«На полках безумная масса книг, а почитать, бывает, и нечего. Что в основном сегодня печатают? Американские романы - любовь, детективы, приключения, и - какой ни открой - на каждом аннотация: бестселлер. Разве это возможно? И где же хорошие книги?»
- Моя боль: книг много, а читателей мало. Раньше было наоборот. Сейчас в день приходит по 100 человек, а раньше - по 700, мы надрывались, работали без обеда.
Интернет отнимает у книг читателей - зачем приходить в библиотеку, если всё можно найти в компьютере, причём в сокращённом виде. А ведь там сплошной винегрет! Невозможно научиться думать так, как начинаешь думать, когда по-настоящему вчитываешься в книгу…
Вместо фронта - библиотека
Между стеллажами она ходит в тапочках: старинный питерский особняк Мусиных-Пушкиных, в котором ещё с 1936 г. расположена Центральная библиотека имени Лермонтова, - для неё дом родной. «Больше полувека я в этих стенах и не заметила даже, как годы пролетели…»
- Мои бабушка с дедушкой, по-видимому, были дворянами, но я ничего о них не знаю - это сейчас можно говорить, что хочешь, шутить над президентом, а после революции сжигали фотографии родственников, если они были в мундирах, люди были закрыты настолько, что родители даже ничего про бабушку с дедушкой не рассказывали. В 37-м папу арестовали как врага народа, дали 10 лет без права переписки. Мы уже знали, что это означает расстрел, но всё равно ждали его домой, писали письма Берии. Маму выслали на 3 года, но она и в ссылке продолжала петь: «В бой за Сталина, в бой за Ленина!» - пела от сердца…
Спустя много лет, когда с полок сметут Пастернака и Солженицына, Зинаида Бернацкая будет относить книги в цензурный комитет и сдавать в утиль: за ослушание заведующий библиотекой мог поплатиться и работой…
- Когда началась война, я работала кассиршей на станции Луга. С последним эвакопоездом мы с мамой уехали из города, а сестра с тётей остались в Ленинграде. И они не продали, не сожгли в блокаду ни одной книжки из нашего дома - потому что, если сделать это сегодня, завтра станет ещё хуже. У нас с сестрой всегда были очень скромный рацион и потребности организма, поэтому нам легче было переносить голод, а те, кто всегда жировал, погибали быстрее. Я выучилась на санитарку и хотела на фронт, но меня не взяли как дочь врага народа. И после победы я пошла в библиотечный техникум. Чувство победы всей страны - чувство великое: понимаешь, что самое главное - это твоя Родина. Это чувство и давало силы, и подчиняло себе. А тем, кто блаженствует сейчас, важно только их благополучие…
Запах времени
Мы сидим в запаснике: здесь хранятся старые, дополнительные экземпляры, здесь её рабочее место - вклеивать магнитные полоски в новые книжки, «чтобы читатели не унесли». В старых книгах не чувствуешь запаха типографской краски - в них только запах времени и чужих рук… Уходящая натура, Зинаида Петровна, последний экземпляр, - женщина, весь свой век проведшая среди книг.
- Раньше библиотекарь был ближе к читателю. Сейчас он ходит в одиночестве среди полок - ну и пусть ходит, ищет, - и бог с ним, а раньше, если не находилась нужная книжка, мы сразу бросались на помощь, старались помочь, к читателю был более душевный подход.
Да и читатель сам изменился: раньше в основном приходила молодёжь, читала русскую художественную литературу, а сейчас всё больше пенсионеры, причём женского пола, читают мемуары и книги по сериалам, которые идут по телевизору. Сейчас в библиотеке аудитория - как в филармонии.
Моя внучка читает электронные книги, а мне нравится держать том в руках, чувствовать его объём, размер листа, мне важны шрифт, иллюстрации, важно, чтобы книга была под рукой. Я даже «Аргументы и факты» выписываю на дом, хотя могу прочитать у нас в библиотеке, - наверное, привычка старого человека. Прочитанные экземпляры «АиФ» дочь, старший научный сотрудник Русского музея, отдаёт музейным смотрителям, которые сидят по углам в залах…
Я думаю, бумажная книга выживет - но не для всех. Библиотека, наверное, тоже, ведь мы - это последний бесплатный элемент культуры. Но почему все думают, что библиотека - это что-то ущербное, серое, убогое? Она давно изменилась.
Хотя и я в ней по-прежнему есть.