обычным» голосом. Кстати, прочтя сценарий, вы сразу почувствовали, что роль знаменитого сыщика — это «моё»?
— Я профессионал. И волен выбирать, что я могу, а чего не могу, чего хочу, а чего не хочу. К тому же Масленников утвердил меня только после того, как оператор картины Юрий Векслер сказал: «Если ты не возьмешь Ливанова играть, я снимать фильм не буду». Вот и всё.
— И кого Масленников видел в этой роли?
— Кайдановского, моего приятеля. И Юрского, по-моему.
Съёмки шли очень сложно. Масленников был не силен в жанре детектива. Слава богу, на проекте работал замечательный оператор Юрий Векслер и Виталий Соломин — доктор Ватсон. Что несколько выравнивало ситуацию.
Работа в «Шерлоке Холмсе» стала знаковым событием для меня и Виташи: мы же с ним познакомились благодаря этому фильму. Между нами завязалась дружба длиной в жизнь. Виташа был безупречен в профессии. Он жил ею.
— Виталию Соломину было всего 60 на момент смерти в 2002 году...
— Он загнал себя, перегрузил. И не только работой — они с супругой Машей тогда купили дачу. Начали перестраивать старый дом, Виташа мечтал сделать себе кабинет. Плюс преподавал, снимался, играл в театре. И надорвался в попытке заработать денег для семьи.
Он и в «Зимней вишне» Масленникова пошёл сниматься в роли Вадима Дашкова исключительно для заработка, хотя там был слабый сценарий и всё в этом фильме ему не нравилось. В результате Соломин очень многое привнес на съемочную площадку и фактически срежиссировал картину...
— Как советский ребенок, не могу не спросить вас про мультфильмы. Ваш тембр обеспечил вам стопроцентную узнаваемость и успех не только в актерстве, но и в озвучании мультипликационных персонажей — Карлсона, крокодила Гены, Удава...
— Я свой в каждом доме, меня каждый ребёнок знает и любит. И я этим невероятно горжусь. К тому же на «Карлсоне» я познакомился с Фаиной Раневской, которая озвучивала Фрекен Бок. Невероятная женщина! Я огромное удовольствие получал от той работы. И убеждён: хорошо получается только то, что делаешь с удовольствием.
Зовут ли меня в кино сейчас? Нет, в кино меня давно не приглашали. Потому что я сам снимаю как режиссёр. Мой последний фильм — «Медный всадник России».
