Обида из-за Ельцина
Ефремовых - отца и сына - часто пытаются сравнивать. Оба состоялись как актёры и как театральные режиссёры. Они и внешне очень похожи, и голоса - не отличишь. Михаил подобных сравнений не любит. Говорит: «Мы абсолютно разные люди, и у нас разные судьбы». Однако в ответ на вопрос: «В чём ваше главное сходство и отличие?», признаётся:
- Мне очень хочется надеяться, что я унаследовал хотя бы десять процентов его потрясающего обаяния. Ну а если говорить об отличиях, то главное из них - терпение. В работе с людьми, в человеческих отношениях отец проявлял фантастическое терпение. Для режиссёра, для актёра это очень ценное качество. Я же человек нетерпеливый, вспыльчивый. У меня нет той мудрости, которая была у него.
В творческих семьях, каковой, безусловно, была семья Олега Ефремова, профессиональная ревность, долгие обиды - дело обычное. Можно вспомнить немало примеров того, как отцы и дети в артистических семьях не разговаривали друг с другом годами. В семье Ефремова всё было по-другому.
- Затяжных обид, ссор у нас никогда не было. Конечно, сиюминутные вспышки с моей стороны случались, но они очень быстро улетучивались. Олег Николаевич был очень ласковым отцом. Обзаведясь собственными детьми, я вспоминал свои детские годы и опять же поражался терпению папы. Помню, что, даже когда он говорил что-то серьёзно или пытался быть строгим, я не мог сдержать улыбки, глядя на него. Однажды он вызвал нас с сестрой на кухню для серьёзного разговора. Мне тогда было лет 16. Только он начал говорить, как я просто повалился на пол от смеха. Дело в том, что он не умел читать нотации и никогда этого не делал. А тут вдруг решил попробовать. У меня эти попытки вызвали только смех и умиление.
Свою строгость в воспитании отец проявлял по-другому. Например, когда меня, студента Школы-студии МХАТ, забрали в армию, он никак не пытался меня, как говорят сейчас, отмазать. Мама мне как-то показывала армейские письма, в которых я писал: «Простите, я больше никогда не буду вас расстраивать! Заберите меня отсюда! Я буду себя хорошо вести». Забирать меня отец не стал, хотя, думаю, мог это сделать. Однажды, проезжая мимо моей части, он зашёл на часок. Наверняка он тогда сказал моим армейским начальникам, чтобы за мной построже присматривали. Сейчас я думаю, что он абсолютно правильно поступил.
Мы с отцом если и обижались друг на друга, то из-за таких вещей, которые сейчас и вспоминать смешно. Например, в какой-то момент я обиделся на него из-за разницы в политических взглядах. Отец был за Горбачёва, а я за Ельцина. Да-да, сейчас это смешно вспоминать, а тогда… Кстати, к слову об обидах: как-то я ставил пьесу Ивана Охлобыстина «Злодейка, или Крик дельфина». И вдруг в процессе репетиций с ужасом узнаю, что Охлобыстин собрался вступать в КПРФ. Я тогда сказал: «Всё, не буду ставить его пьесу! Пусть катится куда подальше!» Отец тогда очень долго надо мной смеялся. Пьесу я в итоге поставил, а Ванька всё-таки не стал вступать в партию.
- В быту отец действительно был абсолютно непритязательным человеком. На завтрак - два яйца в мешочек, чай, бутерброд. Хотя у него была пара любимых блюд - суп с потрошками и немецкое «айс-байн» - свиная рулька с капустой.Об Олеге Ефремове много написано, как о выдающемся актёре, реформаторе отечественного театра, великолепном режиссёре. При этом мало кто знает, каким он был в быту. По признанию некоторых его коллег, быт его вообще не интересовал, и он плохо представлял, сколько, например, стоят хлеб и колбаса. А когда на худсовете актёры жаловались: «Олег Николаевич! Что-то у нас с зарплатами не очень!», делал удивлённое лицо.
К одежде отец также относился весьма спокойно. Вещи для него не играли большого значения, хотя носить их он умел элегантно. Когда папа уезжал за границу, мы с сестрой, будучи подростками, писали целые списки, что нам привезти из одежды, рассовывали их ему в разные карманы - чтобы точно уж не забыл (смеется). Отец говорил: «Ну, Настя, понятно - она девочка. А ты с чего такой шмоточник?».
Отец любил, чтобы и в доме, и в жизни был порядок. Регулярно составлял себе письменные планы. Размечал всё по пунктам. Поэтому, наверное, он так много успевал, так многое у него получалось. Это качество досталось ему от отца - ведь он сын бухгалтера. Олег Николаевич и мне старался привить привычку планировать свою жизнь. Когда мне было лет 8-10, я писал для него регулярные отчёты за неделю. Выглядели они примерно так: «В школе получено столько-то двоек, столько-то троек, пятёрка по пению». А в конце - «пожелания и просьбы». Например, выдать два рубля сорок пять копеек на мороженое, жвачку и новый футбольный мяч.
Портсигар, как у Брежнева
Известно, что Олег Николаевич был заядлым курильщиком и умер от болезни лёгких. Несмотря на тяжёлую болезнь, он никогда не жаловался. По воспоминаниям коллег, в последние месяцы жизни на Ефремова было тяжело смотреть. Начались проблемы с ногой. Он приходил на репетиции с костылями. В левой руке держал трубочку, тянувшуюся от баллона с кислородом, а в правой - сигарету «Мальборо». Привычку курить он так и не смог победить, хотя, оказывается, неоднократно пытался это сделать.
- Помню, в какой-то момент отец обзавёлся портсигаром, который открывался по часам. То есть, если ты достал из него сигарету в час, то следующую раньше двух не получишь. Отец привёз его из какой-то зарубежной поездки. Такой же портсигар, говорят, был у Брежнева. Очень радовался приобретению. «Уж теперь-то я точно брошу курить!», - говорил он. Не бросил… Потом пробовал всевозможные мундштуки, фильтры. Но от сигарет так и не отказался. Понимаете, в сигаретах была романтика того времени. На одной из любимых моих фотографий Олег Николаевич сидит в тёмном зале «Современника», над ним светит лампа и в её свете вьётся сигаретный дым. И вот этот дым - он был частью культуры той эпохи.
Об Олеге Николаевиче всегда ходило много слухов и домыслов. Писали, что он часто и много пил, что крутил множество романов на стороне, что нажил массу заклятых врагов и вообще наделал много ошибок в жизни. Ефремов-младший эти слухи никогда не комментировал. Считает, что отцу бы это крайне не понравилось. Да и писать мемуары Михаил также зарёкся.
- Чего-чего, а писать я не умею точно. И потом, я не знаю жизнь настолько полно и глубоко, чтобы всё понять и изложить. Я понимаю характер отца, причины его поступков на уровне каких-то волн, атмосферы. А это очень трудно передать на бумаге.
