Последние десятилетия круто изменили нашу мораль, меры оценок, историческую память. Издержки этих перемен состоят, в частности, и в том, что многие достойные люди (учёные, инженеры, писатели), чьи имена были десятилетиями на слуху, ушли и уходят в мир иной забытыми, обделёнными, обиженными. Всё чаще почести воздаются не тем, кто думал о благе страны, работал для неё, а «авторитетным бизнесменам», «авторитетным политикам», «авторитетным шоуменам». Словом, тем, кто может проплатить «момент славы». Хорошо, что В. Тихонова похоронили достойно.
Его смерть затронула не только культурную общественность. По сути, прощание было народным. Чем же уход Вячеслава Тихонова так взволновал нас, так всколыхнул страну?
Вместе с народом…
Творческий путь актёра был столь долгим, что вместил в себя многие этапы жизни страны, которая ещё совсем недавно называлась Советский Союз. Несколько поколений «советского человека» прожили жизнь вместе с Тихоновым. Вместе с ним менялись наши представления о том, что такое хорошо и что такое плохо.
Многие из нас родились «вместе с ним» в деревне Пеньково, побывали в рубахе простого деревенского парня, пережили вместе с ним первую сельскую любовь на фоне покосившихся плетней, плакучих ив и незамысловатых песен. Вместе с князем Андреем из фильма «Война и мир» мы учились служить Отечеству, понимать, чем богатство души отличается от богатства кошелька. Учитель истории из «Доживём до понедельника» заставил нас (многих впервые) задуматься о том, что высокая мораль может быть и чистой, и фальшивой. Что за высокими партийными словами и лозунгами о справедливости, равенстве, правде многие годы накапливалась плесень официальной лжи и исторического самообмана, которые в конце концов и привели к тому, что В. Путин назвал «величайшей катастрофой ХХ века», - к развалу СССР.
И наконец, вместе с Вячеславом Тихоновым мы пережили «Семнадцать мгновений весны» - этот, может быть, самый загадочный из всех советских фильмов. Фильм, в котором почти ничего не происходит, в котором действие тягуче-медлительно, где нет никаких кинематографических изысков и спецэффектов, но который завораживал миллионы зрителей каким-то тревожным и многозначительным подтекстом.
Сегодня, когда раскрыты многие архивные документы, когда доступными стали честные исторические книги, когда прочитаны «Архипелаг ГУЛАГ» и «Колымские рассказы», мы видим этот подтекст яснее. И яснее понимаем, почему так грустны на протяжении всего фильма глаза Вячеслава Тихонова, почему такой обречённой кажется его улыбка.
За этой кинематографической и актёрской недосказанностью - все трагические повороты нашей истории: разгром Церкви, изгнание интеллигенции, раскулачивание и последующее обнищание русской деревни, политические процессы 30-х годов, массовые репрессии 37-го, заигрывание с нацистской Германией, ликвидация верхушки советской армии и жестокая расплата народа за ошибки и преступления вождей…
Штирлиц в исполнении В. Тихонова вырос вместе с этой «системой», он знал её изнутри и, конечно же, догадывался (как догадывался породивший Штирлица Юлиан Семёнов) о том, что ждёт его и нас впереди. И в прошлом, и ещё на многие годы вперёд страну и народ преследовал страх. Он преследовал согласных и несогласных, вождей и рядовых рабочих, политиков (вспомним судьбу Н. С. Хрущёва) и избирателей (попробуй не пойди голосовать!), чекистов и тех, за кем чекисты приходили по ночам…
Что осталось?
Наивно думать, что, проводив В. Тихонова, мы распрощались с той страной и с теми образами, которые он так талантливо воплощал на экране. Наследие Страны Советов и «советского образа жизни» огромно и живуче. Мы сталкиваемся с ним каждый день. Это и типично советское «забалтывание» проблем, и нескончаемая череда обещаний «построить», «осуществить», «углубить» и «модернизировать» страну к такому-то году. Это и возрождающаяся практика пустых и помпезных «съездов победителей». И полная безответственность бюрократии. И административная беспомощность власти с её импровизированными «решениями», «указаниями», «поручениями» и «взятиями под контроль». С её механизмом управления, состоящим из бесконечной череды «селекторных совещаний», государственных советов, «круглых и квадратных столов», «форумов», выездных сессий, за которыми, кроме раздачи обещаний, прогнозов, а иногда и даров, ничего не следует.
И наконец, как и при коммунистах, полное непонимание населением того пути, по которому нас ведут «партия и правительство». Ровесники В. Тихонова в течение многих десятилетий слышали о «строительстве социализма», потом о «развёрнутом строительстве коммунизма», потом об «ускорении», потом снова о «строительстве социализма», но уже с «человеческим лицом», и т. д. Но так и не поняли, что это такое. Не поняли, почему Западная Европа, не объявляя никаких великих строек и не надрывая горло лозунгами, живёт лучше и веселее.
Внуки Штирлица сегодня снова слышат эти патриотические лозунги, их снова зовут на демонстрации «в поддержку чего-то», их снова учат обожать «любимых вождей» и одобрять намеченный партией «светлый путь». Но, как и тридцать лет назад, они не понимают, при расцвете какой демократии живут и что их ждёт на этапах нового большого пути. Власть всё время тасует политические карты, играя то в «суверенную демократию», то в «управляемую», то в «социальное государство». Скептики прилагают к этой демократии другие, менее благозвучные эпитеты: административная, бюрократическая, теневая, силовая… Ну а народ, заглядывая в собственный кошелёк, выводит свои, совсем уж некрасивые названия: бандитская, коррумпированная, лакейская...
После трагического пожара в Перми, когда на глазах у всей страны, в прямом, можно сказать, эфире горели под шипение фейерверков все эти демократии вместе взятые, люди, возможно, придумают для нашего общественного бытия ещё какое-нибудь нетривиальное название. Какое?
