Фотомемуары XX века в лицах.
Рассказывает фотограф Валерий Арутюнов:
— В работе фотографа никогда заранее не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Когда Боря Вахнюк, известный бард и корреспондент радиостанции «Юность», попросил сделать фотографию талантливой девчонки по имени Алла, я предположить не мог, что это будущая примадонна. Накануне Боря вместе с Аллой Пугачёвой были в Тюменской области, куда агитбригада радиостанции летала развлекать нефтяников. Не успев даже сорвать аэрофлотскую бирку со своего магнитофона, он бросился к продавцу лотерейных билетов, купил один за 30 копеек и загадал: если повезёт, то у неё всё получится. Через пять дней Боря узнал, что выиграл дефицитное по тем временам махровое полотенце, которое он, кстати, так и не забрал. Вместо этого мы пошли в студию на первую в жизни юной певицы радиозапись.
Куда звонила Плисецкая?
У каждого человека свой характер, к знаменитым людям это относится тем более. Например, балерина Майя Плисецкая могла быть очень решительной.
Однажды я фотографировал её в Останкинской студии, где она исполняла «Болеро» Равеля. Шла телезапись, которую пришлось остановить из-за резкого шума — рядом со студией рабочий долбил отбойным молотком бетонную стену. На все просьбы прекратить он отвечал: «У вас своя работа — у меня своя».
Майя Михайловна нервничала. Балерине нельзя остывать, а пауза затягивалась. В бесконечных останкинских коридорах не удавалось найти прораба, которому подчинялся рабочий. Тогда Плисецкая, хлопнув дверью, выбежала из студии — а вскоре шум прекратился. Когда балерина вернулась, съёмка продолжилась. Говорят, Майя Михайловна позвонила самому большому начальнику, Председателю Совета Министров СССР Алексею Косыгину, и спросила: «Неужели в стране нет человека, способного выключить этого дятла?»
Как целует Софи Лорен?
Профессия фотокора дарила встречи и с зарубежными знаменитостями. Во время приезда Софи Лорен в Москву удалось не только сделать снимки, но и успеть проявить негативы и преподнести актрисе готовые фотографии. 
Когда актриса подъехала на «Чайке» к Гостелерадио, из всех окон торчали головы. Люди висели на деревьях, на улице было не протолкнуться. Глава Гостелерадио Лапин в разговоре похвалил наш социалистический строй, но посетовал: «Свободы много, дисциплины ноль! У вас за бугром в рабочее время люди работают, а у нас комитет целый день на улице провёл — вас встречал». Угощали заморскую гостью конфетами из спецбуфета.
Спецзаказы, спецателье и ещё много-много всяких «спец» были приметами того времени. С одной стороны, на полках в магазинах были только вермишель и килька, туалетную бумагу, простите за подробности, лично я увидел впервые в жизни в 25 лет в Москве; с другой — партийная номенклатура ни в чём себе не отказывала. Довелось объехать все советские республики — поражало, что при постоянных репортажах о битве за урожай пшеницу в СССР завозили из-за границы. Но вместе с очередями за хлебом были ещё большие очереди (с ночи), чтобы приобрести подписку на собрание сочинений Лермонтова или Бунина. А билеты в консерваторию на «Реквием» Моцарта раскупали за полгода до концерта.
Кто дружил с министром?
Даже министр МВД Щёлоков встречался с писателями. Мне довелось снимать, как он вручал Шолохову знак почётного милиционера за помощь в строительстве здания УВД в Ростове. Тогда нобелевский лауреат опоздал к министру на несколько часов. Это ожидание превратилось для меня в муку, потому что секретарь министра не выпускал меня ни в туалет, ни покурить. Когда Щёлоков вышел в приёмную, обрадовался моему фотоаппарату: «Вот товарищ мой боевой — служили на Дальнем Востоке. Представляешь, разыскал меня. Сними нас с Боцманом на память».
Раз-два — готово. А на следующий день начались звонки от подчинённых Щёлокова — каждый хотел подарить министру карточку, где тот вместе с другом. Пришла и благодарность от самого министра. А Шолохова я всё-таки дождался. Выслушал, как Щёлоков рассказывал писателю, что нашли украденную скрипку Страдивари, сколько сотрудников погибло, как с гаишниками воюет: мол, сколько их ни корми, а они всё равно в лапу смотрят.
Я не раз бывал в гостях у другого писателя — Виктора Астафьева под Красноярском. В тех краях жила отшельница Агафья Лыкова, статья Василия Пескова о которой стала сенсацией. Однако на родине Астафьева столичная публикация вызвала смешанные чувства. Местные знали о Лыковых, но «не засвечивали», дабы не навредить. В Москве я рассказал Пескову, как относятся к его публикации в Красноярске. Он обиделся, показал письмо Агафьи со словами: «Она бы без меня погибла». Не знаю, кто был прав.
...В моей памяти сотни историй, которые порой кажутся сном. Но стоит взять в руки фотографии, и понимаешь — нет, было. А если спросить, что главное в работе, которой я отдал столько лет, отвечу: вовремя нажать «курок» камеры.
