Знала ли американская разведка о готовившемся 11 сентября теракте? И если знала, то почему не предотвратила его? Как и зачем ЦРУ искало ядерное оружие в Ираке и что нашло? Кому и зачем нужна была война в Ираке и как она готовилась? Как работает и с кем борется ЦРУ? Насколько разведка зависит от подковерной борьбы политических и бюрокрактических группировок в Вашингтоне? Об этом откровенно (насколько вообще откровенным может быть разведчик) рассказывает бывший директор ЦРУ и глава всей разведки США Джордж Тенет. Заняв этот пост в 1997 году, он был вынужден уйти в отставку в 2004 после череды громких скандалов, связанных с утечками конфиденциальной информации и преданием гласности методов и результатов работы ЦРУ в начале ХХI века. В этом отрывке, любезно предоставленном издательством «ЭКСМО», читатели AIF.RU прочитают о том, какова была обстановка в США до 11 сентября и сразу после этого.
Для главы американской разведки наиболее важны отношения с тем человеком, который занимает пост советника по вопросам национальной безопасности, — с человеком, который обязан переваривать все, что сообщали разведывательное сообщество, государственный департамент и министерство обороны, доводить эту информацию до президента и давать ему советы. Сэнди Бергер выполнял свои обязанности с явным энтузиазмом, хотя его резкие манеры порой вызывали недовольство более деликатных членов правительства. Его преемница, Кондолиза Райс, работала при Буше-старшем в Совете национальной безопасности. С самого начала стало очевидно, что Конди крайне дисциплинированна, жестка и умна, но ее подход к работе сильно отличался от подхода ее предшественника. Сэнди был готов в любой момент засучить рукава и броситься в гущу событий; казалось, он получал от этого удовольствие. Напротив, Конди была более отстраненной. Она хорошо знала образ мышления президента, но старалась не ввязываться в политические схватки, в которые Бергер обязательно бы ввязался.
Администрации меняются. Приходят другие люди. Надо приспосабливаться к новой группе, к новым идеям. Как только члены новой администрации занимают посты, за которые они боролись, у них появляется желание оценить ситуацию. И каждая администрация начинает работать очень медленно, двигаясь на ощупь. В любом случае, из-за патовой ситуации с выборами команда Буша начала работу с большой задержкой, и члены этой команды принесли с собой тяжкое бремя отвращения к любым мерам, которым отдавала предпочтение администрация Клинтона. Казалось, что для команды Буша императивом было делать все не так, как делали предшественники.
Замедленный переходный период команды Буша и полностью обновившаяся повестка дня, касавшаяся внутренних и внешних проблем, которые были принесены новой администрацией, оказала, по моему мнению, глубокое воздействие на войну с терроризмом. Дело было не в том, что члены новой администрации не были обеспокоены бен Ладеном или Аль-Каидой или избавились от людей, которые занимались бен Ладеном и его организацией. Практически вся контртеррористическая команда, подчиненная правительству, пребывала в полной готовности. Но на высшем уровне произошла потеря чувства безотлагательности. Если у вас нет личного, непосредственного опыта борьбы с террористами, если вам никогда не звонили в четыре утра с сообщениями о том, что только что взорвали одно из американских посольств или один из американских кораблей, вам трудно понять, каковы последствия потери такого чувства неотложности.
Простой факт заключается в том, что с угрозой терроризма нелегко бороться. Дело не сводится к отправке команд для захвата плохих парней. Необходимо определить политику. Необходимо учитывать роль, которую может сыграть дипломатия. Для того чтобы вникнуть в эти вопросы, администрация должна жертвовать временем.
В течение многих лет было очевидно, что без сотрудничества с пакистанцами вырвать Аль-Каиду из-под защиты талибов почти невозможно. Пакистанцы всегда знали больше того, что сообщали нам, и они подчеркнуто не желали сотрудничать в деле ликвидации террористов. Мое собственное мнение (широко разделяемое в кругах ЦРУ) было таково: на самом деле пакистанцы по-настоящему боялись вовлечения в борьбу на два фронта — с индийцами, стремившимися ликвидировать Пакистан и сделать его частью Индии, и с муллами из Талибана, пытавшимися экспортировать свою радикальную версию ислама из Афганистана в Пакистан. Война с Индией вызывала страшный призрак ядерной конфронтации, но с точки зрения правящих в Пакистане генералов, лучшим способом избежать проникновения идей Талибана в страну и талибанизации ее населения было «держать врага рядом».
Отношения еще осложнялись недоверием и чувством обиды. В офицерском корпусе Пакистана господствовала мысль о том, что у США в Афганистане есть дальние цели, которые остаются нераскрытыми. В частности, пакистанские военные считали, что США стремятся к сохранению в Афганистане нестабильности и хаоса, которые препятствовали строительству газо- и нефтепроводов на территории Афганистана и Пакистана. Расположенность к США, которой нам удалось заручиться благодаря помощи, оказанной Америкой в изгнании русских из соседнего Афганистана, за последние годы испарилась.
Даже в ЦРУ шли споры о том, как действовать в отношении Пакистана, Талибана и Аль-Каиды.
События 11 сентября полностью изменили данный расклад. До того времени новая команда Буша должна была упорядочивать этот невероятно сложный комплекс деликатных вопросов и определять собственную позицию по каждому из них, а также решать, какие действия следует предпринимать и какие позиции занимать. И, по правде говоря, как бы администрация Буша ни старалась провести водораздел между собой и предшествующей администрацией Клинтона, в первые месяцы своей работы администрации Буша удалось преуспеть в решении сложных и противоречивых вопросов не более, чем ее предшественникам.
Мы в ЦРУ определенно испытывали более острое чувство безотлагательности. Было абсолютно очевидно одно: если мы собирались осуществлять планы, подобные тем, что были нами задуманы, то есть если мы намеревались в борьбе с террористами перейти от обороны к наступлению, мы нуждались в новых полномочиях на проведение тайных операций. И позвольте мне снова подчеркнуть одно очень важное обстоятельство: ЦРУ осуществляет политику, а не формулирует ее. Люди, которым была вверена разработка политики, начиная с президента, решают, что нам дозволено делать для достижения целей, которые представляются им важными.
Если бы новая администрация искренне приняла бы концепцию, содержавшуюся в нашем меморандуме «Голубое небо», и предоставила бы нам все необходимые полномочия, смогли бы мы предотвратить события 11 сентября? Не знаю. В конце концов, заговор уже был сплетен, а террористическая угроза нарастала с каждым днем.
Я чувствовал приближение чего-то крупного, но, к моему величайшему недовольству, мы не могли точно определить, что намечается, когда, где и как это произойдет.
Угрожающая информация продолжала поступать практически из каждого уголка планеты. Вот некоторые примеры сообщений, с которыми приходилось сталкиваться моим старшим сотрудникам в месяцы, предшествовавшие 11 сентября.
• Группа пакистанцев планирует удар по американской общине в Джидде, возможно, по американским или британским школам в этом городе.
• По сообщениям, ФАРК, действующая в Колумбии террористическая группа, планирует совершить нападения на несколько объектов в Боготе с применением начиненных взрывчаткой автомобилей. В числе возможных целей — посольство США и торговый центр, часто посещаемый сотрудниками посольства.
• Хезболла готовит крупномасштабные террористические операции в Юго-Восточной Азии.
• Группа экстремистов планирует нападение на посольство США в Сане, столице Йемена.
• Четыре человека с паспортами Саудовской Аравии направляются из Объединенных Арабских Эмиратов в Кувейт для нанесения ударов по американским объектам.
• Трое подозреваемых, которые были арестованы в Малайзии в мае за попытку ограбления, внимательно изучали американские объекты и корабли ВМС США и готовили теракты против американцев.
28 июня 2001 года (я помню дату совершенно точно и столь же живо помню, что произошло в тот день) Кофер Блэк и я давали брифинг о степени угрозы глобального терроризма. Кофер снова пришел с Ричем Б. Именно Рич и рассказывал больше всех. К этому моменту у нас было больше десятка конкретных сообщений о надвигающейся угрозе, сказал Рич. Аналитики Агентства национальной безопасности и Контртеррористического центра, годами следившие за бен Ладеном и Аль-Каидой, считали разведывательные данные беспрецедентными и надежными практически на 100%. По всему исламскому миру исчезали важные оперативники Аль-Каиды, а другие экстремисты готовились принять мученическую смерть. 28 июня Рич закончил брифинг демонстрацией выполненного в PowerPoint слайда и словами: «Основываясь на обзоре всех сообщений, мы полагаем, что в ближайшие недели Осама бен Ладен начнет крупную террористическую атаку на американские и/или израильские объекты». Через пять дней после этого, 2 июля, мы узнали из разведывательных данных, что бен Ладен пообещал приверженцам, что атака близка.
Назвать точную дату теракта было невозможно. Мы также работали над возобновлением сотрудничества с русскими в деле борьбы с терроризмом. Эти отношения долгое время пребывали в застое. В свете связей чеченцев с Аль-Каидой мы считали сотрудничество с русскими важным. До того момента перечень данных, сообщенных нам русскими, был скудным, но мы надеялись на то, что сможем воспользоваться уникальным доступом, который, как мы считали, русские сохранили в Афганистане.
К сентябрю 2001 года два агента независимо друг от друга успешно проникли в тренировочные лагеря террористов на территории Афганистана.
10 сентября, агент, работавший на нас и на разведку одной из стран Среднего Востока, встретился со связником и сообщил, что вот-вот произойдет нечто из ряда вон выходящее. Связник счел сообщение дезинформацией. Впрочем, если бы мы вовремя получили это сообщение, оно показалось бы нам очень похожим на другие предупреждения, полученные в июне, июле, августе и начале сентября, — пугающим, но не конкретным.
Не пройдет и 24 часов, как случится немыслимое. Но для нас то, что произошло, вовсе не было немыслимым. Мы ведь ни о чем другом и не думали.
Утром 11 сентября, дня, который все изменил, в половине девятого я встретился с бывшим сенатором Дэвидом Бореном за завтраком в гостинице St. Regis Hotel, на углу 16-й и Кей-стрит в Вашингтоне. Президента не было в городе. Он совершал поездку по Флориде.
Едва мы начали беседу, как Тим Вард, в тот день бывший старшим офицером моей охраны, сообщил, что в Южную башню Всемирного торгового центра врезался самолет. Я мгновенно понял, что это дело Аль-Каиды. Сопровождаемый Тимом Вардом, я сел в машину и с включенными проблесковыми маячками поехал в штаб-квартиру.
Все случайные фрагменты, которые были у нас перед глазами, начали собираться в картину. Насколько я помню, в первые минуты у меня в голове мгновенно стали выстраиваться связи. Я сразу же подумал о заговоре «Божинка», целью которого был взрыв 12 американских авиалайнеров над Тихим океаном (Имеется в виду заговор, организованный в 1995 году Рамзи Юсуфом и Халидом Шейхом Мохаммедом. Заговорщики намеревались взорвать над Тихим океаном 11 самолетов, совершавших перелеты из Азии в США, а также совершить покушение на Папу Римского Иоанна Павла II и организовать удар управляемого пилотом-смертником самолета по штаб-квартире ЦРУ. Заговор был сорван 6–7 января 1995 года. Bojinka — происходит от сербского слова, означающего «взрыв». — Примеч. пер. ).
Наш безопасный американский мир был перевернут вверх дном. Война с террором пришла в Америку.
Собственно говоря, по дороге от St. Regis Hotel до Лэнгли я был в зоне, недоступной для связи. Это были самые долгие 12 минут в моей жизни. Лишь прибыв в штаб-квартиру ЦРУ, я узнал о том, что пока мы ехали через парк Джорджа Вашингтона со скоростью около 80 миль в час, второй самолет врезался в Северную башню.
Даже сегодня, пять лет спустя, мне трудно описать настроение, царившее в конференц-зале, когда я наконец-то прибыл туда. Ожидать нападения и быть атакованным, видеть, как рушится Всемирный торговый центр — не одно и то же. Ожидание нападения было связано с интеллектуальным напряжением. Ощущения людей, подвергшихся нападению, быстро стали внутренним переживанием, и уровень тревожности в конференц-зале в течение первого часа был чрезвычайно высоким. Через несколько минут после того, как самолет врезался в Южную башню Центра, Контртеррористический центр получил сообщение о том, что потерян, по меньшей мере, еще один коммерческий пассажирский самолет.
Посыпались телефонные звонки. Это были не разведывательные сообщения. Звонили просто друзья и коллеги, встревоженные распространявшимися по Вашингтону слухами и выражавшие надежды на то, что мы сами разберемся, какие слухи истинны, а какие — ложны. А слухи были таковы: в западном крыле Белого дома взорвалась бомба; здания Капитолия и государственного департамента объяты пламенем.
Дело было в том, что мы понятия не имели о том, что правда, а что ложь. Но все интересовались, где будет нанесен следующий удар. Поступали сообщения о том, что несколько самолетов не отвечают на вызовы наземных диспетчеров и, возможно, подлетают к Вашингтону. Несколько сотрудников Контртеррористического центра напоминали нам о том, что однажды члены Аль-Каиды обсуждали идею направить самолет на здание ЦРУ, на верхнем этаже которого мы как раз и находились.
Хотя мы все нутром чуяли, что нападение совершено Аль-Каидой, мы нуждались в доказательствах нашей догадки. Поэтому Контртеррористический центр запросил списки пассажиров самолетов, которые тем утром превратились в оружие. Невероятно, но позднее мне сказали, что первым ответом некоторых бюрократических структур (каких именно, милостиво забыто) было заявление, что такими списками с ЦРУ нельзя поделиться.
Это было вопросом неприкосновенности личной жизни. После мягкого вразумления с использованием ненормативной лексики списки появились. «На борту одного из этих самолетов были некоторые из парней, которых мы разыскивали в течение последних нескольких недель». И он указал на два имени: Халид аль-Мидхар и Наваф аль-Хазми. Впервые мы получили абсолютное доказательство того, в чем я был практически уверен с момента, когда я узнал об атаке: мы переживаем разгар устроенного Аль-Каидой заговора.
Примерно в то же время позвонил вице-президент, который спросил, не ожидаем ли мы новых атак. К этому времени четвертый самолет, принадлежавшие компании United и совершавший рейс номер 93, рухнул в Шэксвилле, штат Пенсильвания. «Нет, — ответил я вице-президенту, — по моему мнению, на сегодня они закончили». Это был интуитивный ответ. Но модель впечатляющей атаки на несколько целей, совершенной в очень узком временном интервале, соответствовала тому, что мы знали об образе действий Аль-Каиды с учетом нападений на посольства в Восточной Африке и других терактов. События происходили в жестком временном режиме. А затем наступала пауза.
В начале десятого, когда я прибыл в Белый дом, резиденция президента была превращена в вооруженную крепость. Впрочем, я был слишком занят чтением бумаг, подготовленных для доклада, чтобы обращать внимание на дополнительные меры охраны. Моя машина попала на парковку не прежде, чем агенты спецслужбы провели меня по длинному, замысловатому коридору в бункер, в котором я никогда раньше не бывал и куда никогда более не попадал. В убежище находились президент и вице-президент, а также Дик Кларк, Райс, Колин Пауэлл, Дон Рамсфелд, председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Хью Шелтон и некоторые другие лица, в том числе Линн Чейни и Лора Буш.
В этом помещении определенно царила военная атмосфера и в тот день там была более высокая концентрация жестких эмоций, чем те, с которыми мне доводилось когда-либо прежде сталкиваться. Собравшиеся испытывали гнев из-за того, что такое могло случиться, шок — из-за того, что это произошло, угнетающую скорбь по погибшим, и чувство необходимости незамедлительно нанести ответный удар, да поскорее. Уже на этой ранней стадии усиливался страх того, что террористы каким-то образом ввезли в США оружие массового поражения и готовы применить его.
В последующие дни, по мере появления новых сообщений этот страх будет распространяться.
В 8.30 вечера президент из Овального кабинета обратился к нации с вдохновляющей и очень честной речью, во время которой впервые огласил то, что получило название «доктрины Буша». «Я отдал приказ всем силам нашей разведки и правоохранительных органов найти тех, кто несет ответственность за это преступление и призвать их к ответу перед правосудием», — сказал президент 80 миллионам слушателей во всем мире. «Мы не станем делать различия между совершившими это злодеяние террористами и теми, кто укрывает их». Для нас, сотрудников ЦРУ, эти слова означали, что все ограничения наконец-то сняты. У нас на полках уже лежал план преследования Аль-Каиды и ее защитников — талибов в Афганистане. Теперь мы могли приступить к осуществлению этого плана. Среди царившей в тот день скорби мы осознали, что нам наконец-то предоставят разрешение выполнить дело, которое, как мы знали, надо было сделать, и дадут необходимые для этого ресурсы.
